Юрий Корчевский. Контрразведчик. Сатрап 3

ГЛАВА 1. «ВОЙНА»

На германском фронте после первых успехов русских войск наступило неустойчивое равновесие фронтов. Да по-другому и быть не могло, с начала века появились новые виды оружия. Тот же Хайрем Максим снабдил воюющие стороны пулемётами, этими косами смерти. Сколько атак захлебнулось, едва солдаты выбрались из траншей! Два – три пулемёта вполне могли сорвать наступление батальона. А ещё появились бронированные монстры. На Западном фронте англичане применили танки, которых у немцев не было. Против них пулемёты бессильны. Немцы в панике бежали. У всех воюющих армий сразу появились броневики. Казалось – найден лёгкий выход. На шасси грузовика поставить бронированную коробку и вооружить пулемётом, а то и двумя. Да не вышло виктории. У броневиков проходимость по полю боя скверная – воронки от снарядов, траншеи, окопы, грязь после дождя. И с танками они бороться не могут, пушка нужна.

Потому воюющие армии закопались в землю. Блиндажи, траншеи, окопы, да зачастую с бревенчатыми накатами. А перед передовыми позициями колючая проволока, от одного до пяти рядов. Попробуй пехотинец их преодолеть! Однако позиционная война ни одной стороне преимуществ не давала. Воюющие стороны стали применять массированные артиллерийские обстрелы неприятеля, причём на ведущее место вышли гаубицы крупного калибра, которых в русской армии остро не хватало. Да ещё немецкий рейхсвер применил впервые в новейшей истории химическое оружие – газообразный хлор и иприт. Сначала на французских позициях – реке Ипр, потом хлор у русской крепости Осовец.

Стратегия генералов, закончивших академии и военные училища, не поспевала за развитием техники и технологий. Кто мог предполагать ещё несколько лет назад применение авиации всеми сторонами? Первоначально использовали самолёты и дирижабли для разведки. Когда пилоты противоборствующих сторон встречались в воздухе, палили друг в друга из пистолетов. Довольно быстро на аэропланы установили пулеметы, и появилась истребительная авиация. Русский инженер Сикорский сконструировал ещё перед войной многомоторный самолёт «Илья Муромец» и приспособил его под военные нужды, как бомбардировщик, хотя и слова такого не существовало ещё.

Пётр Великий ещё в начале восемнадцатого века пригласил в страну иноземцев, сведущих в морских, воинских делах, а так же в производстве. Многие переселились – немцы, голландцы, шведы, да всех не перечесть. Мирно жили, приняли подданство российское. А как война с немцами началась, пошли погромы и фабрик и домов, которыми немцы владели. Да ещё русские монархи в жёны брали принцесс немецких. При первых неудачах на фронте слухи поползли – измена в верхах. Дескать – немецкая императрица германским шпионам все замыслы российского Генштаба передаёт. Хотя не было такого, иначе бы Охранное отделение в курсе было. Либо люди глупые эти слухи распускали, либо иностранные деньги отрабатывали.

Европа, особенно англичане, спали и видели, как обескровить главных конкурентов – Германию и Россию. Чем больше они друг друга перебьют, тем лучше Британии. У Англии положение лучше, чем у Франции, её от континента пролив Ла-Манш отделяет. А Соединённые Штаты вообще за океаном и ни одна мировая война до их территории не докатилась. Для американцев любая война выгодна. И в первую мировую промышленность их в полную силу работала, продавала вооружение и боеприпасы, в том числе и России.

Безусловно, германская шпионская сеть в России была. Возглавлял германскую разведку Вальтер Николаи. В России один из центров немецкой разведки располагался в гостинице «Астория». Здесь были штаб-квартира Зигфрида Рая, барона Лерхенфельда и Канцельбогена. Они собирали информацию и переправляли её в германское посольство в Швеции, оттуда она попадала в фатерланд.

Многие кампании или заводы в России принадлежали немцам, либо владели акционеры, а управляющим был немец. Как пример – компания «Сименс и Хальске», «Сименс Шуккерт», «АЕГ» были русскими филиалами немецких фирм. Делали электрооборудование, в том числе электродвигатели для кораблей и подводных лодок Российской империи. Германская компания «Книп и Вернер» имела филиал в Риге, и её директор Рудольф Цизе передавал головной компании все планы о работе на верфи.

Российско-американская компания «Треугольник» и обувная «Скороход» принадлежала немцам. Заводы открыто поставляли через Швецию в Германию шины, резиновые изделия, обувь. Немцы владели контрольными пакетами акций или были управляющими во многих банках.

Внешнеторговый, Сибирский, Петроградский международный, Дисконтный, Азово-Донской. Банкам на правах собственности принадлежали крупные заводы – Коломенский, Исетский, Сормовский, многие шахты. И банкиры тормозили финансирование, как могли. Хуже того, начали спекулятивные сделки с продовольствием. Скупали крупные партии подешевле, взвинчивали цены и поставляли на оптовые склады. Либо поставляли окольными путями продовольствие в Германию. Высокие цены вызывали недовольство населения, зрели бунты, недовольство властью. Мало того, поражения русской армии весной и летом 1915 года, потери значительных по площади и населению территорий вызывало недовольство в среде буржуазии.

А ещё почти все революционно настроенные до начала войны партии раскололись. Например эсеры, прежде идейные и непримиримые враги царизма стояли за продолжение войны до победного конца, на время военных действий прекратили всяческие действия против царя и государственного аппарата. Напротив, большевики провозгласили лозунг «За превращение войны империалистической в гражданскую!». Либералы пугали всех надвигающейся революцией, но боялись её и старались не допустить.

Царь же делал шаги непродуманные, во многом по советам своего окружения. Например – распустил Государственную Думу.

Партия большевиков по численности невелика, к концу 1916 года было всего двадцать четыре тысячи членов. Но сосредоточены они были в Санкт-Петербурге и Москве, самых промышленно развитых городах. Перед началом войны, в 1914 году рабочих было 18 млн. 238,9 тыс. человек. С мобилизацией в армию ушли немногим больше 400 тысяч. Нагрузка на оставшихся увеличилась, рабочий день удлинился до 11,5 часов. Рабочие стали получать больше, но инфляция съела покупательную способность рубля.

С началом войны были запрещены стачки, за участие в них установили уголовную ответственность. Активистов судили, а рядовых участников заносили в «чёрные списки», увольняли, призывали в действующую армию.

Недовольство в тылу было вызвано не только подстрекательством активистов разных партий, но и реально ухудшившимся снабжением. После первого года войны потребление упало на 25%, на второй год на 43%. Покупательная способность рубля за три года войны упала вдвое. Несмотря на указы о запрете стачек с 1914 года по конец 1916 произошло 5794 стачки, но из них с политическими требованиями 1904, треть. Народ хотел хлеба, ему было не до политических игрищ.

Труднее всего пришлось селу. Рабочие на заводах имели бронь от призыва. Забери их и всё военное производство встанет. В армию мобилизовывали сельских мужиков. Привыкшие к тяготам, они составляли костяк армии. Малограмотные, с трудом осваивающие воинские специальности, требующие знаний на уровне хотя бы начальной школы – артиллеристов, механиков. А уже флотские специальности зачастую требовали хотя бы семи классов – дальномерщики, наводчики, торпедисты, турбинисты машинных отделений. Без мужиков урожаи упали, усугубив продовольственную ситуацию. До войны Российская империя успешно торговала зерном, пенькой, мёдом, лесом на заграничных рынках. С 1915 года нуждалась в этих товарах сама. Правительство не сидело сложа руки. Делегации посещали Англию, Францию, Соединённые Штаты, делали заказы на порох и взрывчатые вещества, винтовки и пулемёты, грузовики, броневики, пушки, корабли и артиллерию. Европейцы и американцы золото российское брали охотно, но заказы выполнять не торопились. В первую очередь выполняли заказы для своих армий. А когда в России грянула февральская революция, поставки затормозили, после большевистского переворота их заморозили вовсе, но золото не вернули. Десятки и сотни тонн растворились в банковских хранилищах.

Для Охранного отделения служба в чём-то стала проще и легче, в чём-то труднее. Одно то, что самая многочисленная и боевая партия эсеров на время войны прекратила политическую борьбу, покушения на чиновников, экспроприации, уже сняло много забот. Часть большевиков с мобилизацией ушла на фронт, но оставшиеся вели активную подрывную деятельность. Преувеличивали мнимые и реальные ошибки правительства и военного министерства, нагнетая обстановку в столице и крупных городах. Их соратники на фронте разлагали солдат. Обещаний со стороны большевиков было много. Для селян главный вопрос о земле. Народ простой, легковерный, на пустые обещания купились, пошли под знамёна большевиков и были жестоко обмануты. Но это позже.

А вот немцы, работавшие в стране легально, сильно усложняли жизнь. Чтобы их арестовать и выслать, требовались серьёзные доказательства вины. Если завербованную агентуру немецкой разведки ещё можно было поймать на «горячем», то сами резиденты вели себя осторожно. У Германии был Вальтер Николаи и сеть разведывательных школ, чего не было ещё в Российской империи. Сотрудники Охранного отделения из бывших армейских офицеров, прошедшие краткосрочные курсы. Училищ по подготовке контрразведчиков не было, хотя потребность была великая. Вся тяжесть борьбы с германской агентурой легла на Охранное отделение, Отдельный корпус жандармов, полицию. Даже в армии не было структуры контрразведки. Как итог – ни кадров, ни канцелярии, ни структуры, ни денег. Получалось – драка растопыренными пальцами против опытного кулачного бойца.

Первого немецкого шпиона Матвей арестовал в феврале 1915 года. Оказался русским, завербованным немцами, предал родину за деньги, как Иуда Христа. Вышел на него Матвей случайно. По служебным делам был на Адмиралтейских верфях. Обратил на себя внимание человек. Мужчина средних лет, судя по одежде, не рабочий, а служащий. В сухом доке стояла на ремонте подводная лодка. Ещё не совершенные, практически ныряющие, поскольку долго находиться в подводном положении не могли. Тем не менее, имели на борту торпеды, оружие грозное даже против больших кораблей. Мужчина воровато оглянулся, прошёлся от носа лодки до кормы, причём не прогулочным шагом, а явно измеряя длину субмарины. Матвею поведение мужчины показалось подозрительным. Если он имеет допуск к работам, у него есть чертежи, зачем тогда измерять? Выходит – либо посторонний, либо из сотрудников, не имевших допуск к чертежам. На верфи вполне могли попасть не сотрудники. Проходили по пропускам поставщики комплектующих, представители некоторых государственных организаций.

Матвей решил проследить за гражданином. Филёров вызывать – так они явно не успеют, придётся самому. Благо – он в цивильной одежде. Жандармская униформа привлекает излишнее внимание, Матвей старался её лишний раз не одевать. Следил, держась на расстоянии. Да мужчина и не проверялся, ни разу не обернулся. Обычно, чтобы не показать, что опасается «хвоста», объект делает вид, что завязывает развязавшийся шнурок на ботинке. Тогда полуоборот назад естественно выглядит. Женщины же смотрятся в карманное зеркальце. Кто заподозрит в чём-то предосудительном даму, которая проверяет – в порядке ли макияж? Не размазалась ли губная помада, не растрепал ли ветер волосы? А этот, с верфи, шёл как ледокол. И прямым ходом в гостиницу «Астория». Для Матвея не секрет, что там гнездо немецкой разведки. Только человек уж совсем наивный или глупый прямиком пойдёт в немецкое посольство. Тем более, с началом войны, сотрудники посольства уехали через нейтральную страну, в данном случае в Швецию. Снаружи охрану посольства несла русская полиция. Аналогично поступили немцы. Всё же тогда ещё действовали традиции и не писаные правила. Перед началом войны страна – агрессор вручала ноту за три дня, давая время вывезти дипломатов, завершить какие-то срочные дела. Позже Гитлер презрел все традиции, его примеру последовали другие.

Ждать объект пришлось около получаса. В центре города укрыться от внимательных взглядов негде. В Санкт-Петербурге стена одного дома примыкает к другому. Ни деревьев, ни лавочек. Фланировал неспешно в сотне метров. Опасался, как бы ни упустить объёкт. Кто знает, на какие заводы и фабрики имеет доступ этот тип. Даже если сведения его незначительны, то вкупе с данными других могут дать полную картину. Как говорится – курочка по зёрнышку клюет и сыта бывает.

Всё же уловил момент, когда мужчина вышел. Явно повеселевший, он направился в ресторан на Казанской. Видимо, не в первый раз. Потому как бросил подошедшему официанту.

- Как всегда!

Матвей слышал через приоткрытую дверь из вестибюля. По случаю войны часть персонала сократили – гардеробщика, метрдотеля. Да и меню стало значительно короче, а цены выше.

В зале всего два человека и обращать на себя внимание объекта не хотелось. Вышел на улицу. И был бы один, да в Казанском соборе закончилась служба, высыпал народ.

Матвей злился. Что можно делать в ресторане целый час? Оркестр не играет, танцев нет. Впрочем, в зале ресторана женщин нет, танцевать не с кем.

Объект вышел, физиономия довольная, сытая. А Матвей есть хотел, да устал, с утра на ногах. Объект пересёк Екатерининский канал по Мучному мосту и зашёл в парадное дома по Москательному переулку. Матвей забежал в парадное следом, успел увидеть, как объект мелькнул на лестнице перед третьим этажом, потом щелчок дверного замка и хлопнула дверь. Немного выждав, Матвей поднялся на третий этаж. Ага, квартира номер девятнадцать. Спустившись, нашёл дворника, показал жетон.

- Слушаю, ваше благородие.

- Кто в девятнадцатой квартире живёт?

- Так мещанин Иванов.

Мещанином называли человека, имевшего свою недвижимость – квартиру или дом и живущего работой – либо ремеслом, либо торговлей, либо промыслом. То есть не наёмный работник, продающий свои руки владельцу фабрики или мастерской. Обычно это человек, твёрдо стоящий на ногах, по наблюдениям Матвея, обычно они в политических партиях не состояли и тем более не участвовали в акциях, вроде маёвок или, упаси господи, в экспроприациях. По мировоззрениям обычно монархисты, желавшие спокойной, размеренной жизни без потрясений. Тем удивительнее для Матвея видеть в мещанине германского шпиона. Или алчность, возможность заработать на предательстве своей Родины деньжат, перевесила порядочность, патриотизм, да даже здравый смысл.

- А чем занимается господин Иванов?

- Не могу знать.

- Семейный ли человек?

- Вдовец, о прошлом годе супружница преставилась, а детишков Господь не дал.

- Выпивает?

- Исключительно по большим праздникам. Видел как-то, бутылку «Смирновской» покупал в магазине. Но чтобы пьяным – никогда. И табаком не балуется.

- Друзья – приятели к нему захаживают ли?

Дворник задумался.

- Не припомню, вроде нет.

- Ладно, благодарю за службу. О нашем разговоре – никому!

- Нешто мы не понимаем?

От дома Иванова Матвей сразу в полицейский участок. Здесь на Иванова учётная карточка. Уроженец Пскова, образование – гимназия, вдовец, владеет двумя магазинами, один по продаже швейных машин, другой – по торговле велосипедами. Под следствием не находился, в компрометирующих действиях не замечен, в политических движениях не участвует, благонадёжен. Характеристика почти полная, только последний пункт о благонадёжности вызвал у Матвея сомнения. Да и то их подтвердить надо фактами. На верфи был? Ещё не преступление, как и визит в «Асторию».

Может – приятель у него там работает или знакомый из другого города приехал и там остановился. Служба научила не делать поспешных выводов.

В Охранном отделении под наблюдением данный гражданин не состоял. Тем не менее, Матвей оформил заявку на наружное наблюдение филёрами. Выудят что-нибудь интересное, надо будет объект разрабатывать.

Несколько дней занимался повседневными делами – отчёты, подчинённых заслушивал, давал указания, Иванов на второй, а то и на третий план отошёл. Как вдруг вечером телефонный звонок из службы наружного наблюдения.

- Матвей Павлович, по вашему объекту кое-что интересное есть. Мне зайти или вы заглянете?

- Сейчас буду.

Начальник наружной службы недавно сменился, но штабс-ротмистр опыт работы имел изрядный. Поздоровались, Матвей на стул уселся.

Главный филёр ему несколько листков протянул.

- Рапорты агентов о наблюдении.

Три листка за три дня. Первый день наблюдения – ничего предосудительного. Занимался магазинами. Зато на второй день к полудню, подошёл в столовую, что напротив Путиловского завода. Завод один из крупнейших в городе, выпускает и пушки и броневые плиты и много чего ещё. Завод не казённый, а частный, но, к примеру, выпускал трёхдюймовых полевых пушек больше, чем все остальные пушечные заводы – Обуховский, Пермский.

У Матвея сразу интерес к Иванову. Что торговцу велосипедами надо на Путиловском заводе? А интерес у мещанина был, поскольку филёр зафиксировал встречу объекта с сотрудником завода. Причём Иванов передавал сотруднику деньги. Старался сделать передачу незаметной, да сотрудник неловким оказался, несколько купюр уронил, наклонился доставать, потом сложил и в карман сунул. Конечно, деньги могли быть карточным долгом, но обычно такой долг отдают не в обеденный перерыв, а вечером, за игральным столом.

В общем, подозрения усиливались. Да ещё в обществе ходили разговоры об измене, о предательстве в верхах. Весной 1915 года обнаружились просчёты Генштаба при планировании запасов вооружения и боеприпасов. Так, мощности трёх оружейных заводов страны – Сестрорецкого, Тульского и Ижевского позволяли до войны выпускать по 525 тыс. винтовок в год. Но быстрыми темпами наращивали производство и к началу 1917 года выпускали уже 1 млн. 600 тыс. винтовок в год. В первый же год войны дефицит винтовок составлял 7 млн. и сокращался медленно из-за потерь на фронте, из-за необходимости вооружать всё более возрастающее количество мобилизованных.

Пулемёты выпускал только Тульский оружейный завод, до 700 штук «Максимов» в год. В войсках и на складах имелось 4157 штук. За годы войны выпуск пулемётов вырос в 25 раз, до 28 тысяч. Но потребность армии была 110 тысяч. Из Америки было доставлено по закупкам 33 808 штук. Пред началом войны, в 1914 году Российская империя имела в армии 7 088 орудий, из них крупного калибра только сорок. В войсках же Германии и Австро-Венгрии пушек было 14 446, в том числе тяжёлых крупнокалиберных 996.

Заводы бы и рады увеличить производство, однако испытывали острый недостаток в металлообрабатывающих станках, инструментах, качественной стали. Станки и инструменты почти все заграничные – немецкие, французские, английские.

На флоте ситуация была не лучше. Например, на Балтике у России была бригада подводных лодок из двух дивизионов. Лодки первого дивизиона имели «рыбные» имена – «Минога», «Акула», «Макрель», «Окунь». Создавались под руководством полковника И.Г. Бубнова ещё во время русско-японской войны, уже безнадёжно устарели. Самое скверное – на лодках стояли немецкие двигатели, которые выработали свой ресурс, нуждались в капитальном ремонте. Только одна лодка – «Акула», могла двигаться самостоятельно. Другие выводились на позиции буксирами. Кроме того, торпеды были несовершенны, имели конструктивные недостатки, не выдерживали погружения, тонули. Потому в 1914 – 1915 годах дивизион не смог одержать ни одной победы, не был потоплен ни один корабль.

Конечно, отсутствие громких побед на фронте и на море порождало разговоры о предательстве в царском окружении, о бездарности генералов. Большую лепту вносили большевистские агитаторы на фронте и в тылу. На фронте они разлагали армию изнутри, в столице множили слухи о предательстве, в том числе военного министра В.А. Сухомлинова. Генерал от кавалерии участвовал в боевых действиях, имел множество наград. Решения принимал быстро, но к глубокому анализу событий и выводам был не способен. С 02 декабря 1908 года занимал пост начальника Генштаба, а с 11 марта 1911 года пост военного министра. Его трудами был создан императорский военно-воздушный флот, автомобильные части, пулемётные команды и военная контрразведка, пока довольно слабая.

Из-за множащихся слухов, да ещё нашёптыванию государю почти ежедневно, царь обвинил Сухомлинова в неспособности руководить армией и 12 июня 1915 года уволил генерала с поста министра. Началось расследование, 21 апреля 1916 года он был арестован, находился в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Потом был выпущен под домашний арест, снова арестован, его осудили и поместили в «Кресты». В возрасте семидесяти лет по амнистии был освобождён большевиками, сразу выехал с женой в Финляндию, откуда в Веймарскую республику. Умер второго февраля 1922 года и похоронен на русском кладбище Тегель в Берлине.

Филёр попался опытный, со стажем. Довёл Иванова до дома, а к окончанию смены на Путиловском заводе подошёл к проходной. Стоял в сторонке и высматривал второго участника встречи. Завод огромен и проходных несколько, неизвестный мог выйти в другом месте. Но филёру повезло, объект его интереса вышел здесь. И филёр благополучно проследовал за ним до дома, через дворника вызнал фамилию, имя и отчество.

Матвей одобрил действия филёра.

- Толковые у тебя люди, Константин Васильевич!

Дальше, проще. Конечно, пришлось походить. Зато по адресу и фамилии получил в полиции данные, наведался на завод. Оказалось – интересующий его объект работает инженером на пушечном производстве. Конечно, трёхдюймовка для немцев не секрет, они уже не одно орудие смогли захватить в ходе боевых действий, изучить и отстрелять, изучив характеристики. Но инженер знал возможности завода, его мощность. По числу выпущенных пушек можно было определить количество формируемых артиллерийских батарей и бригад. Так что, не прост продавец велосипедов, имеет двойное дно и чем скорее обезвредит его Матвей, тем меньше сведений дойдёт до немцев. Будь его воля, пристрелил бы предателя в подворотне сам и рука не дрогнула. Но торопиться нельзя, необходимо выявить всю сеть, собрать улики. Чтобы одним ударом уничтожить всех, да ещё с убедительными доказательствами для трибунала. Дела об измене Родине велись не в судах, а трибуналах и наказания следовали жёсткие, вплоть до смертной казни.

Матвей оценил возможную угрозу со стороны Иванова. Предатель мог иметь не одного информатора, а несколько, до десятка. И надо выявить всех. Потому требовалось плотное наружное наблюдение, да не одним филёром, чтобы Иванов не обнаружил, наблюдатели должны меняться хотя бы два раза в день. Начальник Охранного отделения заявку подписал, но Константин Васильевич за голову схватился.

- Где я тебе столько людей возьму? Из старых сотрудников кто на пенсию вышел, а кого и мобилизовали в армию.

- Да ты пойми, вышли на целую сеть. Каждого надо выявить, а как это сделать без филёров?

Любую информацию – письмо, инструкцию, чертёж, можно передать только при личной встрече. Радиостанции уже существовали, но были громоздки и применялись, в основном, на кораблях. Там их габариты и вес были не критичны. Потому в разведке распространение получили позже.

Иванов оказался человеком общительным. Причём не в плане дружеских отношений. Встречался с мужчинами, короткий разговор максимум на четверть часа и расходятся. Разговор явно деловой. И филёрам, согласно указаниям Матвея приходилось следовать за контактёром. Их круг рос, за десять дней наблюдения двенадцать встреч. Каждого из мужчин надо отследить, выявить – кто такой, где работает, чем интересен Иванову? Следственное дело на столе у Матвея росло на глазах. Доклады филёров о встречах в самых разных местах города, следом рапорты о них, с кем встречался. Удача, если кроме адреса и фамилии филёру удавалось узнать место работы. Ни одного безработного или мелкого лавочника среди контактёров не было. Сплошь список военных заводов, казённых и частных. Однобокий интерес у Иванова! Надо полагать, что у германских агентов, окопавшихся в гостинице «Астория», такой Иванов не один. Тогда получается – весь город окутан разведывательной сетью. Что самое занятное – все заинтересованные службы империи об этом шпионском гнезде знали. Но германцы работали под прикрытием журналистов известных австрийских газет и арестовать их без веских на то доказательств такой деятельности, стало быть, вызвать бурю протестов либеральной общественности даже среди стран – союзников, в первую очередь Франции и Англии. А пока для Матвея неясно даже было, с кем из немцев конкретно встречается Иванов, кто даёт ему задания и деньги? Руки иной раз чесались пристрелить Иванова в подворотне. А сели у него есть заместитель, который станет руководить сетью? Надо сначала выявить всех, кто поставлял Иванову военно-промышленные секреты, кто предал интересы страны за деньги. К сожалению, в годину катаклизмов в любой стране находились изменники, которые за деньги продавали все известные им секреты. Всегда есть отщепенцы, ненавидящие свою страну, свой народ, причём иной раз занимающие не рядовые посты.

Иванова обложили, как могли. На телефонной станции посадили прапорщика. При звонках из квартиры Иванова или на квартиру, телефонистки сразу подключали сотрудника для прослушки, фиксировали номера. После каждого дежурства прапорщик писал рапорт – с какого номера телефонировали, адрес звонившего, содержание разговора. На первый взгляд разговоры безобидные, даже нелепые.

«Купил восемь мешков ржи и два мешка пшеничной муки. Сверх того двенадцать картофелин».

Ну кто в здравом уме отчитывается о покупке двенадцати картофелин? Тогда уж в фунтах или пудах. Да и не мужской разговор, если только предположить – зашифрованное сообщение. Под мешками может подразумеваться что угодно – корабли, пушки, вагоны со снарядами, аэропланы. И таких странных звонков было несколько. Обычно телефонировали в семь часов вечера, время явно обусловленное.

Адреса некоторых абонентов совпадали с адресами контактёров, с кем встречался Иванов. Некоторых в списках Матвея не было. Но в целом размах размеров сети Иванова оказался большим. Матвея оторопь брала, и душило негодование – утекают военные и промышленные секреты. И поражения русских войск не только и не столько следствие бездарности генералов, сколько неготовность промышленности к войне, абсолютно недостаточные складские резервы и предательство. И, борясь в тылу с германской агентурой, Отдельный корпус жандармов, Охранное отделение, полиция делали всё, что могли, вносили свою лепту в борьбу с врагом.

Обычно Иванов посещал гостиницу «Астория» раз в две недели, как по расписанию. Подходило время, когда он должен был идти на встречу с немцами. И явно не с пустыми руками. Самый удобный момент для его ареста, потому как какие-нибудь компрометирующие его бумаги могут быть при предателе. А такие записи – улики, являющиеся вещественными доказательствами. Матвей направился к начальнику Охранного отделения за санкцией на арест. Всё же в разработке группы Иванова задействованы офицеры группы Матвея, а ещё значительный состав отдела филёров, они менялись ежедневно, чтобы не примелькаться. А где же ещё их столько взять? Это ещё хорошо, что не уменьшилась численность сотрудников Охранного отделения. Шеф Отдельного корпуса жандармов понимал важность борьбы с немецкой агентурой и врагами внутренними, в первую очередь с большевиками. Эсеры и меньшевики, другие партии, на время войны, как патриоты Отечества, от политической борьбы отказались.

Полковник пролистал пухлое следственное дело.

- Если арестуем, не вытащим пустышку? Вдруг он пустой?

- За время наблюдения филёрами не перепроверялся ни разу. Полагаю – чувствует себя в полной безопасности.

- Хорошо, арестовывайте, только в малолюдном месте. Вдруг окажет вооруженное сопротивление, могут быть случайные жертвы.

Когда речь шла о пустышке, имелось в виду наличие при себе у Иванова компрометирующих записей. В том, что он посещал гостиницу «Астория» ничего предосудительного нет. Скажет – посещал любовницу.

В течение нескольких лет в Охранном отделении столицы сменилось несколько руководителей. Кто на повышение пошёл, как Герасимов, кто убит был, но такая начальственная чехарда на пользу делу не шла. Для того, чтобы вникнуть в детали, войти в курс, надобно не менее года. А новый руководитель – полковник Константин Иванович Глобачёв был назначен 11 февраля 1915 года и успел прослужить всего пару месяцев. Боялся совершить ошибку, осторожничал. Забегая вперёд – уже первого января 1916 года высочайшим указом произведён в генерал-майоры.

В этот же день Матвей сформировал группу захвата. Сам он собирался с поддержкой двух нижних чинов захватить Иванова. Офицеры из его группы с приданными фельдфебелями должны арестовать всех контактёров Иванова. Причём их надо было взять раньше Иванова и за один день. Иначе, случайно узнав об аресте Иванова, скроются в губерниях. Поди их потом, сыщи.

Матвей подробно проинструктировал каждую группу. Нагрузка на них большая. Сотрудников мало, а произвести аресты за день каждые должны по три предателя.

С утра начались аресты. Некоторых взяли утром на заводской проходной. Других у дома, где проживали, третьих на трамвайных остановках. Их привозили в Охранное отделение, Матвей вёл допросы, затем отправлял во внутреннюю тюрьму. Кто-то всё отрицал, другие сразу начинали давать показания. И уже были основания для ареста Иванова.

Допросы шли до полуночи. Когда человек из обычной обстановки попадает под арест, да ещё с перспективой трибунала, да серьёзным приговором, бывает шок. Уже в камере переосмыслит, начнёт всё отрицать.

Даже первоначальных допросов Матвею хватило, чтобы понять – Иванов, а от него и германская разведка, сведения получили ценные, объёмные. Злоба в душе поднималась, да не только она, целая гамма чувств – ненависть и презрение к предателю, желание самому, своими руками, удавить гада. Чтобы мучался, подыхая, пытался сделать ещё вдох, чтобы уделался от страха за свою ничтожную жизнь. Предателей Матвей ненавидел даже сильнее, чем врагов. Неприятель не скрывается, действует открыто. А предатель наносит удар в спину, сообщает врагу секретные данные, ослабляет свою армию и способствует победе врага. Он хуже врага!

Рано утром на служебной пролётке подъехали к дому Иванова, остановились в десяти шагах от арки, ведущей во двор. Вся группа из трёх человек в штатском, чтобы не насторожить Иванова. Что-либо заподозрив, он может выкинуть записи и утверждать, что эти бумажки не его и он их видит впервые и записи подбросили жандармы с целью провокации.

Прошло около часа, пока из арки вышел Объект. В шляпе – котелке, пальто, в руке саквояж. На стоящую пролётку внимания не обратил. Упущение с его стороны, беспечность! Да это и понятно, каких-либо специальных учебных заведений по профилю разведки ещё не существовало ни в одной стране, а поднатаскать агента у германцев не было ни времени, ни желания. Матвей, а за ним оба фельдфебеля сразу покинули пролётку и бегом за Ивановым. Тот услышал топот ног, обернулся, отбросил саквояж и попробовал убежать. От крепких фельдфебелей не уйдёшь! Один из служак догнал, сбил с ног, тут же подбежал другой, заломили руки за спину, поставили на ноги. Матвей обыскал его лично. Оружия нет, в кармане пиджака обнаружил портмоне, но в нём кроме денег ничего, никаких записей. Открыли саквояж. Иванов сразу кричать стал, что саквояж впервые видит и это провокация.

- Это ты трибуналу расскажешь! На содержимом наверняка отпечатки твоих пальцев найдём. А сейчас я объявляю вас арестованным по подозрению в измене Родине!

Уже в Охранном отделении раздели донага, тщательно осмотрели одежду, прощупали каждый шов. Потом сняли отпечатки пальцев, отдали саквояж с содержимым специалисту по дактилоскопии. Пока специалист в своём кабинете выявлял отпечатки на содержимом, Матвей начал допрос. Иванов отрицал всё – визиты в «Асторию», встречи с информаторами. Отрицать очевидное было бессмысленно, уже были протоколы допросов за вчерашний день контактёров Иванова, имелись рапорты филёров. Трибунал примет их во внимание. А отказ Иванова сотрудничать со следствием лишь усугубит вину. Впрочем, что может быть хуже смертного приговора через повешение? К военнослужащим применяли расстрел.

Допросы всех фигурантов дела, очные ставки, шли две недели. У Матвея уже глаза уставали от постоянной писанины. Все показания надо задокументировать.

Причём с каждым днём количество фигурантов множилось. Те, кто контактировал с Ивановым, получал от него деньги, выдавали своих знакомых или сослуживцев, которые вольно или случайно выдавали какие-либо секреты. Уже и следственная тюрьма при Охранном отделении переполнена. Счёт арестованных перевалил за три десятка, так это только по одному делу, которое вёл Матвей. У других офицеров свои следственные дела и свои арестованные.

Потом начались заседания трибунала. Германские агенты, свившие гнездо в гостинице «Астория» под прикрытием журналистов, представителей промышленных кампаний, почувствовали, что запахло жаренным. Начали поодиночке, чтобы не привлекать внимание, покидать Россию. Выезжали в Финляндию, на территории которой боевых действий не велось, оттуда в нейтральную Швецию, пароходом в Германию. Совместными усилиями Охранного отделения и Генерального штаба удалось выдворить всех германских подданных, свивших шпионское гнездо в «Астории». Однако Матвей сомневался, что немцы не оставили агентуру. Слишком долго и безнаказанно действовали.

Сводки с фронтов не радовали. После первых успехов русской армии фронт вначале замер, потом стал откатываться. Больницы и госпиталя в городе были переполнены. И почти каждый день в столицу приходили санитарные поезда, привозили тяжелораненых. Легкораненые, кого можно было быстро поставить в строй, лечились в лазаретах на небольшом удалении от линии фронта. Победные реляции газетных статей сменились. Журналисты и представители партий вопрошали – в чём причины поражений? Нет ли измены или продажности командования? Как всегда, журналистам хотелось «жареных» фактов, в корень проблем никто из них не вникал. Для этого нужен ум аналитический и точное знание тактики, предпринятых генералами действий, наличие планов и резервов. Матвей, как и другие офицеры жандармерии и армии, журналистов не любил, слишком вольно обращались с фактами.

В Петербурге с продуктами становилось напряженно, и Матвей отправил жену на дачу к родителям. И мама её рядом живёт. Местность сельская, прожить легче, деревенские приносят дачникам на продажу молоко, масло, сметану, картошку и прочие овощи. В такой ситуации Матвей, как и другие офицеры, предпочёл бы получать продовольственный паёк, а не деньги.

Матвей принял правильное, как потом оказалось решение. Перевёз жену Александру в Ольгино, на дачу к родителям. Тем более её мама в соседнем доме жила. Вместе выжить легче. Да и многие коренные петербуржцы, у кого была родня в деревне, покинули город. Но позволить себе переезд могли только те, кто не работал – жёны и дети рабочих, ремесленников.

Да и не Петербургом город ныне именовался. Матвей родился и вырос в этом городе, закончил военное училище, служил в жандармерии, свыкся с этим названием. Но с началом войны всё немецкое – названия, продукты, фамилии – стали народу ненавистны. И Государственная Дума приняла решение переименовать Санкт-Петербург в Петроград, на русский манер. Город Петербургом наименовал его основатель – Пётр Великий и Матвей нового наименования душой не принял. Однако, название продержалось десять лет. И только после смерти В.И. Ленина большевики дали городу название Ленинграда. Но и оно продержалось немногим более шестидесяти лет, город вновь принял историческое имя.

Немцы на фронтах давили, нанося ущерб в живой силе массированным артиллерийским огнём. На южном фланге русские войска вынуждены были отступить за реку Сан. С 24 мая по 2 июня немцы наступали под Перемышлем и вернули контроль над городом, который до войны представлял собой пограничную австро-венгерскую крепость. А с 7 по 15 июня начались ожесточённые, кровавые бои за Лемберг (ныне Львов). Не в силах отстаивать город, неся потери, императорская армия 9 июня оставила город, а в июле и вовсе ушли из Галиции и остановились на рубеже Холм – Владимир-Волынский.

Матвея снова направили в командировку в действующую армию. Надо было допросить одного из командиров батальона пехотного полка. До войны полк стоял в Самаре и недавно, при ревизии, открылись хищения с полковых складов. Офицер мог быть свидетелем или соучастником. Дело расследовал не Матвей, другой офицер, но тот был загружен, а Матвей только закончил дело Иванова и передал в трибунал. В жандармерии, как и в армии, приказы не обсуждают. Получил документы, вечером уже выехал. Полк располагался на передовой недалеко от Владимира-Волынского. Казалось бы, чего проще? Допросил под протокол и был таков. Дольше добираться.

Батальон в обороне, два ряда траншей, впереди частокол деревянных ежей, натянутая колючая проволока. С обеих противостоящих сторон изредка постреливают из винтовок. Только Матвей начал допрашивать комбата, как немцы открыли огонь из пушек. Сначала разрывы пришлись по проволочным заграждениям, потом по окопам. Солдаты забились в Блиндажи. При попадании снарядов крупного калибра наспех сделанные блиндажи с накатом из брёвен в три – четыре слоя не помогали. При точном попадании блиндаж становился братской могилой. Не более четверти часа вёлся огонь, а траншеи обрушились на десятки метров. То и дело слышались крики.

- Санитара!

Огненный вал дальше пошёл, на ближние тылы. Пехотный капитан обеспокоился.

- Сейчас немцы в атаку пойдут! Всегда так. Сначала огонь из пушек, потом наступление.

И выбежал из блиндажа. Матвей за ним. Осторожно приподнял голову над бруствером, а уже видны наступающие цепи германцев. В полусотне метров справа заработал «Максим». Матвей подосадовал – рано! До немецких цепей ещё далеко и огонь не эффективен. А кроме того, пулемётчик выявил свою огневую точку. Наступающая цепь залегла. Матвей подумал – пулемётному расчёту самое время сменить позицию. Обычно в обороне для пулемётов готовились две – три позиции и в бою, при небольшой передышке, расчёты меняли позицию. То ли промедлили, не получив приказа ротного командира, то ли другая причина была? А только немцы позицию засекли, раздались два разрыва, накрытие точное, пулемёт смолк. Немцы снова поднялись в атаку, подгоняемые офицерами. С нашей стороны только винтовочные выстрелы. А где же пушки? Почему молчат?

Матвей побежал по полуразрушенной траншее вправо. Одна стрелковая ячейка, другая. Солдаты в них ведут огонь. До германцев метров пятьсот. Точно поразить цель из трёхлинейки на такой дистанции может только опытный стрелок. А откуда им в полку взяться, если половина новобранцы, по большому счёту пороха не нюхавшие и стрелявшие в учебной команде всего несколько раз. Подобрался к месту, где пулемётный расчёт был. Все три бойца наповал. Пулемёт цел и даже лента заправлена. Матвей оттащил тело наводчика в траншею, освобождая место. Встал за пулемёт, прикинул дистанцию, внёс в прицел поправку, опустив на пару делений.

Немцы бегут молча, экономят силы. Всё ближе, уже виден шишак на шлеме германского офицера. Винтовочная стрельба от русских траншей усилилась. К пулемётному гнезду прибежал комбат, которого допрашивал Матвей. Увидел и убитых и Матвея за пулемётом.

- Очень кстати, господин ротмистр. А то я обеспокоился – почему пулемёт молчит?

- Мне бы второго номера. И ещё – где запасная позиция?

- Справа, полсотни шагов. А помощника подошлю.

Комбат убежал. Ему сейчас надо организовать отпор сильно поредевшего батальона. И Матвей ему не завидовал. После интенсивного артобстрела людей в батальоне стало меньше. Кто-то убит, другие получили ранения или контузии. Протяжённость оборонительного участка для батальона и так была велика, а после артналёта ситуация складывалась почти катастрофическая. Но и Матвей знал, что имея три – четыре пулемёта, можно остановить наступление пехоты. Пока пулемёты молчали. Либо наводчики, которые именовались первыми номерами расчёта, люди опытные и подпускают вражескую пехоту поближе, чтобы потом расстрелять наверняка, с наименьшим расходом боеприпасов и с наибольшим эффектом. Либо, о чём думать не хотелось, расчёты погибли, а пулемёты повреждены. Пожалую – пора!

Матвей поймал в прицел фигуры германцев, в первую очередь офицера, дал короткую очередь. Офицер и двое солдат по-соседству упали. И он открыл интенсивный огонь. Стволом влево и вправо, выкашивая цепь. Когда германцы не выдержали, залегли, немного опустил ствол и снова прошёлся железной метлой по лежащим. Лента закончилась. За своей стрельбой не слышал, что слева и справа вели огонь ещё два пулемёта. Причём стреляли точно, ибо вся наступающая цепь залегла, понеся потери. Матвей откинул крышку ствольной коробки, вставил новую ленту, дёрнул на себя рычаг мотыля. Пулемёт к стрельбе готов. Протянул руку, потрогал кожух ствола. «Максим» имел водяное охлаждение, без перерыва мог выпустить две полных ленты по двести пятьдесят патронов каждая. Потом следовало или сменить воду или дать остыть. Осмотрелся в ячейке. Оцинкованная цилиндрическая канистра есть. Приподнял, полная. Решил сменить позицию. Эту немцы уже пристреляли, не зря влепили по ней два снаряда. Да ещё и Матвей стрельбой себя демаскировал. Одному сложно. Обычно пулемёт снимают два человека, вес щита, тела и станка больше семидесяти килограмм. Да ещё и размер велик, одному неудобно. Всё же поднатужился, снял пулемёт, поставил на дно траншеи. Дальше, легче. Станок Соколова образца 1910 года имеет два колеса, перекатывать его легко. Покатил вправо, как говорил комбат. Здесь и вправду оказалась оборудованная ячейка. Сзади топот ног. Матвей выхватил револьвер, а это оказался солдат, посланный комбатом на помощь.

- Берись, боец за пулемёт, надо установить на бруствер.

Поднатужились, подняли.

- Тебя как величать, солдат?

- Тимофей, тверской я, второго года службы.

- Идём, Тимофей, в другую ячейку, надо поднести коробки с патронами.

Сходили к старой пулемётной позиции, нагрузились коробками, перенесли. Оставался ещё деревянный ящик, в котором ещё патроны в обойме. Такие поставлялись с завода для заряжания винтовок. Но из-за нехватки боеприпасов поставлялись и в пулемётные команды. Тимофей отправился за ящиком, Матвей взялся за ручки пулемёта, повёл стволом вправо – влево, оценивая сектор обстрела. Послышался нарастающий свист снаряда. Матвей присел в ячейке. Взрыв! Сразу за ним ещё один. Первый снаряд лёг с недолётом от первой пулемётной позиции, второй с перелётом. Классическая артиллерийская «вилка» при пристрелке цели. Сейчас наблюдатель будет дробить и третьим снарядом угодит по цели. Матвей приподнялся.

- Тимофей, беги оттуда!

Свист снаряда. Матвей присел на дно ячейки. Взрыв! Несколько минут тишины.

- Тимофей, ты жив?

Матвей спросил ещё раз, безответно. Побежал к первой позиции. Тимофей лежал в траншее рядом с пулемётной ячейкой. Рядом с ним разбитый осколками патронный ящик. Гимнастёрка солдата в крови, сам не дышит. Эх, Тимофей! Надо было бросать ящик, бежать в любое укрытие. Засекли немцы пулемётное гнездо, подавили. Матвей вовремя поменял позицию, а то лежал бы сейчас вместо Тимофея.

Снова нарастающий свист снаряда. Матвей бросился за поворот траншеи, упал на дно. Взрыв совсем рядом, Матвея подбросило, на какое-то время заложило уши. Когда траншеи копают, специально не делают их прямыми, а зигзагами. При попадании мины или снаряда в траншею осколки тогда не летят далеко и могут поразить только тех, кто на маленьком участке. Правила фортификации выстраданы кровью потерянных солдатских жизней.

Матвей поднялся, потряс головой. Слух стал возвращаться. Частую винтовочную стрельбу услышал на русских позициях. За бруствер выглянул – немцы снова поднялись и наступают. И цель уже недалеко, сто метров, фактически один бросок. Кинулся к пулемёту, открыл огонь. Стволом влево – вправо, не снимая больших пальцев с гашетки.

Огонь его оказался неожиданным, кинжальным. Для пулемёта сто метров – не дистанция. Немцам укрыться негде. Сначала залегли, потом заметались, пытаясь найти хоть какое-то укрытие – воронку от снаряда, бугорок, даже за труп убитого камрада залечь. Лента закончилась, Матвей заправил другую. Минуту, другую пулемёт молчал, немцы осмелели, начали поднимать головы. Потом поднялись и жиденькой цепью к русским траншеям. Матвей отчётливо видел, что офицеров среди германцев уже нет, командовали фельдфебели. Форма у них такая же, как у солдат, но оружием личным не винтовка служит, а пистолет. Как раз перед Матвеем один такой. Пистолетом взмахивает, кричит что-то. Звуков не слышно, ещё далеко, но видно, как широко разинут рот.

Матвей прицелился, дал короткую очередь в три – четыре патрона. Фельдфебель упал, Матвей короткими очередями по солдатам. Залегли германцы. Погонять их на русские траншеи некому, все командиры убиты. Ситуация шаткая. Сейчас бы поднять батальон в атаку, отбросить немцев, а если удачно получится, то на их плечах ворваться на немецкие позиции. Правда, батальон далеко неполного состава, хорошо, если половина штатной численности осталась.