Матвей Курилкин. Мастер проклятий. Сепаратист

Перед зданием комендатуры собралась внушительная толпа. Около тысячи человек – в основном мужчины всех возрастов, но порой взгляд выхватывает светлые женские юбки. Люди стоят здесь не просто так – они распределились в несколько длинных очередей, упирающихся в грузовики с которых раздают оружие. По одной винтовке Спенсера и по пачке патронов на руки. Северин бросил клич по лагерю. Позвал всех, кто способен самостоятельно зарядить и выстрелить из винтовки. Судя по лицу центуриона, зрелища, более тошного, чем сейчас, видеть ему не приходилось. Глядя, как неумело управляются с винтовками счастливчики, мне тоже становится паршиво. Это не солдаты. Это даже не ополченцы. Энтузиазм и боевой задор никак не компенсируют того факта, что наша армия состоит из рабочих, школьников и даже домохозяек. Это именно толпа. Если нам окажут хоть какое-то сопротивление, крови будет много – Кера будет довольна. Богиня стоит рядом, и как раз она явственно наслаждается происходящим. На лице хищное предвкушение, глаза горят восторгом, аккуратные губки будто налились кровью – сейчас она напоминает мне вампира из фильмов моего прошлого мира. Вообще я уже привык к особенностям моей спутницы, но вот это предвкушение…

– Презираешь меня, смертный? – шепчет девушка мне на ухо. – А ведь это не я отправляю этих людей убивать и умирать. Это делаешь ты. Вы, смертные, больше всего любите убивать всех вокруг. Не важно, кого – вам нравится сам процесс. Убивать всех, до кого руки дотянутся – это сама суть человечности. Вот он настоящий гуманизм, а не эта ваша недавняя придумка. Вам нет большей радости, чем поизобретательнее прикончить друг друга. Так почему ты отказываешь мне в праве насладиться зрелищем?

– Ты права, – шепчу я в ответ. – Мы такие. Но мне не нравится таким быть. Я себя за это не люблю и переношу свое отвращение на тебя.

– Ты же понимаешь, насколько это глупо?

Отвечать не стал, да ей этого и не требовалось. Раздача оружия закончилась, пришло время разделить людей на отряды. Действовать решили одновременно по нескольким направлением, чтобы сразу парализовать любое организованное сопротивление. Кроме перечисленных Севериным учреждений решили занять еще почтовое отделение, за неимением в этом мире телеграфа, так что делиться предстояло на четыре. Основную сложность должна представлять жандармерия с городским арсеналом – ее взял на себя центурион. Соответственно с ним пойдет самая боеспособная часть «армии» – те восемьдесят человек, с которыми мы вернулись после акции на железной дороге, плюс те полторы сотни, что успели добраться своим ходом. Остальные разбежавшиеся еще не подошли, и я очень сомневаюсь, что они вернутся в полном составе. Наверняка многие решат, что после того «разгрома», который они наблюдали, делать в Памплоне нечего, и лучше убраться западнее, пока тут все не обратили в пепел. Вполне логичное решение, и я даже не думаю их за это винить. Люди шли рвать поезд с чистыми не за идею, а для того, чтобы обезопасить себя, и решив, что попытка провалилась, будут действовать так, как подсказывает им желание выжить. Далеко не у всех на территории бывшей тюрьмы остались родственники, а впрягаться за чужих людей желание возникает далеко не у каждого. Плевать. Лишь бы грабить не начали – это сыграет против повстанцев, к которым пока, несмотря на пропаганду сената, простые обыватели относятся с сочувствием.

Называя отряд центуриона боеспособным, я даю им большой аванс. Умения быть солдатами им прошедшая заварушка не прибавила ни на грамм, однако побывав в серьезной переделке сознание меняется, а это уже что-то. Вон у них и лица отличаются от остальной массы повстанцев – спокойные и собранные. Я даже не могу сказать, на кого больше надежды в предстоящем штурме жандармерии – на тех, кто оставался с нами до конца, или тех, кто бежал. Последние, чтобы оправдать свою трусость, вероятно, будут стараться даже сильнее… Главное, чтобы не переборщили. Впрочем, Северину явно не в первый раз приходится иметь дело с новобранцами, он все эти психологические тонкости знает лучше, чем кто-либо из присутствующих.

Лица остальной части армии оптимизма не внушают совсем. Большая часть воодушевлены. Даже слишком воодушевлены. Новость о том, что разгромлен поезд с отрядом, который ехал нас убивать, уже распространилась по лагерю. Новички, пришедшие за оружием уверены, что теперь все будет легко и просто, и, по-моему, готовы не только отбивать Памплону, а идти прямиком на Рим. Очень опасное настроение. Меньшая часть откровенно трусит, и лучше уж так. Несмотря на страх они откликнулись на призыв центуриона, значит, достаточно хорошо представляют, что нам предстоит, и готовы к этому.

Доменико со своими людьми займет магистрат, и последняя часть, под руководством Драко – одного из подчиненных Северина, возьмет почту. Сам не знаю, почему именно Драко досталось наименее важное направление – должно быть, Северин учел, что авторитет Доменико уже и так высок, а после недавнего и вовсе взмыл выше облаков. Предполагается, что в данной ситуации ореол удачливого командира важнее, чем реальные навыки управления. Доменико только плечами пожал. Кажется, эта идея не слишком понравилась парню, но спорить и кочевряжиться сейчас – не лучшее время, так что он молча кивнул на предложение центуриона и отправился выбирать себе людей.

Мне же достался храм чистому, чего было непросто добиться. Северин очень не хотел оставлять это дело такому дилетанту как я, но выбирать не приходилось – сам центурион разорваться не мог, а больше никто на такое дело подписываться не захотел бы, так что пришлось сотнику соглашаться. Он даже выделил десяток парней из тех, что были с нами утром. Большего количества решили не брать. Дело деликатное – пусть уж как можно меньше народа знает подробности. Простые обыватели боятся чистых. Не так, как боятся бандитов в подворотне или, скажем, наставленного в лицо револьвера. Это иррациональный страх, страх неведомого, сверхъестественного. Так боятся ночных некрополей или оживших мертвецов. Боятся потерять не только жизнь, но душу. Нет, сгонять большую толпу к храму не стоит. И все нужно сделать быстро – даже раньше, чем начнут действовать остальные. Именно поэтому я вытребовал у Северина один из трофейных грузовиков.

– Смотрите там аккуратнее, – немного волнуясь, напутствовал меня Доменико. Глазами при этом стрелял в сторону невозмутимой Керы, так что основной предмет его беспокойства вычислить труда не составляло. До сих пор не могу привыкнуть, что парень, несмотря на то, чему был свидетелем, продолжает воспринимать ее как слабую девушку. И, может быть я ошибаюсь, но богине это не так безразлично, как она пытается показать. Самое смешное, я не могу однозначно утверждать, что Доменико не имеет шанса на успех. Ведь как-то появились в древности обладатели маннов. И не только благодаря любвеобильным богам вроде Зевса и Аида – дамы там тоже отметились. Вот будет смешно. Определенно, нужно будет поговорить с Керой и объяснить парню, с кем он имеет дело. Не хочется вводить его в заблуждение.

– Диего! – я даже вздрогнул от неожиданности – так глубоко погрузился в размышления. – Ты уверен, что тебе не стоит остаться в лагере? С чистыми и я справиться могу.

– Все в порядке со мной, – качнул я головой. – Просто задумался. Не беспокойся. Вряд ли их там много, а с несколькими монахами мы справимся. Главное, не дать им время подготовиться. Ты же знаешь, мы с Евой опаснее, чем кажемся.

– На, поешь хотя бы, – протянул мне слегка помятый бутерброд кузен, и добавил вполголоса: – я заметил, что использование твоего манна отбирает много сил, а ты еще после вчерашнего не оправился.

Я с благодарностью принялся жевать – есть не хотелось, меня до сих пор подташнивало, но подкрепиться действительно не помешает. Стало немного неловко. Заподозрил брата в эгоизме, а ведь он в самом деле переживает не только о понравившейся девушке. Всего несколько дней знакомы, а уже подружились, и моей заслуги тут нет. Я, по большей части, наоборот держусь отстраненно и настороженно.

– Ты тоже особо не высовывайся. И, главное, не давай своим разбредаться, – посоветовал я. Лучше держитесь толпой, а то раздергают. Только несколько небольших групп из тех, кто посерьезнее, и посылай впереди и по параллельным улицам – вроде разведки, ну и чтобы ситуацию контролировать.

– Не беспокойся, я о своей шкуре забочусь трепетно, – улыбнулся Доменико. – И тоже крепче, чем выгляжу.

А ведь он тоже аристократ, и очень вероятно с пробужденным манном. Интересно, какая у него способность? При мне ни разу не применял… вроде бы. Я встряхнулся, с силой потер щеки. После перекуса потянуло в сон, тем более уже и не помню толком, когда в последний раз спал, но расслабляться рано. Успокоив себя тем, что сам заварил эту кашу, отправился забирать своих бойцов, где выслушал очередное напутствие – теперь от Северина:

– Парень, не вздумай охреневать героически в атаке. Если почувствуешь, что нахрапом взять храм не получается, лучше отступите. Не угробь мне людей, и сам там не вздумай сдохнуть. Не хочешь подождать пару часов? Все отходить проще будет, если мы тоже будем в городе.

– Нет, – покачал я головой. – Обсуждали же все. Если монахи разбредутся, их потом не выловишь. А представь, если даже один начнет по толпе своими лучами садить? Скажи лучше, картечницу дашь?

– Зачем тебе? – неприятно удивился собеседник.

– Северин, не жмись, – попросил я. – Мы, между прочим тебе этот пулемет сами и притащили. Я и вон те ребята.

– Да я не зажимаю, мне в самом деле непонятно! – возмутился центурион. – Пока вы его вытащите, пока установите – о вас весь город знать будет! Только время потеряете!

– Кхм… – я как-то даже удивился. – А с чего ты взял, что мы его будем снимать? Сразу установим в кузове, и все. Стрелять тоже с кузова будем. Так же удобнее. Понимаешь, там двери тяжелые, я видел. – Мы действительно проезжали мимо храма в первое посещение верхнего города. Точнее, видели его в конце улицы – не долго, но оценить сооружение хватило. – Наверняка на ночь запирают, а то еще и на засов. Динамита у нас больше нет, все утром потратили. Есть немного нитроглицерина, но я не решусь его с собой взять – мы через город поедем, если какой патруль бдительность проявит, всей машиной на воздух взлетим. А так встанем напротив двери, очередью пройдемся и выбьем.

Северин посмотрел на меня с каким-то странным выражением:

– Ты прямо фонтанируешь новыми придумками, да?

– А это новая, да? – уточнил я. – Так удобнее же так! Я бы и вам советовал с каждым отрядом по машине с пулеметом взять. На всякий случай просто, мало ли. И вообще, будь время, я бы их с лафетов снял, а попросил бы подчиненных Доменико какую-нибудь треногу для них сделать, чтобы можно было просто поворачивать, а не ручками наводить. Так слишком долго.

– Ну ты прямо вовремя придумал! – возмутился Северин. Даже руками взмахнул. – С этим как-нибудь потом. А за совет спасибо, не помешает. Еще есть какие пожелания, или ты уже пойдешь делом заниматься?

Я мотнул головой.

– Все, езжайте тогда, Кера с тобой, – раздраженно поморщился центурион. – Мы тоже выдвигаемся, но сам понимаешь, в городе шуметь начнем не раньше, чем через час.

– Она всегда со мной, – не удержался я.

Кера, к слову, действительно была рядом, и, кажется, тоже оценила иронию – ухмыльнулась Северину так, что он вздрогнул.

Ребята, с которыми мы должны будем брать храм чистых, ждали возле машины, наблюдая за установкой пулемета. Увидев меня обрадовались, что было приятно. На Керу смотрели опасливо, но разбегаться не спешили – и то хорошо.

– Куда едем, командир? – поинтересовался один из них, и я с удивлением узнал того самого парнишку, который встречал жандармов на дороге.

– Северина вы слышали, так ведь? – уточнил я, и дождавшись кивков, продолжил. – Город надо брать, сами понимаете, или нас отсюда выдавят. А мы с вами сейчас поедем к храму чистого. Понимаю, что страшновато, но вспомните утро. Не такие они и страшные, даже иерархи. Но иерархов там не будет.

Особого восторга в глазах бойцов не увидел, кроме мальчишки, но и труса не праздновали.

– Понятно с этим, доминус Диего, – согласился кто-то из бойцов. – Дело нужное, хоть и неприятное. Хотите побыстрее с ними разобраться, чтобы они потом гражданских светом полосовать не начали?

– Так и есть, – я кивнул. – Давайте имена свои назовите что ли, а то неловко – вы меня и Еву знаете, а я вас – нет.

Представление надолго не затянулось, пулемет уже стоял на своем месте, так что бойцы погрузились в кузов, мы с Керой – в кабину.

Дорогу, которой мы будем добираться к церкви я выбрал еще на этапе подготовки. Решил ехать кратчайшим путем, по ближайшему мосту через Аргу. Конечно, мост наверняка охраняют жандармы, но много их там быть не может, они не ожидают со стороны повстанцев подобной техники, да и вступать в перестрелку мы не будем. Можно было бы поехать в объезд, но смысла в такой перестраховке я не нашел. Посты есть на всех въездах в проправительственную часть города, и пусть в других местах жандармы меньше ожидают неприятностей, выгода от такого маневра будет слишком ничтожна.

Локомобиль тронул не торопясь, привыкая к управлению, но быстро приспособился, так что на дорогу, выходящую к мосту, выехал уже на приличной скорости. Спидометры здесь еще не устанавливают, но по прикидкам миль до тридцати в час я машину разогнал. И светильники, которые здесь используются вместо фар, зажигать не стал – лунного света достаточно. В общем, жандармов на въезде в город я даже не заметил. Ни выстрелов не было, ни требований остановиться – не совсем понятно, то ли нас действительно не заметили, то ли просто не сумели вовремя отреагировать. Хорошее начало, но верный спутник усталости – апатия, в которой я до сих пор пребывал, начала постепенно отступать. Я успел осознать, что мы, вообще-то вдесятером въезжаем на враждебную территорию, и собираемся устроить налет на храм чистого, в котором неизвестно сколько боевых монахов. Испуг быстро уступил место сосредоточенности – самое лучшее настроение перед делом.

Поднявшись от берега пришлось сбросить скорость. Тесные, извилистые улочки верхней Памплоны не способствуют гонкам. Однако реакции на наше вторжение до сих пор не наблюдалось. Улицы тихие и безлюдные, фонари редкие и тусклые, так что едва удается вписываться в повороты, прохожих на улице нет. Один раз промелькнул патруль, но локомобиль, проводив взглядом, даже не подумали остановить.

Храм чистых всегда виден издалека. Здесь на освещении не экономят. Нам это на руку, не промахнемся. Подъехав, развернулся лихо, поставив машину задним бортом к дверям. Перескочить из кабины и забраться в кузов недолго – пользоваться картечницей пока умею только я.

– Выбирайтесь, парни, и разойдитесь немного по сторонам от машины, – прошу я.

Можно уже стрелять, но мне приходит в голову еще одна мысль:

– Постучите кто-нибудь в ворота, да понастойчивее.

Все, включая Керу, посмотрели на меня с удивлением. Зачем предупреждать противника? Но я решил, что чистые пока слишком уверены в собственной неприкасаемости. Объяснять ничего не пришлось. Первым успевает самый младший член отряда – Ремус, как я успел запомнить. Подскочив к двери, он яростно заколотил кулаками, потом, не удовлетворившись результатом, достал великоватый для него револьвер, и принялся стучать рукояткой.

– Ты, стучащий, хочешь бога прогневить? Прояви уважение к святому месту, – раздался из-за ворот приглушенный голос. – Говори, зачем пришел в неурочное время, и не жалуйся, если причина не покажется мне достаточно важной.

– Именем республики, вы арестованы! – крикнул я. – Вы обвиняетесь в государственной измене, оскорблении чистого бога и помощи бунтовщикам. Откройте дверь, иначе будете атакованы!

Ответом мне послужило ошеломленное молчание. Даже мои спутники дружно вытаращились на меня одинаково круглыми глазами, в которых читалось полное непонимание ситуации.

– Жандарм, ты что, разум потерял?! – собеседник явно кое-как справился с удивлением, но до сих пор не мог поверить в услышанное. – Что за бред ты несешь? Какое оскорбление чистого бога?

– Я считаю до десяти и выламываю дверь!

– Ты не имеешь права, жандарм, кто бы ни дал тебе этот приказ. Монахи чистого бога не подсудны гражданским властям! Предупреждаю, если ты начнешь штурм, будешь очищен!

– Пять! Шесть!

За дверью послышались приглушенные команды. Да, я в них не ошибся. Чтобы монахи чистых, и подчинились какому-то жандарму? Этот монах, безусловно, знает, что никто в здравом уме не мог отдать приказ на арест чистых. Значит, это какая-то ошибка. Но разбираться будут потом, а пока нужно уничтожить жандармов, дерзнувших говорить с чистыми братьями повелительным тоном. Монах уверен, что у жандармов снаружи таран, и что мы сейчас будем высаживать дверь, так что мне даже не нужно слышать команд, чтобы представлять, что происходит внутри. Монахи чистых выстраиваются перед входом, готовясь устроить очищение всем, кто окажется в проеме, как только ее высадят.

– Десять! – выкрикнул я, и закрутил ручку.

Зачем напрасно тратить патроны, если можно дать им собраться за дверью, и прикончить сразу нескольких? Грохот в ночной тишине звучит оглушительно. Свою ошибку я понял мгновенно – тент с машины надо снять. Пороховой дым заволакивает все пространство уже после первых выстрелов так, что дышать становится невозможно. Впрочем, больше стрелять не нужно – пока не заслезились глаза успеваю заметить, что от двери остались одни щепки. Прекращаю крутить ручку, выскакиваю наружу.

– Убивайте всех! – кричу я и первым врываюсь внутрь, с удовлетворением замечая тела монахов в лужах крови.

Не доводилось раньше бывать в храмах чистых. Проношусь мимо деревянно-человеческого крошева, мельком удивляясь, что Керы в этот раз не видно – только пятеро повстанцев топают по бокам. Обычно она всегда оказывается впереди. Проносимся через центральный зал, мимо ярчайшего прожектора, чей луч бьет вертикально вверх – совсем как в лагере. Взбегаем на амвон и проходим сквозь завесу. Почему-то ожидаю увидеть алтарь, как в моем мире, в христианских храмах. Однако вижу лишь пустой белостенный коридор с единственной дверью в конце, за которой нахожу вполне обычную столовую со столом и стульями. Проверяю те пять дверей, что ведут из трапезной – все необитаемы. В каждой по несколько двухъярусных кроватей, как в казарме. За пятой дверью кухня, еще хранящая приятные запахи. Ни людей, ни каких-нибудь ритуальных помещений. Ничего таинственного. Все выглядит, как банальная казарма, правда, достаточно комфортабельная – в каждой из жилых комнат даже отхожее место отгорожено. Разве что душевой не хватает.

– Чувствую твое удивление, – раздается за спиной насмешливый голос Керы. – Ожидал увидеть что-то другое?

– Ну, если честно, ожидал, – соглашаюсь я. – Ты почему отстала?

– Зачем мне за вами бегать? – пожимает плечами девушка. – Живых тут нет, я это чувствовала. А у входа парочка еще живы были. Я их добила.

Странные ощущения. Я… да все участники штурма себя накручивали, готовились к эпической битве, собирались чуть ли не помирать тут, а в результате… Несколько оборотов ручки, и все. Проблема решена. Даже какое-то разочарование возникло. Все еще хочется куда-то бежать, стрелять, даже руки подрагивают – а уже не нужно.

Вернулся в святилище, пересчитал трупы. Тридцать два. Жаль, что я не знаю, сколько их должно быть, но вообще выглядит правдоподобно. Судя по количеству коек, в местном храме постоянно проживали сорок монахов. Десяток мы постреляли несколько дней назад, когда только въехали в Памплону. Вроде все сходится, даже пара лишних обнаружилась.

– Командир, – окликнул меня один из повстанцев. Максим, я запомнил имя. – Что дальше делать будем?

– Ничего. Сейчас убедимся, что тут больше никого нет, вытащим все, что покажется ценным, и свалим отсюда. Пусть Ремус с Марком покараулят на улице. Ремус, слышал? Если что – увидишь или услышишь, сразу сообщи. И подскажите мне кто-нибудь, как выключить эту гадость? – я махнул рукой на прожектор. – Слепит, и вообще неприятно, будто давит что-то.

– Командир, может, не надо? – как-то неуверенно предложил Максим. – Все же храм. А ну как бог прогневается? Да и в целом, как-то неловко святое место грабить…

– То есть то, что расстреляли кучу служителей, включая иерарха, чистого бога никак не обидит, а из-за грабежа он расстроится? – удивился я.

– Монахов мы убивали по необходимости, – еще более неуверенно объяснил Максим.

– Не говори ерунды. Думаю, мы все слишком мелкие сошки для чистого. А если он придет к тебе с претензиями, можешь по всем вопросам отправлять ко мне.

Нет, все-таки глубоко пустила корни новая религия в неокрепших умах соотечественников. Вон уже и храмы святым местом на полном серьезе почитают, да и мысль о том, что чистый – настоящий бог, а все остальные так, ложные, уже вполне успела укрепиться в сознании масс. Как только решились на такое святотатство?

– Так все же, кто знает, как отключить эту гадость? – громко поинтересовался я. Весь отряд к этому времени уже собрался в главном зале, даже в рядок дисциплинированно выстроились. Присесть явно боятся, да и видно, не понимают, чем себя занять.

Оказалось, никто не знает, где она выключается. Вообще соратники стараются к алтарю, – а это, оказывается, алтарь, – не приближаться, почитая очищающий свет проявлением божьей воли. Однако логика подсказывает, что должен быть какой-то генератор, или хоть батареи – в общем, что-то, что дает этой гигантской лампе энергию. Не может же она светиться божьим промыслом? Нет, в этом мире я во многое могу поверить, но не в то, что чистый бог станет тратить силы на освещение пустого храма. У меня создалось впечатление, что чистый – существо крайне рациональное. Однако никаких проводов я не нашел, как ни старался. Можно было бы просто разбить стекло – правда, судя по толщине последнего, потребовалась бы как минимум кувалда, но меня уже зацепило. Стало просто любопытно, как работает эта штука. Помимо яркого света лампа испускала еще и тепло, отчего мне стало казаться, что это простая лампа накаливания. Хотя бред, конечно. Я слышал описания процедур очищения, проходящих в храме. Да кто о них не слышал? Они отличаются от того, что делают монахи, да и в лагере, где уничтожали язычников было по-другому, хоть и похоже. Жертву укладывают на эту самую лампу и оставляют на месте, после чего человек начинает медленно усыхать. Порой процедура занимает до нескольких дней, пока от несчастного не остается высохшая мумия, скелет, обтянутый кожей. И все это время, до самой смерти, жертва остается в сознании, корчась от нестерпимой боли. Монахи чистого утверждают, что божественное свечение выжигает всю грязь из того, кто не пожелал очиститься сам, добровольно. Утверждают даже, что если грязи не слишком много, человек может остаться жив. Правда, о таких случаях никто не слышал. Даже легенд не ходит. Лампа накаливания, какой бы яркой и сильной она не была, такого эффекта не даст. Значит, тут что-то другое. Тем не менее, работать сама по себе эта пакость не может. Откуда-то она должна брать энергию!

Время еще есть. Как ни странно, храм чистого для нас пока самое безопасное место – обыватели и так-то не стремятся лишний раз соваться к чистым, а уж теперь, после стрельбы, в непонятной ситуации… Пока повстанцы не войдут в город, о нас тут никто не вспомнит, а потом и в городе станет не до нас. Да и вообще, первый раз в жизни оказываюсь в храме чистого, может, больше не доведется. И не узнать, как он устроен? К тому же сидеть без дела в храме просто физически неприятно. Давит сама атмосфера, кажется, будто дышать тяжело. Причем на остальных это действует как бы не сильнее, чем на меня. Если чем-то заниматься, на давление можно не обращать внимания, а если сидеть сложа руки, в голову начинают проникать неприятные мысли о тщетности бытия и о собственной ничтожности и нечистоте. Мерзкое ощущение. Да и ребят определенно надо занять. Вон, физиономии бледные, зрачки расширенные, губы дрожат.