Сотня. Казачий крест

литрес

---

Сотня. Казачий крест

Влажные комья земли глухо стучали по крышке гроба, и Матвей невольно содрогнулся от этого звука.

Только теперь он осознал, что деда, сильного, сурового мужика, больше нет. Что не будет больше долгих молчаливых посиделок за вечерним чаем, не будет его угрюмого ворчания и твёрдых, мужских советов.
Дед Роман был родовым казаком, пережившим всё.

И войну, и расказачивание, и голодные послевоенные годы, но всегда умудрялся оставаться самим собой.
Станичный кузнец не боялся ни бога, ни чёрта, а к властям всегда относился как к досадному недоразумению. На него несколько раз пытались завести дело, но даже НКВДшные ухари отступались, наткнувшись на твёрдое упрямство родового казака.

Да и профессия помогала. Лучшего кузнеца во всей округе было не найти, а вменить ему в вину саботаж или некачественную работу не было никакой возможности. Дело своё дед любил и всегда делал на совесть.
Могильщики сформировали могилу и, утрамбовав землю лопатами, быстро отступили в сторону. Глядя на свежий холмик и староверский крест, Матвей сглотнул стоящий в горле ком, но так и не смог заставить себя повернуться к могиле спиной.

Словно что-то удерживало его на месте. Немногие знакомые и друзья делали робкие попытки вернуть парня в реальность, а он продолжал стоять, словно надеясь ещё раз услышать такой родной голос.

Накрапывал редкий дождь, но Матвей не замечал, как по лицу и шее медленно стекают холодные капли.
— Небо его провожает, — расслышал парень дрожащий старушечий голос.
— Да. Небо, — еле слышно выдохнул Матвей.

Долгий раскат грома заставил его чуть вздрогнуть и очнуться. Тряхнув головой, парень медленно повернулся, но не успел сделать и шагу, как кладбище озарилось ярчайшим ударом молнии. Собравшиеся дружно вскрикнули, закрывая ладонями лица, а когда проморгались, рядом со свежей могилой никого не было. Только выжженная до состояния стекла земля и кучка пепла…

* * *

— Господи Иисусе Христе сыне Божий… — расслышал Матвей сквозь звон в ушах и попытался пошевелиться, но тело отказалось повиноваться.

Мысли текли вяло, словно вязли, как мухи в патоке. Болело всё, даже те мышцы, о существовании которых Матвей и не подозревал. И почему-то было очень тяжело дышать. Словно его заколотили в тесном гробу. Вздохнув, Матвей собрался с силами и сделал ещё одну попытку пошевелиться. Новая вспышка боли в корне пресекла и эту попытку, заставив парня замереть и невольно застонать от боли.

— Хосподи, никак живой?! — ахнул кто-то всё тем же старушечьим голосом.

«А чего это мне живым не быть?» — удивился Матвей, делая очередную осторожную попытку пошевелиться.
— Ой, гляньте, пальцами шурудит! — послышался другой голос, и Матвей, вдруг разозлившись, понял, что просто обязан показать всем, что он не просто живой, а ещё и всех этих ворон переживёт.
Злость и унаследованное от деда упрямство заставили боль отступить, и он, напрягая все силы, заставил правую руку сжаться в кулак.

— Господи, и вправду живой! — охнул мужской голос, и тут же чьи-то сильные, мозолистые ладони сжали его лицо.
Потом кто-то крепко встряхнул его тело и в самое ухо хрипло гаркнули:
— Матвей, сынок, очнись! Дай знак хоть какой!
— Ой, не ори, и так башка отваливается, — попытался высказаться парень, но вместо этого из горла вырвался только сиплый, едва слышный стон.
— И вправду живой, — охнул теребивший его мужик. — Баню топите! — раздался его громовой рык.

Потом Матвей почувствовал, как его подняли и куда-то понесли. Возражать или ещё как-то спорить парень даже пытался. Не было ни сил, ни возможности, ни даже желания. Он вообще не понимал, что вокруг происходит. Ведь последнее, что он помнил, это громовой раскат на кладбище. Потом вспышка, и всё. И вот теперь темнота, боль и какие-то незнакомые голоса вокруг. Да ещё и баня эта. Баня-то тут вообще при чём? У него дома нормальная
ванная имеется.

---