Андрей Шопперт. И опять Пожарский

Афанасий Иванович Афанасьев сидел на скамейке у себя на даче и наслаждался последним летним деньком. Комаров уже нет. Мухи ещё есть, не без этого, но меньше, гораздо меньше, чем пару месяцев назад. Солнце приятно ласкало подставленное лицо. Совсем слабый ветерок не давал его лучам сделаться горячими, да и конец августа всё же. Всё было просто замечательно: картошка выкопана, огурцы с помидорами политы, перцы и баклажаны подкормлены разведённой в бочке золой. Сиди и впитывай последние в этом году летние лучи.

Мешали охотники. Афанасий Иванович их просто ненавидел. Задняя часть его большого участка выходила к полузаросшему камышом и рогозом большому озеру, так что всего в ста метрах, а может, и поближе, истребляли ни в чём не повинных уток. Охотников было двое. Они засели в шалашах на разных концах озера и гоняли друг к другу бедных уток. Каждые пару минут, а то и чаще, гремели выстрелы. Какой тут, к черту, отдых.

Надо сказать, что генерал-лейтенант в отставке Афанасьев выстрелов за свою длинную жизнь понаслышался. Родился он здесь же, в селе под Нижним Новгородом. Тогда, правда, город назывался Горький в честь пролетарского писателя, которого ненавидели все школьники страны за его «Мать» и «На дне». Оба произведения Афанасий Иванович недавно перечитал: его попросили выступить перед школьниками, и по привычке всё делать основательно, всё-таки в бывшем Горьком выступать, старый офицер решил подготовиться. Это был ад, ничего хуже он в жизни не читал. Штудировал эту гадость, как оказалось, генерал зря: из школьной литературы эти произведения изъяли. Есть всё же бог. Город переименовали, и детей не мучают. А ещё все власть ругают – вот же, и от неё есть польза.