23:23 Юрий Корчевский. Ученик Путилина | |
Юрий КорчевскийУченик Путилинановинка сентября 
Павел Кулишников, следователь Следственного Комитета, оказывается перемещён во времени на полтора века назад. Время правления Александра II, самого прогрессивного из русских царей, отменившего крепостное право. Осуществившего многие давно назревшие реформы в стране – финансовую, военную, судебную, земельную, высшего и среднего образования, городского самоуправления. Чем же ответила страна? Появлением революционных обществ и кружков и целью их было физическое устранение царя – реформатора. Начав служить в Сыскной полиции под руководством И. Путилина, Павел попадает в Охранное отделение Отдельного корпуса жандармов. Защитить государственный строй, уберечь императора – теперь главная задача для Павла. И жандармерия – как предтеча и прообраз ФСБ, ФСО, и Росгвардии.Выпуск 91. Первый роман цикла Сатрап М.: АСТ, СПб.: Издательский дом «Ленинград», 2020 г. Серия: Попаданец АСТ Выход по плану: сентябрь 2020 ISBN: 978-5-17-126577-9 Страниц: 352 Внецикловый роман 
Ученик Путилина
ГЛАВА 1. «НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ»Всё же хорошо после напряжённой трудовой недели выбраться из города на отдых. Пятница, вечер. Павел сложил папки с делами в сейф, опечатал, отправился на вокзал, на электричку. Полчаса в набитом людьми вагоне и вот он уже в родных пенатах. В пятницу все, у кого есть дом за городом, либо родня, устремляются на встречу с природой. Свежим воздухом подышать, поесть свежих овощей прямо с грядки, не отравленных химикатами. А Павлу сам бог велел за город, родители – пенсионеры там проживали. Благо – по линии железной дороги, добираться удобно. Своей машиной доберёшься не быстрее по пробкам, да и нет авто у Павла, не заработал ещё. Кредиты брать не хотел, это как удавка на шею на многие годы. Удивлялся, как люди берут кредит в банке на вещи, без которых можно обойтись легко, например на смартфоны. Каждая новая топ – модель стоит, как месячная, а то и двухмесячная его зарплата. Вполне можно обойтись смартфоном дешёвым. Функция телефона – позвонить. А в соцсетях часами зависают только бездельники, которым времени не жалко. Так же и с машиной. Какие его годы? В армии срочную отслужил, потом учёба в юридическом институте, в Следственном комитете служить начал. Должность самая маленькая – рядовой следователь, на погонах по две маленькие звёздочки, если к армейским званиям приравнять – лейтенант. Сказать, что от службы в восторге был, так нет. Больше работы бумажной. Запросы, экспертизы, поручения. Но, по нынешним временам – стабильность, денежное довольствие выше средней зарплаты по региону, положение, перспективы роста. Считал – всё впереди, квартира, семья, машина. В двадцать четыре года кажется, что всё лучшее ещё впереди. Поскольку родители – простые труженики, то и богатое наследство не светит, всего самому добиваться надо. Но по натуре Павел оптимистом был. Впрочем, в его годы пессимистов почти нет, жизнь ещё не била жестоко. К родителям наезжал каждую неделю, если дела позволяли. Хоть и учился в Питере, а друзей – приятелей почти не осталось, разъехались по местам службы, работы. Павлу ещё повезло, как отличник попал на службу в госструктуру. И всяко лучше в Следком, чем в УФСИН. Конечно, были «блатные», которых богатые родители пристроили юристами на свои производства, но таких единицы. Приехав, быстро перекусил, переоделся и на огород, родителям помочь. Земля, она ухода требует. Грядки вскопать, кусты обрезать, забор подправить. Ребёнок он в семье единственный и поздний, помогать есть необходимость. Да и самому приятно летом свежую клубнику с куста поесть, либо яблоко. Правда, таких вкусных яблок, как на юге, здесь не было. То ли сорта яблонь не те, то ли погодные условия. Всё же Ленинградская область – не благословенный Краснодарский край. Как стемнело, посидели за чаем, поговорили. У родителей новостей никаких, какие новости на пенсии? Больше Павел говорил о том, что в городе произошло. А потом и спать. В деревянной избе ничего не изменилось. Как спал в детстве в своей комнате, так и сейчас там. Кровать, письменный стол, два стула и шифоньер с одеждой, вот и вся обстановка. После напряжённой недели засыпал быстро. Показалось – хлопнуло что-то, громко, недалеко. Наверное – приснилось. Перевернулся на другой бок, а уже отец трясёт за плечо. - Паш, вставай. - Ночь же ещё! - В соседнем доме Василий чудит. Напился, домочадцев гоняет, а ныне за ружьё схватился. Как бы худого не вышло. Ты бы сходил, ружьишко отобрал, а то у него одно бабье царство – жена и три дочки. Не хотелось сон прерывать, идти, но раз отец просит. К тому же Василий был мужиком спокойным и работящим, пока трезвый. А как выпьет, с катушек слетал, домочадцы прятались то в сарае, то к соседям бежали. Поутру Василий не помнил ничего из «подвигов», а рассказывали – не верил. Конечно, сейчас можно полицию вызвать. Ружьецо отберут, самого Василия в «обезьянник» определят, штраф выпишут. Да с чего его платить, если Василий случайными заработками перебивается? Нет в селе работы и в городе не берут, если только дворником, так ныне конкуренция велика из-за среднеазиатских гастарбайтеров. Ладно, потратит десять минут, заберёт ружьё и спать вернётся. Зашёл на соседний участок, навстречу жена Василия, тётя Катя, метнулась. - Паша, не ходил бы ты в дом. Как бы чего дурного не случилось. - А дочери где? - Они у родни в Питере. Василий-то опять напился, бузотерит, в грудь себя бьёт, обиды вспоминает. Это повторялось почти каждый месяц. Василий был «чернобыльцем», участвовал в событиях на Чернобыльской атомной станции, был ликвидатором. Только многие получили инвалидность, пенсии, а его государство обошло. Для Василия обида, ведь болячек полно, да и зубы сплошь железные, свои сразу после ликвидации аварии выпали. - Тётя Катя, я быстренько. Ружьё только заберу. - Я патроны-то спрятала, уж неделю как. - Выстрел-то был, я слышал. Патроны могли быть в двустволке. Не положено так ружьё хранить, заряженным, но кабы все жили всегда по закону. Павел на крыльцо поднялся, дверь распахнул, а перед лицом стволы и перекошенное злобой лицо. - Изыди! И тут же выстрел. Павел предпринять ничего не успел, слишком неожиданно. В грудь удар сильный, дикая боль, в глазах потемнело, слабость мгновенно накатилась, упал. В голове мысль мелькнула. - Зачем? И отключился. Сколько так пролежал – не знает. А только открыл глаза – сверху белое. Выстрел вспомнился. - В рай попал? Или это больничный потолок? Сделал глубокий вдох, боли в теле не почувствовал. А должна быть боль, в грудь Василий стрелял, тоже мне, соседушка. Скосил глаза – окно, свет дневной бьёт. Перед окном стол. От души отлегло, не умер, всё земное. Дверь хлопнула, вошёл кто-то и женский голос. - Павел Иванович, вставать на службу пора. Женский голос незнаком, но его назвали правильно. Привстал, опёрся о локоть. В комнате тётенька лет пятидесяти, на стол завтрак собирает. Странно, он не видел её никогда, а память на лица у него фотографическая. Встал, с удивлением увидел на себе исподнее. Кальсоны, белая рубаха. Вроде подобное в кино видел про старину. - Пожалте умываться, Павел Иванович! – снова тётка и полотенце протягивает. А где умываться? Осмотрелся, увидел дверь, шагнул. В конце коротенького коридора умывальник. Очень давно был у родителей похожий. Вверху умывальник полукруглый с соском, ниже железная, клепаная раковина, под ней ведро. Роскошь для деревень, похоже – довоенной или послевоенной поры. Да ладно, не привыкать, не боярин. Умылся, вытерся и в комнату. На столе баранки, чашка ароматного чая, в вазочке сахар крупными кусками, щипчики, сахар колоть. Что-то шевельнулось в душе. Странность есть. Пиленого сахара в магазине он не видел давно. Тётка вышла, а Павел к пожелтевшему зеркалу в углу. Рубаху задрал, а кожа чистая. Никаких шрамов от ранений. За руку себя ущипнул – не снится ли всё? Да нет, от щипка боль. Бросил кусок сахара в чашку, ложкой размешал, откусил баранку. Ух ты! Давно такого не ел. Мягкая, свежая, сверху маком присыпана, духовитая. Необычным завтрак получился. Обычно чашка кофе и печенье. Обедал в час дня уже в столовой Следкома. Неплохо кормили, но всё же не домашняя пища. А ужинал обычно дома. А сейчас он где? Комната не родительского дома и не съёмной квартиры. Подошёл к окну и замер. Такого не может быть, потому что не может быть никогда! Неизвестная ему улица. Проезжая часть мощёная, по тротуарам люди идут, но одежда странная, такую не носят уже век, а то и два. Глаза потёр, но ничего не изменилось. Конный экипаж проехал. Копыта цокают, на передке кучер сидит в картузе. И вывески просто наповал сразили. «Лавка купца Стасова. Лучшая рыба!». Или «Харчевня господина Воеводина». И вывески старомодные, какие видел на картинах. Это где он? Подошёл к шкафу, дверцу распахнул. На плечиках мундир, не похож ни на форму Следственного комитета, ни на какую другую. Тёмно – зелёная куртка, серые шаровары, кепи. А ещё юфтевые сапоги. Здесь же висела серая шинель и серый же плащ для ненастной погоды, папаха для зимы. А ещё – большая чёрная кожаная кобура с огромным револьвером. Полиция была утверждена в 1715 году императором Петром I, и первоначально штат её был невелик. Полицмейстер, его товарищ (заместитель), четыре офицера и тридцать шесть нижних чинов. Кроме того, дьяк и десять подьячих для ведения делопроизводства. Для огромного уже в те времена города мизер. И потому в 1718 году полицмейстеру передали армейский пехотный полк, все чины которого стали полицейскими служащими. Функций на полицию было возложено много – пограничная охрана, выдача паспортов, надзор за питейными учреждениями, уголовный сыск, пожарная безопасность. С годами, кроме городских управлений во главе с полицмейстером появились полицейские части и участки во главе с участковыми приставами, околотки во главе с околоточными надзирателями. Самые нижние чины – городовые. И попасть в полицию, получить жетон полицейский было непросто. Предъявлялись жёсткие требования. Возраст от 25 до 40 лет, крепкое телосложение и здоровье, рост не менее 2 аршин и 5 вершков (169 см.), русской национальности и обязательно православных (иудеев не брали категорически). Кандидат должен был иметь не менее трёх классов обучения в училище, предъявить справку, а ещё положительные отзывы из полка или от полиции по месту проживания. Большая часть полицейских новобранцев прошли службу в армии, были уволены по выслуге лет, либо семейным обстоятельствам. Служить в полиции было не только почётно, но и выгодно. Например, полицейский надзиратель, имевший чин, равный прапорщику в армии, получал 450 рублей жалования в год против 300 рублей у армейского прапорщика. Полковник полиции получал в год 1500 рублей довольствия, 700 рублей столовых и 600 рублей на разъезды, кроме того, обеспечивался квартирой от казны. А полковник в армии имел 750 рублей в год, вдвое ниже и без всяких доплат. Правда, гвардейские офицеры имели вдвое больше, да ещё премии из личной казны императора в дни его тезоименитства. В городах был положен один городовой на 500 жителей, на четырёх городовых – 1 старший. Всего в Санкт-Петербурге было 38 полицейских участков по состоянию на 1866 год или 58 кварталов. Кстати, в Зимнем дворце была своя дворцовая полиция, в 1861 году она насчитывала 30 человек, в 1905 году их было 144 человека. Павел форму решил примерить. Не ходить же всё время в исподнем, нехорошо. Оделся – шаровары, рубаха с поперечными погонами, сапоги, кепи. Всё пришлось в пору, как будто на него пошито. Опоясался ремнём с шашкой и револьвером в кобуре, подошёл к зеркалу. И едва себя узнал. На него смотрел бравый полицейский, каких видел на редких картинах в музеях. Прямо театрализованное представление, маскарад. Но всё это чужое, надо снимать. Если его застанет хозяин, можно получить по шее, разрешения ему никто не давал. Однако вошла тётушка, всплеснула руками. - Павел Иванович! Вы, как всегда, вовремя! Уже экипаж прибыл. Какой экипаж? Он не ждал никого. Однако решил идти. Надо же разобраться, в какую историю он влип, а сидя в комнате ничего не узнаешь. Вышел из дома, обернулся. На углу номер – пятый. Ещё бы улицу узнать, да не написано. Что город Питер, это ясно, с запада лёгкий ветерок, явно морской, с запахом йода, соли. А ещё вдали виден купол Исаакиевского собора, его не спутаешь с другим, ориентир отличный. У пролётки кучер стоит, при виде Павла колпак с головы снял, поклон отвесил. - Доброе утро, господин Кулишников! Ёпрст! Что творится – непонятно. Имя, отчество, фамилия – его, но время другое. Ни машин, ни электричества, ни телефона! На улице ни одного столба с проводами. А должны быть – электрические, телефонные. Хоть бы узнать, какой год? Павел уселся на сидение пролётки. Мягко, удобно. Возничий сразу вскочил на передок. - Как всегда, сперва на службу? - Именно так. Пролётка по каменистой мостовой шла мягко, благодаря огромным колёсам, но шумно. Цокали копыта лошади, громыхали окованные железом ободья колёс. Перебрались через мост. - А какой сегодня день, братец? – спросил Павел. В старых фильмах он слышал такое обращение. - Шутить изволите? Двадцатого дня мая месяца одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года от рождества Христова! – отчеканил кучер. Павел был в шоке. Как он попал на полтора века назад? Такого быть не может! Но вида не подал. Мало того, ещё были вопросы. Почему его приняли за своего? Он никогда этих людей не видел, но они правильно называют его имя, фамилию. Похож? Но голос, привычки, походка – другие. Не может быть двух абсолютно одинаковых, даже однояйцевые близнецы имеют отличия, пусть и минимальные. Был повод подумать. Но не сейчас, когда цейтнот. Теперь же вести себя спокойно, осторожно. Он стал осматриваться по сторонам. Похоже, едут они в сторону Гороховой улицы, одну из трёх центральных, наряду с Невским проспектом, или как называл его государь Пётр – Невская першпектива. Однако проехали дальше. Кучер лихо подкатил к зданию, у входа стоял полицейский. При виде Павла вытянулся во фрунт, отдал честь. Сразу за входом его встретил подьячий, как позже узнал его должность Павел. - Доброе утро, господин прапорщик. Изволите ознакомиться с почтой? - Изволю. - Я уже вам на стол положил. Сверху срочные, из канцелярии. - Пройдём, почитаешь. Прочитать Павел мог бы и сам, да не знал, где его рабочее место. Подьячий засеменил на пол – шага впереди, угодливо распахнул дверь, Павел моментально осмотрелся, увидел вешалку, повесил на неё кепи, пригладил волосы, уселся за стол. - Чти срочные! – приказал Павел. Подьячий по очереди стал читать письма. Написано канцелярским языком, но вполне понятно. В общем – указания, ничего реально срочного. Павел поинтересовался. - Какие происшествия случились? Во всех оперативных службах обычно с этого вопроса начинался рабочий день. - Один момент! Вернулся подьячий с чиновником «стола приключений», который вёл журнал о всех, ставших известными, происшествиях – убийствах, кражах, драках с поножовщиной, разбоях. Павел пробежал взглядом журнал. Написано каллиграфическим почерком тушью. Единственно, что мешало читать – знаки «ять». Знаки эти были отменены Советской властью после октябрьского переворота 1917 года. Драка в трактире, ничего серьёзного, карманная кража, ущерб невелик – три рубля. А вот это существенно – убийство на Адмиралтейской. Улица в центре, бедные там не живут, дома частные, а не доходные, не дома, а хоромы. Многие из домов старой постройки до сих пор хорошо сохранились, ибо строили добротно, на века. Не чета нынешнему массовому строительству, где используется труд гастарбайтеров. Выглядит неплохо, а по сути – недолговечно и уж двести лет точно не простоит. Судя по записи, на происшествие поехал полицейский урядник Абрикосов. Фамилия известная, но в Москве. Вроде промышленник, владелец кондитерской фабрики. Ничего нового в мире не появилось, судя по записям «стола приключений». Так же грабят, убивают. Надо бы съездить, посмотреть. Интересно, как эти полицейские дела расследуют. - Я поеду на Адмиралтейскую, посмотрю. - Как изволите, господин прапорщик. Пролётка у подъезда ждёт. Только осмелюсь напомнить, через два часа ежедневное совещание у начальника Сыскного отдела. Память услужливо подсказала фамилию. - А разве Путилин уже приехал? - Нет, но он, как всегда, точен. - Спасибо, я не забыл. И ехать недалеко, два квартала, но если на каждое происшествие пешком, то к вечеру подошвы сотрёшь. Шутка, на полицейских сапогах подошва двойная. В таких зимой, да с тёплым носком нога не мёрзнет. На пролётке доехали быстро. У искомого дома несколько человек. Один из них, судя по бляхе – дворник. Перед Павлом расступились. Он вошёл в дом. Слуг и домочадцев не видно, но со второго этажа слышен разговор. Легко взбежал по лестнице. У дверей одной из комнат плачущая женщина, рядом две зарёванные девицы. - К убитому вчера посторонние не приходили? – из комнаты мужской голос. И в ответ, тоже мужской. - Никак нет-с. Мимо меня мышь не проскочит! - Не сам же он себя убил? Стало быть – был посторонний. Павел прошёл в комнату. На ковре, на левом боку лежал убитый, мужчина лет пятидесяти, в костюме – тройке. Под головой кровавая лужа расплылась. Увидев вошедшего Павла, со стула вскочил полицейский урядник, в звании вроде старшины. Павел – прапорщик, по армейски – лейтенант. Был ещё офицерский чин поменьше – подпрапорщик, соответствующий младшему лейтенанту. - Убийство, Павел Иванович! – доложил урядник. Мыслю – тяжёлым предметом по голове ударили. - И где этот предмет? - Не обнаружен. - Из карманов, из комнаты что-либо пропало? - Не могу знать! - Женщин допросить надо было. - Виноват, не успел. Павел подошёл к женщинам. - Кто обнаружил тело? - Я. - Представьтесь. - Лукерья, жена хозяина. - Во сколько это было? - Без четверти одиннадцать. Я смотрю – свет в комнате горит. Чего керосин попусту жечь? Открыла дверь, а он …. Женщина снова заплакала. - К убитому подходили? - Было такое. Сначала подумала – плохо ему, а как кровь увидела…. - Не дотрагивались? Я имею в виду – пытались помощь оказать? - Не было, он уже не дышал. - Тёплый или остыл? - Не помню. - Портмоне у хозяина при себе было? В карманах? - Зачем его дома носить? В горке хранил. Горкой называли письменный стол для работы стоя, столешница наклонена, чернильница стоит. Вдова подошла, откинула столешницу. Там стопка бумаги, очинённые гусиные перья, песочница с сеяным мелким песком – написанное присыпать, чтобы не смазать. И здесь же кожаное портмоне. Павел взял его в руки, раскрыл, показал содержимое женщине. - Всё здесь? Или пропали деньги? В портмоне пачка бумажных банкнот разного достоинства. Грабитель не взял бы часть, прихватил всё. Похоже – версия ограбления отпадает. - Ценные предметы, может быть, пропали? Перстень или табакерка? - Господь с вами, сударь, не курил он, и табак не нюхал. А кольцо обручальное на пальце до сих пор. - Может быть, ссорился с кем-то? Женщина переглянулась с девицами. - Вроде нет. Павел почувствовал – неправду говорит. - Члены семьи все на месте? - Сына нет, Прохора. - Где же он, позвольте спросить? - Не знаю. Вчера был дома. - Где-нибудь служит? - Да нигде он не служит! – выступила вперёд одна из девиц. Только и знает, что в карты играть. Это уже интересно. В карты могли проигрываться состояния. Не это ли явилось причиной ссоры и убийства? Но какие нервы должен иметь убийца, если это сын? Ударил папеньку и смылся? Куда? - Родня ещё в Петербурге есть? - Нет, мы сами тверские, здесь ещё не обзавелись. Надо срочно проверить, где сын убитого. Складывалось впечатление, что он каким-то боком причастен к трагическому событию. Павел подошёл к уряднику. - Берите девушку, похоже – она знает, где её брат может находиться, постарайтесь доставить сюда. И поаккуратнее, без применения силы, по возможности. - Слушаюсь! - А я отправлюсь в Сыскное отделение. Урядник с девушкой вышли. Павел посмотрел на часы, откланялся. Как быть с трупом, он не знал. Надо срочно изучать наставления, приказы, свод законов империи. Без этого плохо. В своё время отправил бы труп на судмедэкспертизу. По крайней мере, была бы установлена причина смерти, но есть ли в Петербурге такие врачи? Вроде бы должны быть так называемые полицейские врачи. Но где они, каковы их функции, он не знал. Павел поторапливался. Одно дело на пролётке ехать, другое дело пешком. На тротуаре полно людей, не будешь же расталкивать? Едва – едва успел. Интересно было посмотреть на начальника Сыскной полиции. В дальнейшем Путилин Иван Дмитриевич стал легендой сыска. Современники считали его человеком одарённым, наблюдательным, добродушным и вежливым. Но очень смелым. Своим продвижением по службе и наградам обязан только благодаря своему умению видеть то, что другие не видели, аналитическому складу ума, способности делать выводы. Начинал полицейским чином, в звании титулярного советника в отделении полиции рядом с Сенным рынком. Там поднаторел в раскрытии карманных краж и разбоев. В декабре 1867 года получил коллежского асессора, в январе 1870 надворного советника. И дорос до действительного статского советника, чина гражданского, приравненного к генерал – лейтенанту в армии. Сыскная часть расположена на углу Набережной канала Грибоедова и Львиного переулка. А полицейская управа на Садовой улице. В кабинете Путилина уже трое офицеров, Павел был последним. Остальные в Сыскной полиции – нижние чины. По моде тех лет Иван Дмитриевич имел пышные бакенбарды. Моду такую завёл государь Александр II. Чиновники, как это водится, императору стали подражать. Путилин поприветствовал собравшихся, открыл «книгу приключений», как назывался журнал происшествий, зачитывал криминальные события, спрашивал – кто конкретно занимается и есть ли какие-нибудь намётки по делу. Спрашивал Иван Дмитриевич по старшинству. Первым отвечал ротмистр. Павел слушал внимательно, на лету хватал образец для ответа и сумел достойно доложить. - Все свободны, уезжаю к Фёдору Фёдоровичу на совещание. Фёдор Фёдорович Трепов был обер-полицмейстером Санкт-Петербурга. Именно по его предложению была создана Сыскная полиция, и он предложил кандидатуру Путилина, разглядев в полицейском задатки отличного сыщика. Российской империей управлял царь Александр II, сменивший Николая I. Удостоен был эпитета «освободитель» в связи с освобождением крестьян от крепостного права в России и победой в войне за независимость Болгарии от османского владычества. Жаль только, недолго помнили болгары, кому обязаны свободой. И в первую и вторую мировые войны выступали на стороне немцев против «братушек», да и в более близкие времена на них надежды не было. То красный свет строительству газопровода включат, когда значительная его часть, морская, уже построена. То запретят строительство атомной электростанции в Беляне, когда по подписанному контракту уже строительство идёт. То памятник русскому солдату Алёше осквернят, то запретят пролёты российских самолётов над своей территорией. Пожалуй, Александр II, как никто другой из императоров после Петра I, провёл больше всего назревших реформ. В 1857 году ликвидировал военные поселения, в 1861 году отменил крепостное право, в 1863 году провёл финансовую реформу, в этом же году реформировал высшее образование, в 1864 году прошли Земская и Судебная реформы, в 1870 году реформа городского самоуправления, на следующий год – реформа среднего образования, в 1874 году военная реформа. По Ключевскому – «Александру II досталось обременительное наследство. Он не хотел показаться лучше, чем был и часто был лучше, чем казался». За период его правления Российская империя приросла Средней Азией, Северным Кавказом, Дальним Востоком, Бессарабией, Батуми. В 1867 г. Русская Аляска была продана Америке за 7,2 млн. долларов. По договору Россия передала Японии все Курильские острова в обмен на Сахалин. Уступки на двадцать лет обеспечили нейтралитет США и Японии для России на Дальнем Востоке. В 1858 году по договору с Китаем Россия получила Забайкалье, Хабаровский край, часть Маньчжурии. Но некоторые реформы запоздали, разразился экономический кризис. Устойчивый рост показывало развитие железных дорог. Павел не подозревал, что ему лично придётся встретиться с государем. Он вновь направился на Адмиралтейскую, в дом, где произошло убийство. Туда уже вернулся урядник да не один, с уловом, сыном убитого. Сын был изрядно пьян и «поплыл». - Не хотел я папеньку убивать, случайно вышло. - Урядник, засвидетельствуйте показания, для суда пригодятся. Незатейливое какое-то отцеубийство и убийца – слабохарактерный недоумок. Талантов хватило только проматывать отцовские деньги. Оставшуюся часть дня Павел изучал Законы Российской империи. В его кабинете, в книжном шкафу собраны все тома, вместе с поправками, а так же уложения, постановления. Понятно, что за три часа только несколько страниц одолел, всё же не беллетристика легковесная. Ещё один том забрал домой. Телевизора, как и интернета нет, так проведёт время с пользой. В бумажнике обнаружил несколько бумажных купюр и мелочь, решил на обратном пути заехать в «Пышечную», сохранившуюся до современных дней. Заведение было широко известно всем петербуржцам и многим гостям города и располагалось на углу Невского проспекта и Большой Конюшенной. Туда отвезла его пролётка. - Ждать? – спросил кучер. -Езжай! Боже, какие восхитительные ароматы! В «пышечной» народу полно. Выбор пышек, пирожных, пирожков – огромный. Чай горячий, ароматный, из самовара, к чаю подавали кусковой сахар. Подкрепившись, повеселел, отправился на съемную квартиру. Мысль мелькнула – далековато он живёт, надо бы поближе к службе найти. Многие так и делали. Проезд на извозчике дорог, конка ходит редко, особенно зимой. Однако жильё в центре совсем не дешёвое, Павел предполагал. В его время было так же. Учитывая служебный транспорт, можно было повременить. На квартире разделся, нашёлся домашний халат и тапочки. Мысль мелькнула. Каков был этот Кулишников? Ведь полный его тёзка! А может и не тёзка, а он сам, только в другом измерении. Ну не должно совпадать всё – имя, фамилия, внешность. А ещё занятно было, что он одел халат и тапочки, хотя был брезглив и никогда чужих вещей не носил. Обычно чужие вещи пахнут прежним хозяином, а теперь он запахов не уловил, как будто вещи после стирки. Начал читать нехотя, потом увлёкся. Начало темнеть и он зажёг свечи в канделябре и оторвался от свода законов, когда в комнате хозяйки, через стену, настенные часы пробили полночь. Спать пора, завтра наверняка день не из лёгких, потому как не знает толком ни сотрудников, ни законов, тех многих деталей, которые отличают новичка. Ближе к обеду его вызвали к Путилину. - Присаживайтесь, голубчик. У меня к вам деликатная просьба. - Помогу, если это в моих силах. - Сейчас объясню. Попал я вчерашним вечером в неприятную ситуацию. Возвращался из Парголова в столицу на одноколке. И вдруг из темноты четверо мужиков, да с топорами. Один лошадь под уздцы схватил, а трое подступились. Требуют бумажник отдать, не то зарубят. Один из тех, что совсем с цепи сорвался, готов был топор в дело пустить. Главарь остановил. Бумажник из сюртука вытащил, а другой часы на цепочке из часового кармана выхватил, причём цепочку дёрнул так, что петлю на брюках порвал. Бога благодарю, что жив остался. - Совсем обнаглели! Самого начальника Сыскной полиции ограбили! - О том никому пока! - Велика ли потеря? - Часы жалко, подарены Фёдором Фёдоровичем за службу, с дарственной гравировкой, известной фирмы «Буре и сын». Полагаю, рубликов сто стоят, как не больше. И в бумажнике двести тридцать было. - О! Отобрали половину месячного жалования Павла, если по количеству судить. А Путилин продолжил. - Мыслю я, это как раз «Парголовские черти». Точно сказать не могу, они обычно жертв своих убивают. И лиц в темноте я толком не разглядел, уж очень темно было. «Парголовскими чертями» называли жестокую банду, около полугода терроризировавшую жителей пригорода столицы. Грабили только в темноте на дорогах. Местные уже знали, по вечернему времени не ездили. А кто транзитом следовал в столицу – вот же они, уже огни города видны – жестоко расплачивались за свою торопливость и беспечность. И Путилин едва не пострадал, ибо оружия с собой никакого не брал, иногда только кастет. - Прикажете сыскное дело завести, Иван Дмитриевич? Путилин фыркнул возмущённо. - Полно-те, сударь. Мщения желаю и поимки. Вы, как человек не семейный, да из драгунов, очень могли бы помочь. - Внимательно слушаю. - Данилу Плещеева знаете? Себя шире и силы немереной, жеребца на спор поднимал. Полагаю маскарад устроить. Данилу в женское платье одеть, в темноте усы-то видно не будет. Он со мной в коляске, а вы ездовым, уж простите. - Вроде как на живца хотите людишек разбойных выманить? - Абсолютно точно! - Я согласен! – выпалил Павел. - Затея опасная. - Я готов. - Тогда приготовьте оружие. Револьвер, только не в кобуре. И палаш обязательно. И в цивильном. Палаш – вроде длинного кинжала. С шашкой несподручно, её не спрячешь, да и мешается. А палаш – штатное холодное оружие артиллерийских расчётов. Под полу верхней одежды спрятать можно и применить в нужный момент. Путилин продолжил. - И я вооружусь и Данила. Тогда встречаемся в восемь вечера. Проедемся до Парголово и назад. Думаю – после полуночи кататься уже бесполезно. Да и на следующий день всем на службу. - Разрешите идти? - Павел Иванович! – укоризненно покачал головой Путилин. Вы уже не в армии. - Но на государевой службе! - Можете быть свободны. В своём кабинете Павел проверил револьвер. Вычищен, заряжен, вот только не стрелял из него никогда Павел. Упущение большое, личное оружие должно быть пристреляно. Получил под роспись у урядника палаш. В потёртых ножнах, явно побывавший в боях, потому как на клинке зарубки есть. Зато без ржавчины и смазан, из ножен выходит свободно и беззвучно. После службы, когда в отделении остались только двое дежурных, на пролётке доехал до съёмной квартиры, переоделся, поужинал и снова в отделение. В коридоре едва не испугался. Навстречу ему тётка дородная и с усами. - Фу ты, Данила! Напугал. - Я сам себя в зеркале испугался! Ха-ха! Уселись в пролётку. Павел на место ездового, на передок взгромоздился. Путилин и Данила на мягкое сидение. От лошади сильно пахло терпким потом. Пролётка мягко покачивалась на рессорах. По Невскому народ гуляет, все в нарядах добротных. Выехали за город, не спеша добрались до Парголово, дали лошади отдых. Данила с наслаждением выкурил папироску. Отправились в обратный путь. И, как назло, никакого нападения. На следующий день поездку повторили, снова безрезультатно. И ещё одну с нулевым эффектом. С каждой поездкой Путилин мрачнел. Получается он, начальник Сыскной полиции, кавалер четырёх орденов и медали, не может изловить грабителей, людей примитивных, алчных и жестоких. Повезло на четвёртую ночь. За предыдущие поездки устали. Днём работа, а потом полночи в напряжении. И это сказывалось, Павел ловил себя на мысли, что хорошо бы запереть дверь и хоть пару часов вздремнуть. Голова соображала туго, отвечал он на вопросы с задержкой. И в эту ночь выехали уже без особой надежды на успех. Не зря говорят, бог помогает терпеливым и настойчивым. Не успели отъехать от последней городской заставы на пару вёрст, как из ночной темноты появились грабители. Всё шло по сценарию, описанному Иваном Дмитриевичем. По всей видимости, роли у грабителей были расписаны. Один сразу к лошади, схватил за узды. Двое к пролётке справа, один слева, чтобы не сбежал никто. У всех в руках топоры. В умелых руках оружие страшное. А на Руси издавна каждый деревенский мужик умел с топором обращаться мастерски. Никто не успел ни слова сказать, как Данила треснул грабителя огромным кулаком по харе. Тот без звука рухнул. И Павел, и Путилин схватились за палаши. Ими сподручно топоры отбивать. Пока револьвер выхватишь, пока курок взведёшь, ибо самовзвода не было, можно схлопотать удар топором. Но грабители не убоялись, вступили в схватку. Ещё неизвестно, кто одержал бы верх, если бы не Данила. Ещё один удар кулаком в грудь бандита. Хруст костей, вопль и ещё один повержен. На другого оба сыщика навалились разом, топор из рук выбили. Павел применил удушающий приём, грабитель и обмяк. Четвёртый, державший лошадь, видя, как развиваются события, бросился наутёк. - Держи его! – закричал Путилин. Павел принял команду на свой счёт, побежал. Ориентировался по топоту ног убегавшего бандита. На ходу ухитрился палаш в ножны убрать, достать из внутреннего кармана револьвер, взвести курок и выстрелить. Целился вниз, по ногам. Для него было важно захватить живого грабителя, чтобы допросить можно было, а лучше всего награбленное вернуть. Особенно хотелось часы карманные Путилину возвратить. Грабитель только ходу поддал. Павел закричал. - Стой! Буду стрелять! На мгновение остановился, повёл оружие на звук ног, нажал спуск. Вспышка выстрела ослепила. Да о чём говорить, если патроны шпилечные, допотопные, заряжены дымным порохом. В ночи дыма не видно, а белым днём было бы целое облако. Грабитель завопил и упал. Павел подбежал. - Кричал же – стой! Куда тебя? - Ой, в ногу! Как палкой ударили, не чувствую! - Оружие есть? - Нож складенец. - Давай сюда. О! Ничего себе складенец. Лезвие едва не в локоть длиной. Павел нож в свой карман убрал. - Вставай, идём к пролётке. - Больно! - Сам виноват. Топай, не зли! А то я ещё выстрелю, уже в башку твою глупую! Троих у пролётки уже Данила повязал. Полицейский не церемонился, узлы завязывал крепко. Одного которого он первым ударил, и который всё ещё без чувств был, положили под ноги седокам. Раненого усадили на передок, соседом к Павлу. А ещё двух верёвками к экипажу привязали. Лошадь медленно пошла к городу. Тяжеловато ей с таким грузом. За пролёткой семенили грабители. До Сыскной полиции добирались долго, сдали задержанных в кутузку. Было такое зарешёченное помещение, ныне его называют «обезьянником». Ехать домой? Спать уже некогда. Да и грабителей по горячим следам допросить надо. Если в банде другие члены есть, узнав об аресте, разбегутся, ищи их потом. Так думал Павел и так решил Путилин. - Павел Иванович, голубчик! Всё понимаю – устал, спать хочется. Но надо бы допросить грабителей. Вам двое, мне двое, до утра управимся. В принципе, так и надо действовать, пока разбойники в шоке от задержания, в себя не пришли. Помощь раненому в ногу бандиту оказал полицейский Данила. В армии научился, и в полиции часто приходилось помощь оказывать раненым. Доктора-то поди найди, а «скорой» не существовало в принципе. Да и будь она, как вызвать карету к пострадавшему? Перебинтовал, кровь остановил, а пулю из раны доставать уже доктор в тюрьме будет, если раньше не повесят. За «Парголовскими чертями», как прозвали банду в народе, не только грабежи, а и смертоубийства. Закон за такие преступления карает сурово – или виселица, либо каторга, на которой долго не живут, слишком суровые условия в Сибири. Работы для каторжников тяжёлые, в каменоломнях, на рудниках. Для уголовников условия намного жёстче, чем для политических. Если Павел допрашивал разбойников жёстко, то Иван Дмитриевич вежливо, чего разбойники не заслуживали. Оказалось – все из Парголовского пехотного полка, солдаты должны были демобилизоваться и решили домой вернуться с «капиталом». Парни деревенские, насмотрелись, как городские живут, завидно стало. И не придумали ничего лучше, как грабить. Мало того, жажда наживы была столь велика, что не останавливались перед убийствами. Рубили топорами даже женщин, снимали с убитых украшения, стягивали кольца и перстни. И если бы не такая подвижная ловушка на «живца», то их бы поймать не удалось, поскольку через несколько дней солдаты уже поехали бы домой. Ценности, добытые неправедным путём, хранили в общем тайнике. Путилин и Павел сразу решили содержимое тайника изъять. Если кто-то из сообщников остался на свободе, может воспользоваться. Взяли с собой самого «разговорчивого», который не стал запираться и снова в пролётку. Лопату прихватили, на облучке ездовой сидит. Утром рано, едва рассвело, уже прибыли на место. - Тут, - ткнул пальцем под большую сосну разбойник. - Бери лопату и копай! – приказал Павел. Сам взял в руки револьвер, предупредил. - Вздумаешь бежать, башку прострелю без предупреждения и оставлю в этой же яме. - Грешно не отпевать, - ответил разбойник. - А ты других убивал и не отпевал? Или свечи в храм ставил, святцы читать священнику заказывал? Не зли меня, копай. Земля рыхлая, копать легко, да и зарыты ценности были не глубоко. На два штыка лопаты углубился разбойник, как железо лопаты звякнуло о железо сундука. С трудом вытащили из земли деревянный сундук, окованный железными полосами, откинули крышку. Путилин сразу показал пальцем. - Мои часы и бумажник! - Иван Дмитриевич, лучше бы вам забрать. Иначе только после суда вернут, как без часов-то? - Верно. Павел сам и бумажник достал и часы. Путилин открыл крышку, часы остановились, запас хода за четверо суток иссяк, стрелки застыли. Иван Дмитриевич определил часы в часовой карманчик на правой стороне брюк, прицепил цепочку. И бумажник открыл. Деньги были на месте. Павел распорядился кучеру. - Грузите сундук вместе с разбойником. Да не на запятки, а нам под ноги. За сидением для пассажиров была площадка, на которую ставили сундуки путешествующих. У богатых были кожаные кофры. Они легче, элегантнее, чем деревянные сундуки. А чемоданов ещё не было. Если вещей не много, везли в саквояжах. Грузить сундук с ценностями на запятки небезопасно. Добрались до Сыскной полиции к полудню, втащили сундук в помещение. Путилин сразу приказал составить опись содержимого. Опись проводили при двух свидетелях, как положено по закону. Описывать долго, поэтому привлекали дворников. Они всегда сотрудничали с полицией. Обычно дворниками работали татары, трудились добросовестно, на улицах чисто. Вообще некоторые сферы деятельности захватили явочным порядком. Например, почти во всех ресторанах официантами были молодые мужчины из Твери. И место передавалось по наследству. Многие лодочники – чухонцы. Весь Петербург стоял на реках и ручьях и без лодки во многие районы города добраться затруднительно. Изначально на Васильевском острове улиц не было, а по примеру Голландии каналы и назывались они линиями. После смерти Петра каналы пришли в запустение, их засыпали, а название «линия» осталось. Именно линии, а не улицы, проспекты, переулки или тупики. Путилин подозвал Павла. - Павел Иванович, главное сделано. «Парголовские черти» под замком, награбленное изъято. Езжайте домой, голубчик, отдыхайте. А завтра с утра дело оформлять и в суд. Сыскная полиция работала быстро. Если злодей задержан и доказательства есть, нечего его содержать. Суд решит – куда его определить. На каторгу, на виселицу или в тюрьму. Членовредительством, как то выжиганием клейма с надписью «ВОР» на лбу, либо рванием ноздрей, отрезанием языка уже не занимались. Павел уснул прямо в пролётке и разбудил его извозчик. - Господин Кулишников! Мы на месте! - Спасибо, братец! Что-то сморило меня. В комнате разделся и спать. Какое же это счастье – спать в уютной постели вволю! А утром проснулся с мыслью. «Какой сегодня день недели? На службу он ходит уже шесть дней. Или семь? Должны же быть выходные? Понятно, что у полицейских ненормированный рабочий день, переработки как правило. Надо узнать у хозяйки. Хотя нет. Иван Дмитриевич говорил – сегодня оформлять дело и подавать в суд. Всё равно выспался, дома делать нечего. Надо бы найти квартиру поближе к службе. Очень много времени уходит на дорогу. А надо бы так, что пешком, да неспешно пять – десять минут». На службе взял образец дела, всё оформил, перепроверил. Непривычно писать гусиным пером и тушью. С непривычки испортил два листа, тушь упала, кляксы получились, пришлось листы переписывать заново. Уже и «яти» стал ставить, где надо. Закончив дело, подошёл к дежурному надзирателю. - Не подскажите, как можно комнату или квартиру поближе снять? - Да чего проще? Вон в ведомостях объявления. Берите, читайте. На столе у дежурного лежали «Невские ведомости». Павел снова уселся за стол в кабинете. Одно объявление показалось интересным. Судя по адресу – рядом. Вернул газету дежурному, спросил – далеко ли адрес? Для перепроверки. Всё же многие улицы имели другие названия. После революций и Великой Отечественной войны массово переименовывали, потом нагрянула демократия, и улицы снова стали переименовывать. То прежние, дореволюционные имена возвращали, то новые давали. И с памятниками такая же вакханалия. Сносили, ставили на их место новые. Отправился смотреть. Действительно, от отделения Сыскной полиции – один квартал. Сейчас рядом с этим адресом стоит храм Спаса – на – Крови, на месте гибели императора Александра II. Частный одноэтажный дом, для квартиранта отдельный вход, комната меблированная и цена подходящая – четыре рубля в месяц, ежели без пансиона. А ежели завтракать и ужинать, то восемь. Павел договорился о полупансионе – только завтрак. Вручил задаток и получил ключи. Завтра первое июня, начало месяца, сегодня можно переехать. Пришлось нанимать извозчика. Вроде не семейный, а вещей набралось много – форма летняя, зимняя, парадная, по две пары обуви к сезону, да головные уборы, бритвенный прибор, да прочего набралось так, что всю пролётку загрузил. К вечеру же и все вещи развесил в шкафу. Возня утомила, зато радовала перспектива поспать на полчаса больше. Павел по определению был совой. Спать любил ложиться поздно и так же поздно вставать. В понедельник предупредил дежурного о смене адреса. Случись вызвать на происшествие, чтобы нашли сразу. А немного позже Путилин его удивил, да не только его. Павел в кабинете сидел, когда из коридора донёсся шум. Вышел полюбопытствовать. У стола дежурного старик сидит с окладистой бородой, по одеянию – селянин, на голове колпак, на ногах – плетёные лапти. Одно слово – беднота. И дежурный ему втолковывает. - Тебе не сюда, дед. Здесь серьёзное заведение, полиция. Всяких супостатов ищем. А будешь отрывать от работы, вытолкаю взашей. А селянин вдруг расхохотался. Бороду снял и колпак и перед Павлом и дежурным предстал Иван Дмитриевич собственной персоной. - Как я вас провёл? А ведь действительно, начальника никто не признал. А всего-то накладная борода, немного грима и другая одежда. Тогда не знал Павел, как и многие сотрудники Сыскного отдела, что Путилин мастер по переодеванию. То в священника вырядится, то в солдата, а то и босяка из низов, как сегодня. Прямо актёр в Путилине умер. И переодевался в дальнейшем Иван Дмитриевич часто. Причём переодевания помогали делу, позволяли выходить на след подозреваемого. А ещё, поскольку первое число месяца, после обеда прибыл на пролётке казначей полиции с охранником, вооружённым полицейским. Холодное оружие имели все полицейские, а с огнестрельным хуже. Всего имелось револьверов на тридцать процентов от штатной численности. Позже, когда появился «русский» Смит – Вессон, оснащённость возросла, но не до полного оснащения. И только после массовых выступлений 1905 года, да с производством дешёвого и надёжного «Нагана» в 1895 году револьверы имели уже все полицейские. Никто из власть предержащих подумать не мог, что волнения могут быть массовыми. Ведь царственная особа, это посланник Божий, данный народу на управление. А народ стал бунтовать, подстрекаемый разного рода партиями. К сожалению, все силовые структуры зреющее недовольство проморгали. А если кто из агентов и докладывал, то начальство отмахивалось. Власть считала главным злом уголовников, к политическим относились снисходительно. Мол – бузят по молодости, по недомыслию. Политический ссыльный вместе с уголовником не находился, мог брать в ссылку до 5 пудов багажа (80 кг.). Им, в отличие от уголовников, дозволялось носить собственную одежду, а не арестантскую робу, пользоваться постельными принадлежностями. Они могли приобретать в тюремной лавке один раз в неделю продукты и предметы обихода. Имели право читать газеты и журналы, могли общаться между собой, им давали свидания с родными, но не более двух раз в неделю. Режим, более чем лояльный. Не вразумились, подстрекали народ. Кончилось потом всё февральской революцией 1917 года и октябрьским переворотом. Страна, имевшая полновесный золотой рубль и пятую экономику в мире, скатилась к гражданской войне. Знали бы ещё революционеры, что многие из них закончат свою жизнь в 1937 году. Жалование получили все, ходили довольные. И Павел получил свои сорок рублей, жалование полицейского прапорщика. По заведённому порядку офицеры вечером пошли в трактир по соседству, попили пива, да с пирогами, пообщались. Такие посиделки были редки, но сотрудников сплачивали.
Рейтинг: 5/7
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ rel="nofollow" Регистрация | Вход ]
[ rel="nofollow" Регистрация | Вход ]