Она очнулась, ожидая продолжения пыток, не понимая, почему в этой войне выжила она, самая бесполезная из всего рода Блау. Очнулась оттого, что услышала родной голос. Говорил ее дядя, который пять зим назад погиб в застенках. Очнулась, уверенная, что все, что ее окружает,— иллюзия, наведенная ее врагами. Но это не иллюзия.
Вайю Блау, Темный мастер-целитель, проведшая на войне несколько лет, очнулась в своем родовом поместье. Ей снова четырнадцать. Она находилась некоторое время в пещере, где яд от укусов ядовитых тварей проник ей в кровь и затронул внутренний энергетический каркас. Ее сущность приобрела качества Светлых и Темных. Но война на самом деле никуда не ушла. Она продолжается в другой ипостаси. Юную девушку ждут впереди нелегкие сражения, опасные заговоры и попытки разобраться, кто же она на самом деле.
М.: Альфа-книга, 2020 г.
Серия: Магия фэнтези (второе оформление)
Выход по плану: август 2020
Тираж: 2000 экз.
ISBN: 978-5-9922-3111-3
Страниц: 413
Первый роман цикла «Грозовая охота».
Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации В. Успенской.
Содержание цикла:
1. Последняя из рода Блау (2019)
2. Турнир (2019)
3. Ритуал (2020)
4. Белое солнце дознавателей
Последняя из рода Блау
Глава 1. Перерождение
— Почему она до сих пор не очнулась, — раздраженный голос дяди сопровождал монотонный свист хлыста. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Я почти видела, как хлыст нервно скользит по его любимым гильдейским сапогам из тончайшей кожи. Нервничает. Обычно дядя считает недопустимым такое откровенно плебейское выражение эмоций.
Глаза резало нещадно. Почему глаза? Ведь на прошлом допросе мне ломали пальцы. Когда это было — вчера? Декаду назад? Что же такое ядреное мне вкололи, что у меня такие объемные слуховые иллюзии. Забористая дрянь, наверняка эти постарались, из новых Серых.
За окном весело щебетали птицы. Лежать было удобно, мягко и тепло, почти как на кровати в нашем родовом поместье в Долине. Я почти по-настоящему чувствовала запах вереска с пустошей, который тихонько просачивался в приоткрытое окно.
Как же хорошо. Как же хорошо, Великий!
Сейчас по сценарию должна зайти Нэнс и отдернуть шторы. Как сладко. Много зим мне не снилось поместье. Мне вообще после той резни на окончание десятого курса Академии ничего кроме кошмаров не снилось.Только кровь, грязь, голова Акселя в петле и истлевшие кости скелета в подземелье с родовым перстнем Блау.
А тут какой-никакой дом. Какая качественная иллюзия.
— Виртас-с-с, — дядя почти шипел. — Кто из нас двоих Целитель?
Да что же такое происходит?
— Кастус, повреждения слишком сильные. Большую кровопотерю мы восполнили, но с ядом скорпиксов так сразу сделать ничего нельзя. Юная госпожа слишком долго пробыла в пещере. Зрение восстановится, но не меньше недели будет необходимо носить целительные печати, — голос целителя был тих и убедителен. — Концентрация яда предельная, антидот я ввёл, но…
— Юная госпожа, — дядя сделал особенно ядовитое ударение в стиле Блау на второе слово, — через две луны должна встречать родственный клан Хэсау. И никто, Виртас, никто заменить Вайю не сможет.
Я хохотнула про себя. На редкость забористая иллюзия.
Виртас умер в шестнадцатом, по дороге в Керн, в самом начале мятежей. Мой предусмотрительный и умный дядя, который так гордится своим гильдейством, прожил немногим дольше. Умер через пять зим в застенках Левинсбрау, но мы узнали об этом только через несколько лет, когда случайно опознали останки по родовому перстню. Сдох и не сдал Блау. Уже этим одним я гордилась: этот высокомерный хрыч, с которым мы так и не нашли общий язык, — мой дядя.
Родные стены, родные старые хрычи. Я бы прослезилась от избытка чувств, но нас не поили почти декаду, и выдавить даже одну слезинку — просто небывалый подвиг.
Лучше иллюзия, лучше так, чем пялиться на то, что осталось в соседней камере от сира Фейу. Пытки, кровь, грязь. Человеческое существо в эгоизме своем считает, что никогда не сможет привыкнуть к такому, но это всё чушь. Все привыкают. Всегда привыкают. Последний оплот проигранной победы. Армия Фейу и Тиров, долбаные высокомерные идиоты, положившие на алтарь своего величия последние четыре дивизии.
Четыре, мать их, дивизии. А всё почему? Потому что идиоты.
Мы — идиоты. Последние идиоты войны, проигранной задолго до ее начала. Заложники и пешки. Старое никчемное уставшее воевать мясо.
Запах вереска стал сильнее. Я зажмурилась в попытке удержать иллюзию. Что мне вкололи? Или подмешали вчера в еду? Нет, нас давно не кормили. Действительно, зачем кормить сброд перед казнью. Так мы все сдохнем через несколько дней и никакой показательной порки, никаких знамен и сожженных штандартов, никакой вони. Бескровная победа. Кажется, это главный девиз его нового, мать его, величества, да сдохни он в веках и неназываем в роду будет.
— Виртас, делай что хочешь и как хочешь, но послезавтра юная сира Блау должна приветствовать гостей Рода, и если этого не будет… — холодно протянул дядя. Скрип сапогов, щелчок хлыста, и звук хлопнувшей двери ознаменовал уход моего дражайшего родственника.
Юная сира Блау. Точнее, последняя из всех Блау. Последняя выжившая. Самая бесполезная. Я до сих пор не понимаю, почему в этой войне выжила я, а не Данд, не брат, не дядя, в конце концов. Почему я. Самая бесполезная из всего Рода Блау. Глаза защипало, и соленые слезы своевольно покатились дорожками, щекоча шею.
— Нэнс, госпожа под исцеляющим, она тебя не услышит, — Виртас вздохнул устало и забормотал: — Делай что хочешь, делай что хочешь, чтобы Вайю очнулась и была здорова до завтра, но это решительно невозможно. Я же не Святой Асклепий, чтобы исцелять наложением длани.
— Мисси! Мастер Вирт, мисси плачет! Ей больно, — Нэнс взволнованно заламывала руки.
— Что… отойди… Нэнс… быстро, — легкий ветер, щекочущее тепло диагностирующих чар, малая успокоительная печать в центр солнечного сплетения, легкий ободок холода и вкус мяты на языке — Наставник скастовал малое обезболивающее. Вирт все-таки Мастер, плести чары с такой скоростью. До сих пор не понимаю, как в свое время в нашу глушь удалось заманить целого светлого Мастера-целителя. А сейчас уже и не спросишь. Не у кого.
— Вайю…
— Мисси…
— Вайю, девочка моя, Вайю, ну давай же, давай, — Вирт последовательно накладывал печати и цепочки чар, и на большом реанимационном круге я взвыла.
— Вирт, что вы творите, — голос ломался, сложно говорить, когда твое тело безостановочно прошивают молниями, иллюзия иллюзией, но я же чувствую! — Реанимационный — это слишком…
— О, неужели госпожа добралась до трактата Мастера Озерски по реанимации малых и больших организмов, — голос Вирта сочился счастьем и довольством.
— Мисси, вы очнулись, мисси… — Нэнс ворковала вокруг, внося ещё больше суеты, она потянулась поправить подушку и задела плечо. То самое плечо, которое мне успешно вывихнули позавчера, когда ломали тонкие пальцы Блау. Чтобы лечить не могла.
Тело отреагировало на одних вбитых рефлексах раньше, чем я успела что-то сообразить. Захват, подсечка, и упитанная Нэнс с оглушительным звуком впечаталась в заботливо закрытую дражайшим дядей дверь.
— В-в-вайю… — голос Наставника немного подрагивал. Хорошая иллюзия. Качественная. Даже эмоциями озаботились, седьмой уровень, не меньше, почти полная достоверность.
— Мисси…
— Тише, тише, Вайю, девочка, — Вирт медленно отходил назад от кровати, подняв руки ладонями ко мне, чтобы показать — никаких плетений, смотри — все хорошо.
Я попыталась сесть ровно, но тело не слушалось.
— Давайте к делу. Иллюзия удалась, просто блеск. Можно сразу сдавать на Мастера. Кто работал? Шах? Или новая разработка Серых? Я просто в восхищении. Примите благодарность рода Блау. Шах! Шах! Где ты, умертвие безродное, сын скорпикса и псаки, безродная тварь, продавшая свой Клан за миску супа! Гаси контур и переходи к делу, — в конце мой голос сорвался, не удержала. Слишком больно было почувствовать дом, Нэнс и Вирта. Шах действительно Мастер-р-р, чтоб его псаки за гранью сожрали. Тварь. Как есть тварь.
— Вайю, ты думаешь это иллюзия, ты думаешь, контур замкнут? — Виртовы интонации напомнили мне спецкурс Академии, который мы проходили в одной из психушек. Хорошее было время. Спокойные мирные психи. Там Мастер Лексия такими же интонационными модуляциями особо буйных укладывала. — Вайю, это яд скорпиксов, ты две луны провела в пещере у старых шахт, яд проник в кровь и затронул внутренний энергетический каркас. Вайю?
— Да, да, да. Шах, ты отлично подготовился, вот просто отлично. Много времени потратил, чтобы раздобыть старые карты? Кого считал? Не многие помнят этот случай, просто стопроцентная достоверность.
— Мисси, ну что же это, Великий, делается, мисси, — Нэнс подвывала, сидя на полу, и наверняка слезы фартуком терла. У нее всегда после плача нос краснел так, что даже через ее смуглую кожу настоящей аларийки несколько лун просвечивал румянец.
Нэнс, моя старая добрая Нэнс, я до сих пор по тебе скучаю.
— Вайю, я задал вопрос.
— Да, Шах, это иллюзия. И она мне уже порядком надоела.
— Вайю, посмотри на меня, — Вирт аккуратно шагнул ближе на шаг, — ты помнишь, кто я? Мастер Виртас. Я твой Наставник. Нет никакого Шаха. Ты в поместье Блау, тебя нашли в пещере возле старых шахт, где ты провела две луны в гнезде скорпиксов, тебе очень повезло, что сейчас у них линька. Яд скорпиксов вызывает множественные наведенные иллюзии, Вайю! Девочка, мы это проходили на прошлой декаде. Вайю!
— Я знаю, что яд скорпиксов вызывает иллюзии, и что водятся скорпиксы только у нас, в Лирнейских горах. Только вот сейчас весна и линьки у них нет. Гаси контур, тварь! — я уже практически рычала. Темная мерзкая тварь.
— Вайю, послушай меня, просто послушай меня. Вайю! Сейчас осень. — Виртас посмотрел на Нэнс, и она торопливо закивала, быстро отдернув шторы — запах скошенной травы, вереска, цветов влетел в комнату с порывами теплого шаловливого ветра. — Скоро праздник урожая. Родичи вашей матери, которых вы должны встречать послезавтра, прибывают именно на праздник урожая. Вайю, что отличает иллюзии от реальности? Как звучит второе условие Коха? Второе условие Коха, Вайю, мы это тоже проходили!
— Контур иллюзии можно увидеть изнутри при условии воздействия направленным светом, — я хохотнула, мне только проверки второго условия Коха сейчас и не хватало. — А давайте! Давайте проверим! — чистый свет в бывшей гильдейской тюрьме, экранированной от любого воздействия, в исполнении темного целителя последней бесполезной сиры Блау. Это будет что-то!
Я щелкнула зубами, выплетая непослушными пальцами чары. Руки немного дрожали. Шутка ли, почти десять лет я не плела светлых чар, просто не могла. Да и правильнее было бы сказать «темный Мастер-целитель Блау», но кто же в условиях полевых госпиталей будет собирать комиссию, чтобы присвоить Мастерство, да и к тому моменту, как я достигла девятого круга, было уже некого собирать. Почти никого из Наставников Академии не осталось в живых. Выжили только предатели. Точно! Комиссию из предателей!
Чары проверки вспыхнули ровным ласковым золотым светом. Сбоку сверкнул серебром купол энергетической защиты. Виртас? Это он выставил щит? От меня? Периметр комнаты засиял бледно-голубыми силовыми линиями.
Великий — это невозможно!
Я лихорадочно щелкала кольцами и чаровала ещё раз. И ещё. И ещё. И ещё. Это просто невозможно! Свет послушно вспыхивал и гас, повинуясь движениям пальцев. Я — темный целитель в девятом круге, я не могу так работать со светом. Это невозможно. Абсолютно невозможно.
Чары личной диагностики. Экранирование. Второй. Второй круг света. У меня второй круг. Света.
Великий, что происходит, где мой девятый круг?
— Вайю, теперь ты убедилась? Контура нет, значит это не иллюзия. Это просто действие яда скорпиксов, — Виртас с отчетливым облегчением схлопнул защитный купол. — Ещё несколько дней у тебя могут быть легкие видения… И перестань чаровать диагностику! Сейчас лишняя нагрузка на твой энергетический контур вредна! Вайю! Я проверил — все в порядке, яд не повредил энергетике и твоему второму кругу, — Вирт тараторил и проглатывал слова. Он всегда говорил очень быстро, когда волновался.
— Я… у меня… второй… круг, — я начала смеяться. Я смеялась и плакала от смеха. Меня накрыла форменная истерика. У темного целителя Блау второй круг света. Скажи кому, засмеют. Второй, мать его, круг света. Я хохотала и просто не могла остановиться.
— Второй, второй, все в порядке с твоим вторым кругом, все в порядке. — Вирт подкрался неслышно и наложил на меня печать молчания и спокойствия. — Вот так, наша девочка, вот так, все в порядке с твоим вторым кругом, все в порядке. Нэнс, госпожа пришла в себя, можешь обрадовать сира Блау. Вайю спокойно проспит до утра, не беспокоить, скажешь, мое распоряжение, иначе завтра я не ручаюсь за результат. Так и передай, чтобы эти вертихвостки…
— Да, Мастер, конечно, Мастер… А маленькая мисси завтра будет в порядке? — Нэнс торопливо приседала, рассыпаясь в благодарностях.
— В полном, Нэнс. Теперь уже точно всё в полном порядке.
Нэнс упорхнула. Вирт подстраховался и, помимо спокойствия и молчания, ещё наложил полный стазис. Старый хрыч. Наставник. Слезы опять сами покатились из уголков глаз — солоно и щекотно, и даже не вытереть никак. Это не я… Я совсем не плачу.
Я не плачу!
Второй круг, Великий, второй круг! Мне было четырнадцать или пятнадцать, когда уровень внутренней энергии был равен второму кругу. Скорее, четырнадцать зим, потому что в пещеру скорпиксов меня отправили «любимые» кузины, которые приехали в поместье дяди летом, пока реставрировали их менор. Мои «любимые» щедрые сестрички, которые испоганили мне все первые годы в Академии.
Четырнадцать зим, Великий! Мне снова четырнадцать! Я вернулась на восемнадцать зим назад? Как это возможно?
Значит, Данд ещё не приехал от Хэсау, его не приняли в род, жив дядя, Аксель… и я не последняя из рода Блау! Живы Фрай, Нэнс, Вирт, живы Кис-Кис и Фэй. Великий, если это сон, то я прошу тебя, не дай мне проснуться.
За окном щебетали птицы, розовая полоска неба сверху светилась багрянцем — скоро закат. С заднего двора доносились короткие отрывистые команды — у охраны перекличка на постах.
Я не могла пошевелиться — только дышать, глубоко, полной грудью, — впитывая яркие запахи нашей короткой северной осени, и плакать… слезы текли по щекам бесконечными теплыми дорожками.
Юная сира Блау — вернулась.
Глава 2. Разговор с дядей
За окном щебетали птицы. Одуряюще пахло вереском и скошенным сеном с нижних полей. Я уминала свежую кашу, принесенную Нэнс с кухни. Жидкая каша на воде. Кто бы сказал, но ничего слаще и вкуснее в своей жизни я не ела. Я рыкала, торопилась, облизывала ложку, вычищая тарелку до дна. Никаких манер — плебейство, как сказал бы дядя. Я бы посмотрела, если бы его две декады морили голодом в гильдейской тюрьме.
Я дома, но совершенно не чувствовала себя в безопасности, постоянно казалось, что сейчас иллюзия дрогнет, истают стены, и я снова окажусь на вонючей соломе шестой камеры. Хотелось попросить Нэнс запасти в комнату еды и воды, и побольше, побольше, чтобы хватило на пару-тройку декад.
Я чувствовала себя беззащитной и голой. Ни щит поставить, ни сигналку на дверь навесить. Какой толк? Силы пшик. Со вторым кругом мне только цветочки в оранжерее зачаровывать. Да и толку от моих навыков — нетренированные пальцы не слушаются, условно светлые чары сбоят, а от темных вообще никакого толку. Спешите увидеть — гвоздь сезона, светлая Леди Вайю второго круга выплетает темные чары девятого уровня, и у нее ничего не выходит! Как вы думаете почему?
С этим нужно что-то делать. Безусловно, я не перепрыгну через голову, но какую-то защиту поставить нужно. Активация темного источника? Это подождет, нужно сначала полностью вывести яд скорпиксов и восполнить пробелы внутренней энергетической структуры. Наставник, конечно, разукрасит лицо траурным пеплом, когда поймет, что его истинно светлая ученица решила обратиться к темной половине своей крови. Но это мамино наследие. И, будем откровенны, если бы не темная половина кровиХэсау и спонтанная активация, тогда меня сожрали бы сразу. На войне мои светлые чары абсолютно бесполезны. Светлы, милы и абсолютно бесполезны. Великий, благослови темное наследие!
Остаются родовые дары Блау. Данду после принятия в Род досталась возможность напрямую взаимодействовать с животными и управлять ими, брат способен использовать Глас, а у меня двусторонняя эмпатия в крайне урезанном варианте. Неплохо. Можно все валить на нестабильность источника, которая всегда возникает при принятии родового дара, по крайней мере шарахнуть шагов с десяти полным спектром эмоций будет можно при случае. Чем не эмпатический щит?
Дядю я подловила в малой сиреневой гостиной за непременной чашечкой утреннего кофе и чтением свежего номера «Имперского Вестника».
— Дядя… — обязательный поклон Старшему по этикету — голову склонить, спину выпрямить, сама почтительность во плоти.
— Вайю, — дядя щелкнул пальцами, отсылая прислугу, и отложил газету. Короткий жест в сторону свободного кресла, диагностические чары на меня, купол тишины на комнату — разговор намечается серьезный. Будет песочить.
Я глубоко вздохнула и ринулась в бой.
— Дядя, я знаю, что ты сейчас скажешь, но я бы хотела объяснить всё у Источника, чтобы не повторяться дважды. Я… после пещер… я много думала, я хочу поговорить с предками. Попросить прощения, совета и поблагодарить за то, что Блау всегда хранят Блау.
Тишина была оглушительной. Дядя смотрел серьезно и молча. Тусклые глаза, вертикальные морщины на лбу, сероватый оттенок кожи. Устал. Эти две луны и ему тоже дались нелегко. Темные, с щедрой белой проседью, волосы стянуты в строгую мужскую косу.
Никаких украшений, только кольцо — родовая печать и неизменный хлыст рядом, с оплеткой, инкрустированной камнями. А ведь дядя не так уж и стар. Это в мои четырнадцать он должен был казаться умудренным опытом стариком, а на самом деле мне уже за тридцать, и я могу понять, какую непосильную ношу он на себя взвалил, чтобы вырастить юных Блау и дождаться, когда он сможет передать Род брату.
— Блау всегда хранят Блау. Я удивлен, — дядя свободно откинулся назад в кресле и усмехнулся. — Позавчера в южные шахты уезжала взбалмошная девчонка, а вернулась юная умудренная жизнью сира? — дядя говорил серьезно, но его выдали смешинки в глазах.
— Дядя, поговорим у Алтаря, прошу тебя. Мне есть что рассказать. — Мне нужен источник для активации дара, и потом, у Алтаря не врут. Все, что я скажу, будет подтверждено Родом, и это позволит избежать всех вопросов.
— Настоящая причина, Вайю. И ты, и я знаем, как на самом деле ты относишься к предкам Рода.
Относилась. Это будет правильнее. Пока не осталась совершенно одна с этим бесполезным светлым источником. Пока ты, дядя, не сдох в Левинсбрау, хотя обещал хранить и беречь. Пока брата и Данда не подставили, а Нэнс не отравили. Я осталась совершенно одна, дядя. Последняя из Блау. Только я и предки, поэтому не тебе рассказывать мне о силе Рода.
— Я хочу… вылечиться. Восстанавливающие печати Наставника очень жгутся. И я не смогу нормально танцевать, скоро осенний бал в Керне, и Марша на следующей декаде должна прислать приглашения на малый прием. Там же будет сир Квинт, дядя, — вспомнила я свой извечный аргумент в этом возрасте. И, если я правильно помню, именно на празднике урожая моя дорогая «закадычная» подруга Марша хорошо повеселилась за счет глупой Блау. И я никак не могу это пропустить снова. — И мои ханьфу уже устарели… мне нужно в Керн, иначе что о нас будут говорить? Что сира Блау пришла дважды в одном и том же туалете. Это решительно недопустимо!
Дядя молчал — мои доводы его не убедили.
— Я чувствую себя раздетой. Голой, незащищенной. Я не чувствую себя в безопасности даже здесь и сейчас, — я повысила ставки, и дядя нахмурился. Ещё бы, это одно из самых тяжелых оскорблений для мужчины — неспособность защитить своих женщин. — Я боюсь, что это иллюзия, — я обвела рукой комнату, — что это просто яд скорпов и ничего этого нет на самом деле. — Нет моих платьев, нет Акселя, нет Нэнс, и… что меня не пригласили на малый прием у Фейу… — Ну давай же, давай, торгуйся, ты же этого хотел. Мне нужен Алтарь не только чтобы почувствовать связь с Родом. Я хочу открыть свой родовой дар. Я не знала, какой дар у дяди, и никто не знал. Но по обрывкам воспоминаний это было больше всего похоже на индикатор эмпатии. Для Блау и о Блау. Он всегда видел насквозь все выходки, знал, когда врет Данд и куда ускакали мы с Кис-Кисом.
Я кинула быстрый взгляд на дядины холеные пальцы, унизанные перстнями — артефакта правды вроде нет, но безопаснее не врать. И верить в то, что говоришь.
— Вайю, ты очень хочешь на осенний бал в Керне? Встретиться с твоими подружками и с сиром Квинтом?
Я кивнула и добавила сумасшедший оскал безответно влюбленной юной сиры.
Дядю едва заметно перекосило. Хорошо держит лицо. Я долго тренировалась до завтрака, пока зеркало не отразило нужный комплект эмоций. Лихо, придурковато и восторженно. Именно так должен улыбаться глупый «светлый мусор» семьи Блау, когда говорят о балах и… Квинте.
— Нет, Вайю. Ты наказана за то, что так безответственно, никого не поставив в известность, отправилась в южные шахты. Тебе повезло, но это не твоя заслуга. Урок должен быть усвоен. Четыре декады с восстанавливающими печатями… — Дядя лукавил. Четыре — это если Наставнику придет в голову специально затянуть лечение. Яд скорпов выводится пару декад. — Вот если бы твой дар был активен, ты бы выбралась из пещер быстрее. Вдруг у тебя, как у брата, возможность использовать Глас, тогда ты бы договорилась со стаей скорпиксов, — дядя играл грязно.
Неужели я правда производила впечатление полной идиотки?
— Дядя, я умоляю тебя! Я не могу пропустить малый прием, — губы задрожали, но это всё, на что я была способна, — выдавить слезы у меня никогда не получалось по заказу. — Я готова на всё! — я добавила в голос отчаяния и безнадежности. — Я готова выполнять всё, что говорит Наставник, я не буду пропускать тренировки у Мастера Ликаса, и… дядя, я даже готова участвовать в осеннем школьном Турнире, как ты хотел, только разреши мне …
Осенний Турнир Школы был своего рода визитной карточкой участников из Керна, негласным допуском для своих при поступления в Академии, возможность получить белую мантию грезилась многим. Скорее культурное, чем интеллектуальное мероприятие, но стать победителем Турнира считалось очень престижным. Каждое юное провинциальное дарование поколения обязательно загодя готовилось к этому эпохальному событию.
Дядя выстукивал костяшками пальцев по подлокотнику партию Ариетты из «Королевской невесты», значит — доволен. Когда всё плохо, дядя наигрывает военный имперский марш.
— Вайю. Я не могу полностью отменить наказание, но ты сможешь посетить алтарный зал, если дашь мне Слово. Первое. В течение четырех декад тебе запрещено пропускать утренние тренировки, ты будешь выполнять все распоряжения и уроки Мастера-наставника Виртаса. Второе. Ты участвуешь в осеннем Турнире, и третье… ты сможешь посетить алтарный зал, если… примешь родовой дар. Новые платья, твои подружки и… сир Квинт подождут, если родовой дар будет активным, — дядя говорил о давно известном.
К активным дарам относились все условно боевые разновидности даров. Из-за их нестабильности после активации могло пройти и лето, и два, пока дар не становился стабильным, и можно было смело посещать официальные мероприятия. Для той, юной Вайю, это было смерти подобно. Пропустить всё ради чего? Ради какого-то неизвестного активного родового дара, который непонятно как можно использовать. Но, увы, в этом поколении меня и в этом обошли. У меня была условно пассивная направленная эмпатия. Ничего нестабильного. Никаких стихий или элементалей. А сир Квинт Валериан Дарин…
— Дядя, я согласна! Слово Блау, дядя, Слово Блау! А сир Квинт… если дар будет активным, это хорошая проверка… прямо как в романе мадам Ру, — голос показательно дрогнул. Я лукавила. Если бы могла, я бы этого сира удавила прямо сейчас, направленным наведенным проклятьем. Или ещё лучше, подправила бы ему энергетический контур так, чтобы он сам сдох в муках, сын псаки. Он должен мучиться долго-долго из-за того, что Квинты сделали с братом. Я хочу лично видеть, как эта тварь уйдет за Грань.
— Очень хорошо, Вайю. Слово дано, и Слово принято. Но ты должна здесь и сейчас понять, что потом возможности передумать не будет. Родовые дары не возвращают, и если он будет активным… — Дядя был доволен. Скрывал это, но я видела это скрытое удовлетворение на его лице. Ещё бы, они с Акселем целых две зимы уговаривали меня принять наследие.
Великий, какой же я тогда была идиоткой!
Глава 3. Источник Блау
Я шагала вниз по узкой каменной лестнице вслед за дядей. Широкий разворот плеч подчеркнут светлым дорогим сукном рубашки, пренебрежение правилами — дядя крайне редко носит положенные по статусу халаты-ханьфу, предпочитая военную форму.
Надо признать, что Старший у нас ещё очень интересный мужчина. В самом расцвете сил, представительный, и из тех самых староимперских аристократов, коих можно пересчитать по пальцам. Не так много этих старых родов осталось, тех, которые помнят Исход. Может, познакомить его с кем-нибудь? После смерти тети Софи дядя показательно закрылся в поместье и уже много лет держит маску немного эксцентричного затворника, которого не интересует политика — только клановые вопросы, но мы-то знаем.
У Клана несколько домов — в Хадже, и в столице Империи, и на юге, но родовое поместье только одно, здесь, в Долине. Занюханная провинциальная глубинка, как презрительно называл мой дом сир Квинт. Провинциальная — возможно, занюханная — вряд ли. Действительно, после нас только владения Хэсау за восточным хребтом, узкая полоска граничной суши и Мирия. Раньше род Блау называли «породнившимися», а как иначе? Удерживать темных тварей по всей длине хребта Лирнейских, и умудриться не просто выживать, а жить совсем неплохо.
Это ли не договор с Гранью?
В народе ходили байки, что Блау пройдут пешком по гнилым болотам, и ни яд скорпиксов, ни клыки псак не возьмут истинных представителей Рода. Крайне сомнительное утверждение, но ничем, кроме как сумасшедшей удачей и покровительством Великого, не объяснишь, почему выжила светлая девчонка со вторым кругом, проведя в пещерах скорпиксов две луны.
Конечно, сейчас состояние Клана шаткое — нас пока всего трое, живых денег нет, людей не хватает, но есть деньги мертвые. Старое золото, то, что не купишь ни за какие деньги. Гримуары, артефакты, яд и шкуры скорпиксов. Мое приданое было таким, что даже Квинты польстились, несмотря на наличие «светлого мусора второго круга», которое к этому приданому прилагалось. Раньше я думала, что Дарин любит и поэтому не побоялся разбавить кровь детей, ведь семья это дети, правда? Но семьи не предполагалось.
Отсыревшие каменные ступеньки скользили, чадили простые факелы — никакого магического огня так близко к источнику, никаких лишних магических возмущений.
Здесь, глубоко под землей, в самом центре поместья, на пересечении силовых меридианов, билось сердце рода Блау, его Алтарь и источник.
Говорят, Род жив, пока жив источник, но я авторитетно заявляю, что это неправда. Род жил, пока билось сердце последней из Блау. И источник, и Алтарь к тому моменту были полностью разрушены, единственное наследство, которое я тогда получила — это три мертвых родовых перстня и остатки дядиной темной библиотеки. Три родовых печати. По одному на каждого. Дядя. Брат. Данд.
Внизу ничего не изменилось. Последний раз я спускалась в алтарный зал в шестнадцать, правильнее будет сказать — когда брат притащил меня к источнику, практически спустив кубарем по ступенькам, так он был зол. Дядя не вмешивался. Это была первая и последняя попытка пробудить во мне силу крови. Я не хотела, я сопротивлялась, молчал источник, молчали предки, и только Алтарь откликнулся легким родным свечением. Если бы не это, я боюсь, у семьи возникли бы серьезные сомнения, а не подменил ли кто дочь рода на это странное капризное существо.
Существо. Это существо. Именно так говорил обо мне Квинт Дарин. Это существо. Не невеста. Не дочь рода Блау. Это существо. Не думать об этом. Не сейчас. Квинты свое получат. Блау всегда возвращают свои долги.
Дядя остановился на границе входа в алтарный зал, надрезал кончик пальца и кровью начертил руны доступа мне на лбу и запястьях. Все верно. Пробужденный может войти всегда, спящие члены рода — только по приглашению, именно поэтому мне так нужен был дядя.
Теплым ветром по щекам пробежала родная энергия, источник узнал меня и поприветствовал. Дядя дернулся, но не успел, я уже шагнула в зал, и источник запечатал комнату. Прости, дядя, но сначала нам нужно пообщаться отдельно.
Толстая каменная плита в центре круглого зала излучала неяркий свет и легкую вибрацию. Я положила пальцы на алтарь и закрыла глаза, впитывая энергию. В голове шумело, тысячи лиц вереницей проходили перед моими глазами, тысячи касаний рук, тысячи слов, предки приветствуют дочь Блау. Я столько зим была этого лишена. Я столько зим была одна, без поддержки Рода. Я так устала. Я смертельно устала.
Глубоко внутри, там, где всегда была пустота, которую никто не мог заполнить, где прогрызли дыру чувство вины и воспоминания, начал зарождаться свет.
Любовь рода исцеляет, любовь рода дарует, любовь рода лечит.
Блау всегда хранят Блау.
Духи предков врачевали мою душу, а я плакала и не могла остановиться. Слезы катились из закрытых глаз, это не я — это просто гормоны, да, это просто гормоны переходного возраста.
Я показывала им смерть Данда, казнь брата, показывала разрушенное поместье и покореженные остатки Алтаря, показывала истлевшие кости с родовой дядиной печатью на пальцах скелета, показывала полевые госпитали и прорывы Грани, показывала предательство и смуту, показывала конец рода Блау.
Я не знаю, кто меня вернул и зачем, но мне нужна сила Рода, чтобы справиться, мне нужна поддержка предков, чтобы сохранить семью, мне нужна ваша сила.
Я выдохлась.
Источник негромко вибрировал. Предки взвешивали чистоту моих намерений и силу духа, я открыла всё как есть, показала всё как есть, теперь решение за ними, как сохранить Род, решать им.
Я почувствовала, как защита алтарного круга погасла. Значит, предки приняли решение и приглашают Старшего засвидетельствовать волю Рода.
Дядя шагнул в круг. Я давно не видела его таким растрепанным. В волосах запутались паутина и мусор, белоснежная с утра рубашка стала серой, начищенные сапоги запылились. Пытался взломать круг и защиту?
Дядя остановился за моим левым плечом. Я сразу почувствовала себя спокойнее и увереннее. Чтобы ни решили предки, если спину Блау прикрывает другой Блау, мы можем практически все, жаль, что я так поздно это поняла.
Энергия светлячками закружилась по залу, и на потолке проявился родовой гобелен. Весь. Родовой гобелен. Дядя вздрогнул. Все Блау, живые и почившие, бывшие и будущие, все связи и долги Рода. На левой руке серебристой искрой расцвела личная родовая печать, мой перстень, знак пробуждения моей крови.
Право иметь голос в Роду. Право решать за себя. Право говорить от лица Рода.
На потолке гобелена засияла новая звездочка — крошечная точка в мириаде переплетений родовых линий — Вайю Юстиния Блау. Вайю, дочь Юстиния из рода Блау. Рядом светилась ровным светом более яркая звезда — брат, Аксель Септимус Блау. Седьмой Аксель в роду Блау.
Я всегда считала это крайне несправедливым. Девочки — только дочери кого-то и часть рода, а мужчины сами по себе, как будто у них совершенно другие отцы. Когда я жаловалась на эту огромную несправедливость, Аксель смеялся и шутливо щелкал меня по носу. Брат говорил, что Вайю Юстиния звучит гораздо лучше, чем Вайю Секундус. Я — вторая Вайю в роду Блау.
А первую леди Вайю я лицезрела сейчас прямо перед собой. Тонким серебристым маревом над гранитной плитой алтаря соткалась полупрозрачная фигура Светлой Леди. Именно в честь этой первой светлой Блау меня и назвал отец.
Одежда по моде четырехсотлетней давности, корона из кос и ледяное выражение лица, точно как на том портрете, который в свое время перевесили из библиотеки. Именно благодаря частице этой светлой крови я и ношу гордое знание «светлого мусора» в абсолютно темном роду «Породнившихся», сумасшедших Блау. Первая светлая сумасшедшая в темном роду. Ну, здравствуй, бабуля!
Дядя замер рядом. Глаза застыли в одной точке. Параллельные потоки? Источник показывает нам разное, я вижу Светлую Леди, а кого видит он? Сильны!
— Вайю… — голос шелестел, перекатываясь под кожей, проявляясь в голове нечеткими символами. — Вайю…
Я склонила голову и сложила руки в традиционном приветствии светлых. Младший светлый приветствует Старшего. Как говорит Наставник, ни одному темному не дано проникнуться духом этого высокого искусства. И я вот за столько зим так и не прониклась.
— Девочка… у нас мало времени… много сил ушло. Дар знаешь. Силу знаешь. Спрашивай…
— Леди Вайю, — голос дрогнул, я все-таки первый раз напрямую общаюсь с предками Рода, — зачем меня вернули? Кто… заплатил за это?
— Десять. — Гобелен на потолке закружился, приблизив созвездие из десяти темных погасших звезд, старое время, до Исхода? Десять? Десять членов рода ушли без посмертия? Этим уплачено?
— Десять ушедших добровольно. Заплатили за совершенное… до исхода… род Блау уничтожил полностью… была вира…и был уничтожен полностью. Теперь круг повернулся. Долгов нет. Вира уплачена…
— Почему не могли сделать этого в прошлый раз? Почему? — я не понимала причин.
— Долг должен быть возвращен полной мерой. Род Блау был уничтожен. Теперь долгов нет. Уничтожившие уничтожены. Убившие вернулись в смерть.
Я задыхалась. Почему мы должны были заплатить такую цену. Почему именно мы. Почему именно так. Разве виноват был брат? Дядя? В тех, ошибках, которые совершили со-родичи? Род всегда платит за ошибки всех своих детей. Платит тройную виру. Мы — заплатили.
Образ леди Вайю начал колебаться. Слишком большой расход энергии от источника, который давно не подпитывали жертвами и дарами.
— Главное — ты дар, дар Роду… храни… Хранящая. Мужчины хранить не могут, это задача женщин. Обет молчания… только твоя задача… у каждого в роду своя задача. Уплачено за тебя… чтобы сохранила род Блау и приумножала… десять ушло, десять должно вернуться в Род… верни… зажги новые звезды.
Фигура светлой Леди начала колебаться и таять.
— Чего ты хочешь?
Хороший вопрос. Я хочу только одного: «Мести. Я хочу мести. Хочу, чтобы все заплатили за то, что сделали. Сдохли. Я хочу, чтобы все они сдохли. Сдохли. Сдохли!»
— Месть запрещена. Мсти — и отомстят, это новый круг, — проекция бабушки заметно взволновалась. — Наказание — не-жизнь. Задача хранить и приумножать жизнь, растить любовь. Ради мести нет жизни, только ради любви.
Я почувствовала, как ногти впиваются в ладони. То есть, оставить всё как есть, пусть живут после того, что сделали? Что сделают?
— Не оставить… не простить… Блау всегда возвращают долги — добро и зло. Вернуть любой долг благо. Вернуть долг за благо — троекратное благо. Нельзя жить только ради мести. Вернули право жить — во имя любви… — голос светлой леди начал затихать. — Выйти замуж… детей… трёх… муж войти в Род…
Голова нещадно трещала. Я сидела на холодном полу, опираясь на Алтарь, дядя поддерживал голову и легко похлопывал по щекам. Из носа капало, я отерлась пальцами, замарав домашнее ханьфу, — горячее, яркое, красное — Алтарь всё-таки взял своё свежей кровью.
— Вайю, вот так девочка, вот так. Ты перенапряглась. В первый раз у всех так. Молодец. Молодец, Вайю, ты справилась, молодец. — Я вообще не помню, чтобы дядя когда-нибудь так легко и свободно улыбался. Так улыбался Аксель до того, как уехал в Корпус. Нежно и шало, как мальчишка. — А теперь девочка, давай, энергии источника хватит, покажи мне, что было в южных шахтах. Вайю, соберись, потерпи, осталось немного! Просто покажи мне, что ты видела…
Глава 4. Старые хрычи
– …спросила что? – сир Виртас так сильно поперхнулся золотистым арийским, что обрызгал целительский сюртук, кресло и дорогой мирийский ковёр.
– Спросила, откуда у нее на пальце появился родовой перстень. Эффект трансгрессии или привязанная телепортация из родового хранилища?
Мастер-Наставник Вирт закрыл лицо ладонями и едва слышно простонал ругательство сквозь зубы.
– Я так и подумал, что вы это проходили о-о-очень давно. Да, и сразу после продемонстрированных вариаций смертей Блау, Акселя, кстати повесили, а от меня остался один скелет, не слишком веселое зрелище, Вайю спросила, может ли она заменить платье на сиреневое. Ведь в фисташковом идет одна из её подружек.
– Значит она приходит в себя, – Вирт расслаблено откинулся на спинку кресла, – ты рисковал, считывая образы напрямую. Яд скорпов изучен не до конца, ты сам знаешь и…эта связь Блау…мне стало казаться, что из пещер вернулась не совсем Вайю…она такая…, – он покрутил в воздухе пальцами, – …её глаза стали такие…
– … похожая на Рели..
– Да…но, если бы я две луны думал, что остался последним из рода, я думаю поседел бы, – Вирт дернул серебристую прядь, – столько смертей, пропущенных через себя не могли не дать обратку, учитывая второй светлый.
– Чтобы построить дом нужно срубить дерево, – старший рода неторопливо крутил пустой бокал, наслаждаясь причудливыми узорами пламени от камина.
– Кастус, Аурелия просто убила бы тебя, потом подняла твой труп, и расчленила бы с особой жестокостью, если бы узнала, как ты экспериментируешь над её дочерью, – Виртас говорил лениво, старый спор, старые аргументы. – И, заметь, я бы её полностью поддержал.
– Аурелия – Хэсау, учитывая их методы воспитания, она поняла бы меня. Что страшного произошло? Ребенок посидел в пещерах пару лун и мы имеем пробужденную Блау, с родовым даром, пассивным правда, но было бы чудом, рассчитывать на ещё одного активника в поколении. Эмпатия это неплохо.
– Неплохо? Всего лишь неплохо? Сир, вы путаете берега. У вашего верного слуги ни одного пробужденного родового дара, – мастер Вирт изобразил пародию на глубокий придворный поклон. –Надеешься, что она прозреет в отношении Квинта? Это того стоило? Покореженный энергетический внутренний контур, и я вообще удивлен, что Вайю не слетела на первый круг, кошмары ... Нэнс сказала, что она кричит во сне. Кричит, Кастус. И это не смотря на чары спокойствия. Я не целитель душ, ты же знаешь, я Наставник, и эти твои эксперименты…
- Дарами, Секстус, всё окупается дарами. Вайю видела весь гобелен. Весь, Секст. Я не вижу дальше десятого колена, а ей показали весь.
– А нужно ли это, Каст, – Вирт заговорил с жаром, глотая слова. – Кому много дано, с того много спрашивают. Иногда слишком много…, – он с горечью покачал головой.
– Ничего. Нельзя. Сделать. Ты сам всё знаешь. Эта Академия через год…так хоть какая-то защита. И теперь им придется учитывать и её Слово. Если только Вайю опять не выкинет очередную глупость.
– Обет молчания. Я подтяну в щитовых чарах. Разберемся с даром, – Вирт загибал пальцы, – мы все равно не сможем утаить свет в мешке. Я, как Наставник, могу снова вернуться в Академию…
– Ты и столица? Не дразни псак. Пусть тренируется, пусть участвует в этом детском турнире. Пусть падает и поднимается. Сейчас рядом я, ты, Аксель. Есть кому подуть на коленки. В Академии никого не будет. Её сожрут, Вирт, просто сожрут – единственная светлая в темном роду породнившихся, слабая, не дальновидная. Я ничего не могу сделать там, – Кастус обреченно махнул рукой в сторону Южного Перевала. – Они следят за нами, как за крысами. Выращивают, скрещивают, разводят. Квинты слабы, но управляемы, а там…
– Я до сих пор не понимаю, как у Юстиния и Рели получилось такое незапланированное чудо, – целитель нежно улыбнулся воспоминаниям, – но я рад, что Ю светлая.
– Ей это не поможет. Если…, – Каст помолчал, – если её действительно замкнуло на Квинте, не удержим.
Сумасшествие. Сумасшествие Блау. Чем старее род, тем более редкими дарами балуют предки своих потомков, разделяя, как жемчужины в ожерелье – вот этому покрупнее и поярче, другому несколько мелких бисеринок – дары послабее. В роду Блау одаривали щедро и сразу, полной мерой получали потомки возможность чувствовать и находить темных тварей. Если есть хотя бы одна темная тварь – Блау всегда найдут выход. Но вместе с кровью уже много веков передавалось и проклятие. Тщательно оберегаемое. Тщательно лелеемое. Тщательно скрываемое. Сумасшествие Блау.
В каждой темной семье, в каждом клане, если он вел род от грани, можно было найти призраки старых проклятий. Что у Тиров? Что у Фейу? Хесау? Можно было только догадываться, собирая крохи информации. Тиры никогда не женились по любви, а если случалась ошибка…то все трагические пьесы, воспеваемые имперскими менестрелями, основаны на реальных историях клана Тиров. Хэсау, хэсау были жестоки к детям. Фейу горды и высокомерны. Блау. Блау слыли несдержанными, взрывными и эмоциональными. Это старая имперская шутка, про тихого Блау в боевом трансе.
Но Блау действительно становились полностью сумасшедшими. Когда отсутствовал объект их страсти.
– Это может быть просто детское увлечение. Влюбленность или любовь, совсем не обязательно, что это клин.
– Услышь тебя Великий! Но раздражительность, повышенная чувствительность, неспособность контролировать эмоции при удалении от объекта, вспомни Юстиния и его картинки. Акселя. Это действительно проклятье, Вирт. Ты не можешь есть, не можешь спать, не можешь думать.
– Но ни одного Блау не замыкало на живых людях. Всегда объектом...
– Ни один из истинных Блау не был светлым! Ни один! Ты представляешь себе светлую, коллекционирующую темные артефакты? Разводящую скорпиксов? Тренирующую у-мертвий? Я не знаю, чего ждать от Вайю. И никто не знает, – Кастус устало развел руками. – Я надеюсь, и они – не знают. А пока не знают, пока им любопытно, пока есть выгода, у Вайю есть шанс. И если, я только говорю если, это Квинт, тогда у нас останется единственный вариант.
Глава 5. Ночная прогулка
Ночная прогулка не удалась. Или наоборот, удалась настолько, что я не знала, как этой нежданной удачей распорядиться.
Спина подстывала. Осенние вечера становились всё холоднее и холоднее, совсем скоро на северные склоны ляжет снег. Я пряталась в полуразрушенной башне. Старые развалины за опушкой леса никогда не были особенно популярным местом для развлечений, а по ночам и подавно.
В народе ходили байки про призраков псак и Дикую охоту Блау: что в особенно темные ночные часы старые неупокоенные духи выходят на охоту за чистыми душами и с визгом и гиканьем проносятся по поместью и деревне.
Это полная чушь. Дядя не потерпел бы неупокоенных так близко к родовому источнику, да и эманации места были бы совершенно другими.
Светила полная луна. Снизу, за разбитыми щербатыми остатками ступенек в старую башню, можно было отчетливо разглядеть фигуры двух влюбленных голубков. Несчастные утки-мандаринки. Или лебеди-неразлучники? Нашли где устраивать свидание под покровом ночи.
Именно они и сорвали мне ночную тренировку.
Уже вторую луну я, дождавшись, пока уйдёт Нэнс, выбиралась в лес. Мне нужно было понять, какие навыки у меня остались и чем я могу пользоваться. При Наставнике и Ликасе открываться не хотелось, вдруг я спутаю и пальцы сами выплетут что-нибудь из темного седьмого-восьмого круга. Слишком сильны рефлексы, вбитые намертво.
Результаты были неутешительными. Тело тренировано слабо, пальцы негибкие, руки дрожат. Даже рунные круги у меня выходили криво и косо, и только со второго раза, а это — первый курс. Но Блау не сдаются, была бы возможность, а все остальное мы подтянем. Программу занятий я себе составила. Дядя со своим наказанием сыграл мне на руку, потому что я не знала, как объяснить свою внезапно вспыхнувшую любовь к учебе и тренировкам. Пока можно все валить на скорпиксов, тонкую психику светлой леди и активацию дара Блау, но это ненадолго. Наставник далеко не дурак.
Место у меня было очень неудобное. Точнее, очень удобное для обзора и наблюдения, но крайне неудачное, чтобы его покинуть. Я была в ловушке. Бесшумно спуститься из разрушенной башни я не могла, левитация — это, простите, к воздушным элементальщикам, а не ко мне. Мелкие камешки и гранитное крошево ступенек противно хрустели под ногами, поэтому я сидела и не двигалась. Тело начало затекать.
Голубки уходить не планировали.
Внизу под дубом сир-псаков-Квинт увлеченно целовал мою дражайшую сестричку Айшу, нежно приобняв тонкую талию одной рукой. И надо было признать, что выглядит стервец хорошо!
Света луны вполне хватало, чтобы разглядеть тонкий плащ с капюшоном, подбитый мехом северной выдры, который крайне удачно оттенял светлые волосы Квинтов. Высокие сапоги, замшевые брюки и неизменный гладий, пристегнутый к поясу. Мне всегда было интересно, не мешает ли меч целоваться? У меня был разный опыт, но именно так, с гладием между ног… ведь через тонкое лёгкое ханьфу можно очень отчетливо ощутить все продолговатые формы предмета.
Я замерзала. У меня совершенно затекли ноги, а руки без перчаток уже не чувствовали пальцев.
Если бы я планировала сидеть в засаде, я бы оделась потеплее.
И согревающее не наложить. Квинт с его пятым кругом сразу почувствует возмущение силы в периметре.
Поцелуи перемежались совершенно бесполезными для меня ахами и вздохами. Нежными бормотаниями, вот уж не думала, что Дарин может быть настолько романтичным. И тупым.
Неужели он серьезно думает, что Айша влюблена в него по уши? Конечно, играет она отлично — глазки в пол, потеребить платочек, нежнейшее и наитемнейшее создание. Трепетная кобылка перед укротителем. Робкая лань. Инстинкты у Квинта работали на отлично, наверное, этим и заловила — многие сиры свихнуты на идее «защищать».
Я была готова поставить свое родовое кольцо, что это не более чем большая игра. И Айша, и ее мамаша, моя драгоценная тетушка, совершенно неслучайно затеяли ремонт менора именно этим летом, когда сира Квинта отпустили на каникулы из Академии. Как же — соседи, ну что стоит пососаться так, по-соседски, с богатым и перспективным молодым сиром, а то, что «почти-жених-почти-сестры», — это дело десятое.
По крайней мере, это многое объясняло. Поведение Квинта в прошлом всегда было отвратительным, но не всегда было объяснимым, но если в игру вступила Айша, это меняет всё.
Голубки нацеловались.
— Айша, милая, ты всё помнишь? — из рук Квинта в кармашек девичьего плаща перекочевал небольшой мешочек.
— Дарин, любимый, я сделаю всё как ты сказал, — легкий робкий вздох, — но я очень боюсь…
— Не бойся, я с тобой. Если что, ты всегда можешь отправить мне Вестник. Главное убедиться, что ваша служанка справится и сможет продолжать незаметно подсыпать этой в еду.
— Не беспокойся, я давно придумала, какое дело у нашей служанки на кухне, — мне нужна изысканная еда, в этой провинции все просто отвратительно готовят, — Айша сморщила носик и усмехнулась.
Выходишь из образа, дорогая, выходишь из образа.
— Пообещай мне, что это ненадолго. Я уже не могу смотреть, как она везде говорит о том, что ты будешь её женихом.
— Обещаю, милая, обещаю... Ты же видишь — ничего ее не берет. И даже стаю скорпиксов пережила, — Дарин высокомерно усмехнулся. — Этот мусор не стоит того, чтобы ты о ней думала, я всё улажу, нам нужно успеть... — шептал между поцелуями Квинт.
Пальцы так и чесались чем-нибудь их шарахнуть. Из того особого ассортимента чар с тонким целительским юмором. Например, спонтанное очищение кишечника. А что? Входит в базовую программу чар — очищение перед сложными полостными операциями. Я поморщилась. Эти спонтанные порывы и эмоциональные качели мне совершенно не нравились. Может быть и правда возраст накладывает такой сильный отпечаток?
Великий, что в мешочке? Если они хотят подставить нашу кухарку, это слишком глупо. Маги — аларийка, а все аларийцы пришли в поместье вместе с мамой. Если они рассчитывают подкупить аларийцев — это идиотизм.
Все остальные слуги поместья приносят кровную клятву Роду, и никто в здравом уме не поверит, что у кого-то получилось навредить Блау и остаться в живых. Клятва карает сразу. Значит это что-то условно опасное, что позволяет обойти запрет.
Хорошо, хотите сыграть? Сыграем. Только немного повысим первоначальные ставки. Все-таки Великий хранит меня!
Возвращалась в поместье я со стороны заднего двора, миновав садик Виртаса с его особо целебными растениями, которые ну никак не могут произрастать нормально в нашем вредном, отравленном темными ядовитыми испарениями климате долины. Скользнула в маленькую калитку в стене и оказалась около конюшни.
Снаружи неярко горел ночной свет. В конюшне было тихо. Конюший спал, лошади фыркали и переступали копытами, шуршало сено. Я погладила по бархатному носу норовистого дядиного райхарца, почесала гривастого крепкого мохнатого иноходца, любимца Акселя, и нырнула в самое дальнее свободное стойло.
Зарылась в свежее сено, согреваясь, наслаждаясь родным запахом, который всегда дарил мне спокойствие. Мои лошадки. Это стойло скоро займет Кис-Кис. Завтра придет Вестник, что Хэсау задерживаются на декаду из-за прорыва Грани, но ситуация окажется гораздо серьезнее, чем они сейчас считают, и мой норовистый подарок приедет только к середине зимы.
Сейчас Кис-Кис ещё не знает про меня и наверняка свободно носится наперегонки с ветром на высокогорных пастбищах Хэсау. Моя дикая прелесть, очень надеюсь, ты приснишься мне сегодня.
***
Старый конюх старательно делал вид, что его сморило. Но в своей конюшне мимо него и мышь не проскочит, шутка ли, проворонь кого — по голове не погладят. Поэтому появлению маленькой мисси он не удивился — слышал её шаги ещё от калитки, да и кони почуяли и взволновались.
Странные, надо сказать, шаги.
Ровные, четкие, экономные. Ни одного лишнего звука, ни одного лишнего движения. Так ходят в Сером переулке, где собираются наемники и всякий сброд. Осторожно, наступая не на всю стопу, все время начеку. Уж он-то такого насмотрелся в свое время, пока не осел у Блау. Его привечали за то, что всегда лошадок любил и чувствовал лучше, чем людей.
А маленькая мисси всегда ходила шумно, сразу заполняя пространство капризами и слезами, если что-то было не по ней. Не была злой, нет. Лошадки это завсегда чувствуют. Но невыносимо громкой.
Да и разве раньше можно было представить, чтобы райхарец, да подпустил бы ее к себе?
Старик покачал головой.
Райхарцы, они самую суть чувствуют, стержень. Да и не пойдет такой конь ни под чью руку, кроме Хозяина, если признал — сира Кастуса. А тут, гляди, сам башкой боднул, под девчачью руку подставился.
Чудны дела твои, Великий!
Маленькой мисси часто сбегала в конюшню. Поиграть. Поплакать. Пересидеть бурю. Поспать. Ещё пару годков назад старый конюх всегда держал про запас кулёк сластей с кухни, проверенный лично Нэнс. Но уже пару зим как мисси не приходила. «Выросла», — кивала на это Нэнс.
И вот, гляди ж ты — пришла.
Старик прислушался. В дальнем стойле привычно шуршало сено. Поздно уже — надо бы тихонько разбудить с утра, чтобы не проспала свои утренние беганья. Или сказать кому?
Пусть мисси спит. Шутка ли, вторую луну ночами шастает, но не его это дело.
Старик пожевал губами — стоит ли отправить весть в табор, что с мисси не всё ладно, или подождать? Подождать, решил он, заглянув в дальнее стойло — мисси тихо сопела, зарывшись в сено — как маленькая.
Его дело — следить, чтобы все хорошо было, вот он и проследит — и за лошадками, и за маленькой госпожой, чтобы никакая мышь…
А утром уж он постарается, пошумит ведрами погромче, чтобы госпожа успела незаметно уйти, ведь сильно не любят господа, ежели их слабость кто видит, сильно не любят…
