19:46 Юрий Корчевский. Взлет разрешаю! | |
Юрий КорчевскийВзлет разрешаю!новинка
Павел Игнатов волею судьбы попал из нашей современности в 1938 год. Закончил авиаучилище и воевать начал с первых дней войны. Опыта нет, только прибыл в полк после учебы. Да еще и самолет морально устаревший — СБ. Был сбит, ухитрился выжить и к своим вернуться. После ранения перегонял бомбардировщики на трассе АлСиб, ленд-лизовские "дугласы". Потом и воевал на таком, в варианте торпедоносца на Балтике. Потери среди летчиков полка больше, чем среди штурмовиков или истребителей. А как закончилась война, сразу демобилизовали. Как же — на временно оккупированной территории находился. И на гражданке не пропал, в Якутии пассажиров и грузы возил.М.: АСТ, СПб.: Издательский дом «Ленинград», 2021 г. (июнь) Серия: Боевая фантастика Тираж: 2500 экз. ISBN: 978-5-17-134492-4 Автор: Корчевский Юрий Григорьевич Страниц: 352 Внецикловый роман. Иллюстрация на обложке А. Аслямова. Взлет разрешаю!
ГЛАВА 1. «УТРАТА ИЛЛЮЗИЙ»
Страна призывала – «Комсомольцы! На самолёт!». Из чёрных рупоров в домах неслись песни.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор, Нам разум дал стальные руки-крылья, А вместо сердца пламенный мотор!» И Павел пел. Потом, как большая часть парней из класса поступил в Осоавиахим. После школы бегали на аэродром, учились укладывать парашют, изучали теорию аэродинамики. Потом подлёты на планерах. Курсант с инструктором сидели в планере, парни тянули резиновый жгут, на сколько хватало сил. Потом старт, планер взмывал на тридцать – пятьдесят метров. Если дул хороший устойчивый встречный ветер, то планер поднимало выше и выше, повинуясь руке инструктора, закладывая восходящую спираль. Но так бывало не часто. Обычно планер делал горку, потом плавно снижался и садился на единственное колесо. Но даже такие подлёты, как называл их инструктор, дарили секунды полёта, ощущения незабываемые. Планер примитивный, из дощечек и фанеры, крылья обтянуты перкалем. Но для себя Павел уже решил – выбор сделан, только в авиаучилище после школы. По вечерам мальчишки футбол гоняли, а он на турник, солнце крутил, подтягивался, бегал, отжимался, в общем – готовил себя физически, потому как инструктор рассказывал, что большинство абитуриентов срезается на физподготовке или по состоянию здоровья. Летом плавал, зимой на лыжах бегал. По весне от военкомата получил направление и поехал, вместе с другими парнями из их города, в Борисоглебск, лётное училище им. В.П. Чкалова. Имя погибшего пилота было присвоено училищу в 1938 году. Из их города поступили всего три человека. Павел гордился. У курсантов форма красивая, тёмно-синяя, петлицы голубые. В первый же выходной, через месяц после принятия присяги, когда получил увольнительную, сразу в город, к фотографу. Сразу десять штук заказал – родителям, дедушке с бабушкой, двум закадычным друзьям. И девушке бы послал, если была. Парни с курса постарше сказали, что познакомиться не проблема. И познакомиться хотят и замуж выйти. За красного командира – это почётно, престижно. Курсанты в хорошей физической форме, а у командиров и жалование приличное и перспективы роста. Учился не за страх, а за совесть. Курсанты вечером в клуб кино смотреть с Любовью Орловой в главной роли, а он в класс, либо на тренажёр. Командиры и инструкторы примечали настойчивость Павла, жажду знаний. Два года пролетели быстро и вот уже выпускной вечер, первое звание и кубик в петлицу. После тридцать девятого года, освобождения западной Украины и Белоруссии, согласно договору с Германией, границы СССР передвинулись на сто – двести – триста километров. Соответственно и воинские части передислоцировались ближе к границе. Однако промашка вышла. Укрепрайон по старой границе разорили – сняли вооружение, вывезли запасы боеприпасов и продовольствия. А новый укрепрайон создать не успели. Да и не торопились особо. Ведь сам товарищ Сталин сказал, что воевать будем на чужой территории и малой кровью. «Если завтра в поход, если чёрная сила нагрянет …». Шашки наголо и вперёд, красные кавалеристы! Даже перед самым началом войны кавалерия в Красной армии считалась современным родом войск, хотя в Германии в фаворе танковые и механизированные войска и тактика другая. Авиаполк, в который прибыл служить Павел, располагался под Минском. В полку бомбардировщики СБ нескольких модификаций. Самолёт в авиаполках пользовался уважением. Как же, в войне в Испании всего два года назад эти бомбардировщики вылетали на боевые задания без истребительного прикрытия, потому как легко уходили от немецких Хейнкелей или Испано-Сюиз. Однако немцы сделали выводы и выпустили Мессершмитты-109. Хорошо проявили себя «худые», но война закончилась. Вилли Мессершмитт выводы сделал из отчётов лётчиков, стал усовершенствовать истребитель. В туполевском бюро ограничились установкой двигателей немного большей мощности. Павлу повезло, он получил самую новую модификацию, СБ-2М, с двумя двигателями по 1050 л.с., с верхней стрелковой турелью МВ-2, где был установлен пулемёт ШКАС. Калибр винтовочный, но скорострельность высокая. Однако оказалось-ненадежен пулемет и масса секундного залпа мала, потому сбить самолет противника затруднительно. А только выяснилось это уже при боевых вылетах. Самолёт свой, первый в лётной карьере, Павел любил. Когда проводил предполётный осмотр, поглаживал детали, разговаривал, как с живым. На недостатки внимания не обращал. Кабина тесная, в комбинезоне меховом не развернёшься? Так и на солнце пятна есть. Значит – конструкторам есть над чем работать. Зато обшивка гладкая, не гофрированная, как на ТБ-3 или ТБ-7 этого же конструкторского бюро, Анатолия Николаевича Туполева. Все ступени новичка Павел прошёл – вывозные полёты, полёты на учебном СБ, единственном в полку, потом на слётанность эскадрильей и звеном. Гордость брала, когда видел перед собой в воздухе всю эскадрилью, все девять бомбардировщиков. Силища! После выпуска из училища всего месяц минул. В газетах писали – войны с Германией не будет, подписан Пакт о ненападении. Да и то верно, кто же будет везти стратегические товары – пшеницу, лес, сталь вероятному противнику? А то, что такие составы идут через границу, через Брест, Павел видел сам во время полётов. Вот что не нравилось, так это полёты немецких самолётов над нашей территорией. В неделю раз – два случались, на самолётах военно-транспортных, вроде Ю-52 или пассажирских, но без пассажиров. Стрелять по нарушителям было категорически запрещено, нельзя провоцировать немецких друзей. Периодически принудительно сажали с помощью истребителей. Немецкие пилоты заявляли, что заблудились. При этом морды нагло-заносчивые, понятно, что врут. Ясно было – ведут разведку приграничных районов. Наши лётчики понимали, что такие полёты совершаются с целью разведки и рекогносцировки перед наступлением. Немецкие самолёты и лётчиков приходилось возвращать в присутствии немецкого военного атташе. Суббота 21 июня 1941 года выдалась погожим днём. В городском доме культуры танцы. И военнослужащие готовились – гладили форму, до зеркального блеска чистили сапоги, брились до синевы. И девушки прихорашивались. У большинства туфли парусиновые, белые. Их чистили зубным порошком. Кудри завивали, чтобы причёска, как у Любови Орловой, киноактрисы тех лет. Как раз вышли фильмы «Свинарка и пастух», «Волга-Волга». Танцы длились до полуночи, потом оркестр перестал играть и ушёл. Перезнакомившиеся пары разошлись по улицам, прошли в рощу и к берегу речушки. В три часа пятнадцать минут небо наполнилось гулом моторов. Самолётов в ночном небе ещё не видно, но по звуку – немецкие. На их двигателях стояли турбины для наддува, и звук был характерный. Павел ещё удивился, почему самолётов так много? А потом в стороне расположения авиаполка послышались взрывы, показалось пламя. Лётчики, техники и прочий персонал полка побежали к аэродрому. Там творится ад кромешный. Горят несколько самолётов, горят ангары, горят и взрываются склады. Самое обидное – самолёты стоят, как на параде, в линейку, без всякой маскировки. И ни одна зенитка не открыла огонь. Был приказ Сталина – огнём на провокации не отвечать! Вражеские самолёты улетели. Единственная пожарная машина и пожарный расчёт пытались тушить очаги пожара. Лётчики прибежали в штаб полка. Ни командир, ни комиссар приказов не получали, были в растерянности, пытались безуспешно дозвониться до штаба округа. Радиосвязи не было, а проводная уже была перерезана группами диверсантов. В первый год войны они создавали много проблем – резали провода связи, убивали командиров, устраивали поджоги, поднимали панику. Кричали «Танки! Немцы окружают!». Провокаторам верили, потому как одеты в советскую форму. А это были солдаты батальона «Бранденбург-800», диверсионного подразделения Абвера, знающие русский язык на уровне родного. Только к полудню в штаб полка примчался мотоциклист с пакетом. В документе был приказ на вылет и указаны цели. Да уже и так было понятно – война! На западе было слышно громыхание, как далёкий гром. Это били пушки. Их звук был слышен за два десятка километров. Третья часть самолётов полка были повреждены или уничтожены при бомбардировке. Экипажам самолётов, которые уцелели, раздали полётные карты с указанием целей. Весь полк должен был нанести бомбовый удар по шоссе Минск – Брест. Оружейники подвесили бомбы, топливозаправщики залили полные баки бензина. У экипажей настрой боевой. Сейчас дадут немцам жару, будут бежать! Красная армия всех сильней! Японцы под Халхин-Голом и у озера Хасан получили отпор, притихли. Взлетали поодиночке, один за одним, над аэродромом выстраивались в круг, собирались поэскадрильно. При взгляде на десятки бомбардировщиков Павла распирала гордость. Полк, в неполном составе, без истребительного прикрытия, направился курсом двести семьдесят, на запад. Впереди виднелись многочисленные дымы. Высота две тысячи метров. Стали видны войска на булыжном шоссе. Танки, машины, тягачи. Командир снизился, желая разглядеть – немцы на дороге или свои? Нанести бомбовый удар по своим, что может быть хуже? Снизу, от машин, к СБ потянулись огненные трассы. Самолёт мгновенно вспыхнул. Из него никто не успел выпрыгнуть с парашютом. Бомбардировщик взорвался, превратившись в огненный шар. Видимо огонь добрался до бомбоотсека с бомбами. На всех самолётах стояли радиостанции «Двина». Оставшийся за командира главный штурман полка отдал приказ. - Бомбить с высоты тысяча метров и сразу возвращаться на свой аэродром! Делай как я! Самолёт штурмана полка заложил вираж со снижением, высыпал бомбы. Внизу вспыхнули разрывы. Второй самолёт заложил вираж. В это время стрелок по внутренней связи докладывает Павлу. - Командир, вижу неопознанные самолёты! Павел головой крутить стал. Ага, две четвёрки, довольно быстро приближаются. Очертания непривычные. У наших И-16 капот мотора большой из-за двигателя воздушного охлаждения. А эти какие-то узкие, худые, как голодные щуки. Сейчас надо избавиться от бомб, с ними самолёт неповоротлив, а ещё есть опасность взорваться от случайного попадания пули. Павел не стал ждать, свалил самолёт в пике, на высоте тысяча метров перевёл СБ в горизонтальный полёт прямо над шоссе, забитом техникой. Начал сброс бомб, одну за одной, не пачкой. Обернувшись с удовлетворением отметил, что взрывы точно ложатся на дороге, среди машин и танков. С земли к его самолёту потянулись огненные трассы. Зенитное прикрытие колонн у немцев всегда было сильным, как оказалось позже. Бомбы сброшены, бомболюки закрыты, начал набор высоты. В наушниках крик бортстрелка. - Истребители атакуют! - Не торопись, целься тщательно, как на полигоне. На полигоне и мишень неподвижна и пулемёт со стрелком. А сейчас в восходящих потоках воздуха и бомбардировщик покачивается и истребители, попробуй – попади! Да что истребителю, у которого лётчика спереди защищает бронестекло и мотор, снизу бронированная чаша сидения, сзади бронеспинка, пули винтовочного калибра? Во время второй мировой войны большинство самолётов было сбито авиационными и зенитными пушками. Сзади, со стороны турельной установки, послышались пулемётные очереди. Сначала короткие, потом длинные. Похоже, дело серьёзное. Павел обернулся. Оба истребителя висят в ста метрах за хвостом, ведущий открыл огонь. СБ бронирования не имеет. Первая очередь пришлась по правой плоскости, вторая по турели стрелка. Голова воздушного стрелка исчезла. Убит? Ранен? Ещё очередь, на этот раз пушечная, по левому мотору. Сразу чёрный дым повалил, но огня не видно. Павел перекрыл бензокран, включил систему пожаротушения. Дым перестал идти. Винт левого мотора остановился, странно было видеть его в полёте в неподвижном состоянии. Павел запросил штурмана. - Сколько до аэродрома? - Полсотни пять. Если второй мотор не повредят, на одном дотянуть можно. Ещё очередь из истребителя, на этот раз по хвостовому оперению пришлась, какие-то куски обшивки полетели. Навстречу промчались два наших «ишака», как лётчики называли И-16. В руках опытного пилота они ещё могли противостоять «мессерам» модификаций В, Г. Сразу схватка завязалась. На дорогах внизу не видно никаких воинских частей. Павел удивился. А где линия обороны? Где подходящие из тыла резервы? Понятно, что немцы напали вероломно, без объявления войны. Надо объявить мобилизацию, выдвинуть из ближнего расположения кадровые части – танки, артиллерию, пехоту. Во время полётов он сам видел танковый полк с новейшими Т-34. Не знал в тот момент, что немцы разбомбили танкохранилища. Танки стоят без солярки и боеприпасов. И, когда немцы подойдут близко, часть танков утащат дальше в тыл тракторами, а часть взорвут. Сказывалась ещё неразбериха с топливом. Все танки РККА работали на бензине, только Т-34 и КВ на солярке, а тягачи и трактора на лигроине. К такому разнообразию топлива тыловые службы готовы не были. Ещё подвела картографическая служба, причём вина целиком лежит на Генштабе. Провозглашали, что воевать будем малой кровью, на чужой территории. Вот управление военной картографии напечатало карты сопредельных государств и даже дальше, до Ла-Манша. А своих карт остро не хватало, да и лежали они на складах, которые немцы сожгли в первые же дни войны. Красная армия осталась без карт. Как командиру поставить задачи подчинённым, если направление на цель известно приблизительно, как и дальность и естественные препятствия, вроде рек, балок, которыми изобилуют белорусские земли. Обороты мотора на максимуме, одна тысяча девятьсот в минуту, за мотором от перегрузки тянется сизый дымок выхлопа. Самолёт слушается рулей вяло, с запозданием. Штурман командует. - Влево двадцать и по курсу будет полоса. Сели, подняв с грунтовой полосы пыль, зарулили на стоянку. Подбежали техник, моторист, оружейник. Первым делом через нижний люк вытащили тело убитого воздушного стрелка. Павел первый раз видел тело убитого человека, причем, хорошо знакомого, члена экипажа. Было и страшно и нелепо. Недавно говорили с ним и вот он убит. Молодой, планы строил на жизнь, должен был демобилизоваться по осени. Потом с техником начали осмотр самолёта. Техник мрачнел с каждой минутой. - Как вы только долетели? Посмотрите, что осталось от хвостового оперения! Видимо туда попал снаряд. От горизонтальных рулей какие-то жалкие клочки. - Дня два - три на ремонт уйдёт, - заявил техник. Павел со штурманом направились в штаб полка, доложили о вылете, выполнении приказа, об убитом стрелке и повреждении самолёта. Ждали, пока сядут на аэродроме другие самолёты, топлива оставалось ещё на двадцать минут. Но минуты уходили одна за другой, а сел только один самолёт. И перед Павлом ещё два приземлились. Итого – в полку четыре самолёта, два из которых требуют серьёзного ремонта. Ночью Павел не мог уснуть, слишком сильно разочарование. Сталин говорил – войны не будет, а она началась. Доктрина была – на чужой территории, а враг топчет нашу землю. Командиры и комиссары утверждали, что наша техника лучшая, а из полка четыре самолёта вернулись. Где тогда наши истребители, которые должны были прикрывать бомбардировщики? Много вопросов, а ответов не находил. Горько было на душе. Неужели товарищ Сталин и командиры – Тимошенко, Ворошилов, Будённый – обманывали армию и народ? Да нет, происходит какая-то чудовищная ошибка. Ещё день – два и придёт из тылов Красная армия и разгромит врага. Утром встал с тяжёлой головой. На совещании командир полка зачитал телефонограмму из штаба округа. «Нанести бомбовый удар силами полка по колоннам противника». Годных к полётам самолётов всего два, ещё два в ремонте и приведут их в лётное состояние не раньше завтрашнего дня. А экипажей три. У Павла убит бортстрелок, у Акиньшина – штурман. Командир приказал бомбить двумя самолётами, потом смена экипажей. Как и вчера, бомбардировщики вылетели без сопровождения истребителей. Не по Уставу, такие вылеты приводили к потерям. Павел ещё не знал, что вчера, 22 июня, на бомбардировку Кёнигсберга в полном составе вылетел полк СБ и ни один не вернулся, все были сбиты. В первый день войны на аэродромах и в воздухе немцами были уничтожены 1811 наших самолётов. Часть лётчиков погибла, часть попала в плен и только нескольким удалось пробраться к своим. Пруссия, столицей которой был Кёнигсберг, всегда была государством воинственным, нападавшим постоянно на соседей – Русь, Литву. И пройти лётчику, да просто бойцу Красной армии, по враждебной территории, было очень сложно. Жители, заметив человека в чужой униформе, сразу звонили в полицию или гестапо, по следу пускали собаку с поисковой группой, участь пилота была предрешена. Самолёты подготовились к вылету, дан старт ракетой с командной вышки и оба бомбардировщика взлетели. Павел засёк время. При полёте на крейсерской скорости топлива хватало на два с половиной часа. Экипажи двух оставшихся на земле самолётов столпились на КП. Рация там работала на приём, экипажам хотелось узнать обстановку. Через четверть часа последовал первый доклад лейтенанта Воронова. - В квадрате 16-15 вижу колонну войск противника. Атакую! И всё. Дальше треск и шорохи эфира. Оба самолёта на аэродром не вернулись. Состояние оставшихся экипажей удручённое. Авиаполк истаял за двое неполных суток. Если и дальше так пойдёт, немец доберётся до Москвы. Думать об этом не хотелось. Настроение в полку унылое. Обслуживающий персонал – техники, прибористы, мотористы, механики, оружейники, топливозаправщики и прочие – в полном составе, а экипажей всего два, как и самолётов, которые ещё в ремонте. Фактически полк небоеспособен. О конкретной ситуации не знает даже штаб авиадивизии. Где немцы, какими силами наступают? К утру закончили ремонт самолёта Павла и сразу приказ командира полка – вылететь на бомбардировку и разведку. Обычно авиаразведка передовой и ближних тылов врага ведётся истребителями, а дальних тылов бомбардировщиками, причём оснащёнными фотоаппаратурой с хорошим разрешением. На самолёте Павла фотоаппаратуры нет, фиксация обнаруженных войск немцев лежит на штурмане, он должен отмечать на полётной карте. Бортстрелка дали из другого экипажа. Это плохо, должна быть слётанность, когда члены экипажа понимают друг друга с полуслова. Взлетели. В бомбоотсеке четыре бомбы по 250 кг., нагрузка полная. От быстрого набора высоты начало закладывать уши, становилось прохладно. Кабина не герметичная, из всех щелей дует. Павел головой беспрестанно вертел, стараясь не пропустить появления вражеских истребителей. Штурман командует. - Десять влево! Это команда довернуть десять градусов влево. Через пару минут лёта показалось шоссе. Снизились до пятисот метров. Не хотелось бы сбросить бомбы по ошибке на своих. Не свои внизу, чужие. Видны кресты на танках и бронемашинах. А главное – открыли огонь из пулемётов по самолёту. Штурвал на себя, набор высоты и одновременный сброс бомб. Облегчённый самолёт охотнее набирает высоту. А сзади и внизу разрывы бомб, аккурат по самой дороге, виден чёрный дым. Серый дым, когда горят хлеба на полях или деревянные дома. А чёрный, когда горит техника. Не успели набрать даже двух тысяч метров, как в наушниках крик бортстрелка. - Вижу немецкие истребители! И сразу звук выстрелов из ШКАСа. Очереди длинные. Павел забеспокоился. Если так жечь патроны, можно в несколько минут остаться без их запаса. Очереди смолкли и сразу несколько разрывов на мотогондоле правого двигателя. Сразу дым повалил и огонь. Обернулся Павел. За хвостом бомбардировщика два истребителя висят. Сразу сказался один из недостатков СБ – непротектированные бензобаки. Бронебойно-зажигательные пули истребителя продырявили правый крыльевой бензобак, огонь горящего двигателя поджёг бензин и за самолётом потянулся огромный огненный факел. Как-то потушить его или сбить пламя возможности не было. Павел по внутренней связи сразу приказал. - Приказываю покинуть машину! Почти сразу потянуло сквозняком. Это штурман открыл люк. Павел обернулся назад. Истребители отстали, ясно уже, что бомбардировщику конец. Но что с бортстрелком? Если он ранен, надо немедленно прыгать. - Михаил! Отзовись! Если слышишь меня, прыгай! Павел предупредил бортстрелка по внутренней связи. Дальше тянуть нельзя, высота уже метров восемьсот, надо самому покидать самолёт. Выпрыгнул, тут же рванул кольцо, лёгкий хлопок вытяжного парашютика, потом чувствительный удар подвесной системы. Это раскрылся основной купол. К сожалению, парашюты в те времена были малоуправляемы. Видел болото, куда его несло, тянул за правые стропы, но всё равно угодил в край болота. Вода смягчила удар, сверху накрыло куполом. С трудом выбрался на вязкий берег, лёжа отцепил подвесную систему, встал. Вокруг редкий лес, почва влажная, сапоги уходят по щиколотку. Сориентировался по сторонам света – по мху на деревьях, он всегда с северной стороны. По положению солнца, оно сейчас к югу. Да и пошёл на восток. Где-то недалеко должен был быть штурман. Его парашют Павел успел заметить. Но надо хотя бы уйти с болота. На второй день войны, 23 июня, немцы захватили белорусский город Гродно. Войска 3-й армии РККА с боями отходили, сдали Кобрин, Пружаны, Высокое. Зато на участке Луцк – Броды – Ровно наши механизированные корпуса Западного фронта атаковали первую немецкую танковую группу. Сильно потрепали немцев, остановили наступление, но пять советских мехкорпусов были обескровлены, фактически лишились большей части танков. Правда, танки были уже устаревших конструкций – БТ-5, БТ-7, наследники танка Кристи. Лёгкие, скоростные, с противопульной бронёй, с бензиновыми двигателями. Момент важный, ибо в закрытом моторном отсеке пары бензина вспыхивали мгновенно при пробитии бронебойными пулями, или снарядами противотанковых пушек. Павел точного расположения наших и немецких частей не знал. Да и не было линии фронта в начале войны. Немцы шли вперёд по дорогам. Впереди танки, за ними бронетранспортёры с пехотой, машины с пушками на прицепе. И все рвались вперёд. Встречая очаги обороны, или обходили, либо уничтожали. Опасаясь окружений и котлов, наши войска тоже отходили. Такая тактика немцев принесла им успех, уже через неделю после начала войны пал Минск. Такую же тактику немцы применяли в Европе, и она приносила отличные результаты. Бронированными колоннами проламывали оборону, в прорыв входила пехота и вперёд! За день вермахт продвигался на сто – двести километров, темпы ранее не виданные. Павел выбрался на сухую землю. Разулся, вылил болотную воду из сапог. Поколебавшись, разделся донага, отжал бельё и комбинезон. В небе послышался гул моторов. Павел поднял голову. На запад плыли три бомбардировщика ТБ-7. Они устарели ещё до начала войны. Тихоходные, с гофрированной обшивкой, неубирающимися шасси, с открытой кабиной пилота. Что огорчило Павла – бомбардировщики шли без прикрытия истребителей. Фактически – обречены! Долго смотрел Павел вверх, пока самолёты не скрылись из вида. Снова пошёл на восток. А через полчаса снова гул моторов и треск бортового оружия. Поднял голову – один ТБ-7 возвращается, за ним увивается пара истребителей. Дадут очередь и мимо проскакивают. Какое-то время бомбардировщик шёл ровно – не дымил, не видно огня, потом из него стали выпрыгивать фигурки, над ними раскрывались парашюты. И снова «мессеры» делали заход. Едва слышимый треск пушечных очередей, от обшивки гиганта отлетают куски, потом густо повалил чёрный дым. От самолёта отделилась фигура, стала падать. Одна секунда, другая. - Открывай парашют! – закричал Павел. Как будто пилот мог его услышать. Всё же парашют раскрылся, стал опускаться. По прикидкам, в полукилометре в сторону от Павла. Побежал он к месту приземления. Уже и парашют виден, зацепился за крону высокого дуба. Под ним на стропах болтается пилот. - Эй! – окликнул его Павел. А человек не шевелится. Подошёл поближе. Лицо пилота в крови, кровь стекает по рукаву комбинезона. Ранен, похоже – серьёзно. Надо снять его с дерева. Павел полез на дерево, стал дёргать за стропы, срывая их с веток. Сейчас бы пригодился нож, обрезать шёлковые стропы. Разорвать их руками не реально. Приходилось забираться выше. Долго мучался, не менее получаса, пока ноги лётчика коснулись земли. Потом сам вниз спустился. Хотел расстегнуть подвесную систему, а лётчик уже не дышит, умер. Глаза закрыты, не дышит, и кровь перестала течь. Полез в нагрудный карман, достал документы. А они от крови слиплись. Удостоверение командира, партийный билет, аттестаты. В начале войны вылетали с документами, потом приказ вышел, стали сдавать в штаб полка. Всё же хотел снять пилота. Как-то похоронить надо, на карте отметку сделать. Чтобы не был без вести пропавшим, а геройски погибший в бою. А документы в штаб полка сдать. Усмехнулся. Мыслит так, как будто уже в расположение полка вернулся. До него ещё добраться надо, что в условиях войны не просто. Он в лесу, своё местоположение знает приблизительно, где враги, а где свои войска, тоже достоверно неизвестно. Кроме того, не далее, как вчера контрразведчик, который по штату в каждом полку есть, предупреждал об активизации националистического подполья, о заброске диверсионных групп в наши тылы. То есть, передвигаться с оглядкой надо, осторожно. Послышался невнятный разговор. Сначала Павел хотел крикнуть, позвать на помощь. Потом решил повременить. Отбежал в сторону, залёг за куст бузины в высокой траве. К дереву и парашюту на нём вышли несколько красноармейцев. Павел решил – поисковая группа, выслана на помощь пилоту. Уже начал подниматься, как замер. Потому что услышал разговор на немецком. Один боец говорил другому, показывая на тело пилота. Неужели диверсанты? «Красноармеец» обыскал карман лётчика, потом достал из кобуры пилота пистолет. Видимо находка личного оружия их удовлетворила. По советским законам раненый боец или командир, либо погибший, должен быть доставлен с оружием. Вот и надрывалась на поле боя санитарка, вытаскивая на себе бойца, да ещё его винтовку. Утрата оружия была воинским преступлением, за этим следовал трибунал и суровое наказание. Коли у погибшего пилота пистолет в кобуре, стало быть, никто к нему не успел подойти. А что документов нет, так наверняка в штабе остались. «Красноармейцы» срезали ножом часть строп, стащили с дерева парашют, бросили его. Сбитых наших лётчиков или своих немцы искали по парашютам, хорошо видимым с воздуха. Район приземления давали лётчики авиаразведки. Поэтому наши лётчики, приземлившись, старались парашют снять с дерева, либо собрать и спрятать, если приземлялись в поле или на луг. Ещё лучше, если сели на оккупированной территории, уложить в парашют камни и притопить в ручье или болоте. Болот, рек и ручьёв в лесистой Белоруссии было с избытком. Для немцев, имеющих насыщенную техникой армию – плохо. Танкам, тягачам, автомашинам нужны дороги, да просто поля для движения. Приходилось передвигаться по немногочисленным шоссе, что сдерживало темпы. «Красноармейцы», оживлённо переговариваясь, ушли. Павел перевёл дух. Без малого не влип. С виду – обычные воины. Форма, трёхлинейки, внешне не отличить. А поторопился бы выйти, либо убитый лежал, либо шагал со связанными руками в плен. По понятиям кадрового военного, плен – самое позорное явление. Подумав о нём, Павел вытащил из кобуры револьвер, осмотрел. Какие-то полки личным оружием имели пистолеты «ТТ», другие – револьверы «Наган». А танкисты имели только револьверы. Было у начальства танковых войск обязательное требование – экипаж должен отстреливаться из личного оружия через специальные отверстия в броне башен. В бою они закрыты броневыми пробками. В эти отверстия ствол револьвера входил, а пистолета – нет. И почему-то никто из начальства не думал, что пока танкист в танке, револьвер или пистолет ему не нужен. У танка есть и пушка и, как минимум, два пулемёта – курсовой и спаренный с пушкой в башне. Появлением странных «красноармейцев» Павел был озадачен, удивлён, даже испуган. И испуг этот не боязнью умереть вызван, а обманом. Форма на них наша, советская. Поверишь глазам и обманешься. Судя по карте, на которую периодически смотрел на привалах, южнее его маршрута должно идти шоссе Брест – Минск. Но кто на шоссе сейчас? Наши или немцы? Хотелось есть, да нечего было. В одном из ручьёв напился, чтобы обмануть желудок. Ближе к вечеру услышал впереди шум моторов. Спешить не стал, перебежал от дерева к дереву, укрываясь. Впереди открытое пространство. Встал за крайним деревом. Артиллеристы развёртывают позиции. Ползают тягачи с пушками на прицепе, бойцы роют окопы и капониры. Издали не видно, какого цвета форма – зелёная, как в Красной армии или серая, как у вермахта. Начал присматриваться к тягачам. Похожи на «Комсомолец». Были такие артиллерийские тягачи, видел их несколько раз мельком. Пушки с трёхсот метров все похожи. Один из тягачей направился в сторону леса, в кузове несколько солдат. Павел приготовил револьвер. Если немцы, даст бой. Тягач при приближении в самом деле оказался советским, как и бойцы. Пилами и топорами они начали валить деревья, очищать от веток. На оборудование позиций брёвна нужны. Тут Павел вышел из-за дерева, подошёл. Старший в группе посмотрел подозрительно. - Ваши документы? Павел предъявил. - Лётчик я, мой самолёт сбили, выбираюсь к своим. - Считай повезло, выбрался. - А где я? Павел достал планшет с картой. Старшина ткнул пальцем. Получалось, Павел находился между Ивацевичами и Слонимом. И до Минска, по ориентировочным прикидкам, полторы сотни километров. Если пешком, то пять – шесть дней пути. Павел приуныл. За это время многое может измениться. У немцев техника и продвигаются они быстро, запросто могут обогнать. Направление удара 3-й танковой группы вермахта было на Слуцк, южнее Минска. Уже на третий день войны немцы вышли к реке Шара, создав угрозу окружения для наших 3-й и 10-й армий. В этот же день состоялась первая массированная бомбардировка Минска. Бойцы зацепили тросами брёвна, поволокли их к позициям. В тягаче с ними и Павел доехал. После проверки документов командир батареи предложил. - У меня грузовик за боеприпасами в Столбцы. Может подбросить. - Буду благодарен. На дорогах полно машин, повозок. Народ массово эвакуировался. К сожалению, смогли не все. Да и как селянину бросить дом, хозяйство? Свиней и кур гнать невозможно, бросить жалко. Повезло, в Столбцах, на полевом складе, нашлась машина, идущая мимо аэродрома. Добрался и удивился. Охраны нет, как и людей, техники для обслуживания самолётов. Автостартёры, топливозаправщики, передвижные компрессорные станции, мастерские – где они? В сердце закрался холодок. Наверняка полк вывели для пополнения, он отстал. По военному времени – как дезертир. Ситуацию спас комиссар, приехавший в опустевший штаб на полуторке за оставшимся имуществом – пишущей машинкой, бумагами. - О! Игнатов! А мы в дивизию сообщение о вас отправили – не вернулись с боевого вылета. - Вот он я! Жив и здоров, готов к вылетам. Кстати, забрал я документы сбитого лётчика с ТБ-7. Жаль, похоронить не успел. Павел отдал полковому комиссару документы. - Как прибудем на место, покажешь на карте место приземления. - Есть! - А сейчас помогай! Втроём – водитель, Павел и комиссар, быстро загрузили машину и покинули аэродром. Павел даже не успел спросить – куда передислоцируются? Да всё равно, он теперь не один. Машина приехала на какую-то железнодорожную станцию. На запасных путях стоял эшелон, куда уже погрузились технари. Из пилотов – один Павел. Как оказалось – полк получил приказ убыть на переформирование и получение новой техники в Казань, где работал авиазавод № 22. С конца 1940 года на нём выпускали фронтовые бомбардировщики ПЕ-2 взамен снятых с производства устаревших СБ. ПЕ-2 был одним из самых тиражируемых бомбардировщиков, всего их было выпущено 11 247 штук всех модификаций. На двух моторах М-105, фактически лицензионной копии французского двигателя «Испано-Сюиза 12» развивал 452 км/час. При экипаже в три человека имел дальность полёта 1200 км., мог брать от 600 до 1000 кг. бомб, имел протектированные сырой резиной бензобаки, оснащён радиостанцией. Можно сказать, Павлу повезло. Глубокой ночью к составу подошёл паровоз и эшелон поехал. Ночь – лучшее прикрытие от атак вражеских бомбардировщиков. До рассвета эшелон успел покинуть Белоруссию. Постановлением СНК принято постановление о создании Совинформбюро. И на одной из долгих остановок бойцы уже слушали на перроне сообщение, что Финляндия объявила войну СССР. Бойцы возмущались, негодовали. Почти все страны по западной границе СССР от севера – Финляндии и до юга – Болгарии, вступили в войну в союзе с Гитлером. И, судя по началу, война будет тяжёлой, кровопролитной. На остановках стояли подолгу и часто. Паровозы бункеровались углём и водой. Бойцы в это время бегали к станционным зданиям за кипятком. Для пассажиров проходящих поездов всегда были на станциях бесплатно холодная и горячая вода. Из-за стремительности наступления, а немцы уже на четвёртый день взяли Воложин, Сморгонь, Вилейку, неготовности руководства, эвакуации многих предприятий не было. В городах бросали банки с деньгами и ценностями, отделы милиции с бланками паспортов, заводы со станками. На Украине ситуация не намного лучше, кое-какое оборудование и станки успели вывезти. Учитывая, что с оккупацией Украины немцами были потеряны многие оборонные заводы, а главное – опытные специалисты, положение складывалось критическое. Во многом из-за просчётов руководства. Нельзя концентрировать тяжёлую промышленность (Запорожский металлургический комбинат или Харьковский танковый завод) так близко к границе. Пока ехали, Павел размышлял. Всё, о чём говорили партийные руководители, чем гордились, оказалось ложью. Красная армия несла тяжёлые потери и отступала. Взять авиацию. Где истребители? Почему не было прикрытия бомбардировщиков? Почему Красная армия, имея численный перевес в танках, пушках, авиации – отходит? Для оснащения армии денег не жалели. На парадах народ радовался проходу тяжёлых танков Т-35, лёгких БТ-7, пролёту больших ТБ-3 и ТБ-7. Где эти армады? Обман, блеф или Павел чего-то не знает? И огромная подмога уже идёт из глубины страны к западным рубежам и ещё день – два и врага остановят? Иллюзии о могуществе страны таяли, как утренний туман. И не один Павел был озадачен, разочарован, недоумевал. Если и обсуждали между собой, то один на один и шепотком. Потому как «стукачи» в любом подразделении были и полковому контрразведчику исправно доносили всё, о чём слышали и видели. В памяти военнослужащих ещё свежи были воспоминания о массовых репрессиях 1937 – 1938 годов, когда почти всех командиров в звании старше майора или посадили в лагерь по диким, надуманным обвинениям либо расстреляли. С началом войны, с отступлением Красной армии, из лагерей вернули командарма Г.К. Жукова и многих других. Эшелон хоть и военный, а до Казани добирались больше двух недель. Хотелось помыться, поесть горячей пищи. При авиазаводе казарма, где расположился полк. В 1941 году завод № 22 в Казани смог выпустить 1 122 самолёта, московский № 39 303 ПЕ-2 и № 125 в Иркутске 144 самолёта. Лётчики прибывали для формирования из разных полков и дивизий, с разным уровнем подготовки, налёта. С бомбардировщиком ПЕ-2, новинкой, никто знаком не был. Для начала, поскольку инструкций и наставлений не было, водили пилотов по цехам, подводили к стапелям, показывали устройство прямо на собираемом самолёте. Потом начались рулёжки и пробежки по заводскому аэродрому с инструктором. Инструкторами были заводские лётчики, они сидели на месте штурмана. Бомбардировщик был хорош, но и недостатки были. Инструктор, пока прогревали двигатели, предупредил. - Штурвал крепче держи, при разбеге аппарат в сторону тянет, норовит развернуть. А при посадке скорость высоковата, поэтому к земле подводи плавненько, иначе «козлит», стойки шасси сломаешь. Советы дельные и дать их мог только опытный лётчик, который не одну сотню часов на данном типе самолёта налетал. Два ознакомительных полёта с инструктором Павел совершил. Не без ошибок, но ничего не сломал. Самолёт пикирующий, но бомбардировку с пикирования можно осуществить только при наружной подвеске бомб. Таким способом начали пользоваться только после 1943 года в авиаполку Полбина, который сам освоил этот способ и лётчиков своих научил. А до того все возможности самолёта не использовали в полной мере, бомбёжки осуществляли с горизонтального полёта. При нём точность попадания ниже. Если по станции железнодорожной или аэродрому вражескому не промахнёшься, то в корабль или танк в капонире промажешь. У немцев бомбардировка с пикирования применялась массово на бомбардировщиках Ю-87, и бомбили очень точно, попадали в одиночную пушку в капонире или подавляли ДОТ или ДЗОТ. А наши пилоты по старинке воевали, потому как не обучали. В войну приходилось учиться у противника. Даже тактику перенимали у немцев. В Красной армии по Уставу основная тактическая единица в авиации – звено из трёх самолётов. Малоподвижное, особенно с учётом, что почти все истребители начала войны не имели радиосвязи. А у немцев – пара, два истребителя, ведущий и ведомый. И способы атак разные, результативность выше. И так во всём. Понятно, что немцы воевать начали ещё в Испании в 1937 году, сделали выводы, усовершенствовали самолёты, пропустили через Испанию методом ротации большинство пилотов. А в СССР самолёты наши посчитали вполне на уровне, а пилотов ,прошедших Испанию,репрессировали, передать боевой опыт было некому. К любой новой для лётчика машине надо привыкнуть, узнать особенности. А для боевой техники ещё и вооружение опробовать – отбомбиться на полигоне, пострелять из пулемётов. Пострелять получилось на полигоне, а бомбить – нет. В немалой степени, как понял Павел, из-за боязни начальства, что поднимется паника, дескать – немцы прилетели. А у люфтваффе дальних бомбардировщиков не было. Фюрер делал ставку на войну молниеносную, блицкриг. Для такой войны потребны фронтовые бомбардировщики с небольшим радиусом действия. Вот и выпускали немецкие авиазаводы Ю-87 и Ю-88, Хейнкели 111, у всех радиус полёта не более тысячи двухсот километров. За месяц полк укомплектовали до штатной численности. Потом перебазировали на полевой аэродром под Тулу. Самолёты перелетели с одной дозаправкой, а технический персонал и наземная техника – эшелоном. Сводки Совинформбюро, передававшиеся несколько раз в день, слушали обязательно и с напряжённым интересом. Но они не радовали. Чаще всего звучали. «Наши войска оставили…» и следовали города, сданные врагу. Радовало даже «На фронтах велись бои местного значения». Значит – оборонялись наши, стояли насмерть. На Смоленском направлении, а в перспективе на Москву, немцы сосредоточили основные силы. И уже окружили значительную часть наших войск. Но первого августа 16 и 20 армии под командованием К.К. Рокоссовского прорвали фронт окружения, деблокировали окружённых. Однако немцы снова замкнули кольцо и 5 августа разгромили окружённую группировку. Павел особенно остро воспринимал сводки Совинформбюро, где говорилось о действиях лётчиков и нашей авиации. Так, 7 августа лётчик Виктор Талалихин совершил ночной таран на подступах к Москве и уничтожил вражеский бомбардировщик. А 8 августа специальная группа первого минно-торпедного полка Балтийского флота под командованием полковника Е.Н. Преображенского, взлетев с острова Сааремаа в составе двенадцати бомбардировщиков ДБ-3, осуществила первую бомбардировку Берлина. Геринг до этого удара хвастливо заявлял, что ни одна бомба не упадёт на столицу. На следующий день самолёты восемьдесят первой авиадивизии под командованием легендарного комбрига М.В. Водопьянова повторили налёт. Германские газеты напечатали заметки о бомбардировках города англичанами. Никто поверить не мог, что бомбили русские. Первый вылет на новом для себя самолёте Павел совершил под Смоленск. Сначала взлетели бомбардировщики, ближе к линии фронта к ним присоединились истребители, два звена «ишаков». Отбомбиться удалось удачно. На ведущем ПЕ-2 опытный штурман, вывел к цели точно. С ходу нанесли удар по железнодорожной станции, где разгружался эшелон с вражеской техникой. Зенитки немцев вели ожесточённый огонь, но все бомбардировщики вернулись на аэродром. С повреждениями, но ни один «бомбёр» не был сбит. В полку, где за два дня сбиты все СБ, такой вылет настоящая радость. Немецкие истребители не успели появиться. С первого захода сбросили бомбогруз, развернулись и на форсаже к линии фронта. После СБ на «пешке» непривычно. Кабина просторнее, штурман рядом, а не в передней кабине. Павел сел в числе первых, зарулил на стоянку, заглушил моторы. А потом со страхом смотрел, как приземлялись другие. Не рассчитал пилот вертикальную скорость, резковато подвёл к земле, следует удар колёсами о взлётно-посадочную полосу. Самолёт отскакивает, как мячик на десяток метров, а скорость уже упала и снова удар о землю. «Козёл», но меньшей высоты. Не каждому дано интуицией уловить ту горизонтальную скорость и вертикальное снижение, при котором самолёт удаётся точнёхонько притереть к земле. И речь не о букве «Т» в начале полосы, а чтобы стойки шасси не подломить. Тогда ремонт и косые взгляды контрразведчика. А не специально ли боевую технику повредил, чтобы не вылетать на бомбёжку, не рисковать. В полёте всякое бывало. У моторов моторесурс небольшой, сто моточасов до первого ремонта. А если на форсаже дольше трёх минут летишь или не уследил, превысил максимальные две тысячи пятьсот оборотов в минуту, моточасы эти быстро тают. И вот уже контрразведчик у мотористов вынюхивает. А что это моторы масло жрут? Некачественная заводская сборка или пилот недоглядел? Пилоту в полёте надо за обстановкой следить – не видно ли вражеских истребителей? А ещё держать строй, следить за состоянием моторов. На левой половине приборной доски указатель высоты, вариометр, показывающий вертикальную скорость, указатель забортной температуры, авиагоризонт и прочие атрибуты. На правой половине приборной доски – приборы по обоим двигателям. Указатели температуры масла, охлаждающей жидкости – летом воды, а зимой антифриза, числа оборотов, давление поддува и прочие. Моторов два, и приборы в двойном комплекте. А ещё на доске многочисленные сигнальные лампочки. В общем – скучать некогда. На левом борту ручки управления газом обоих моторов, на правом борту – открытия створок бомболюка и сброса бомб – поочерёдно или всех разом, залпом. А перед пилотом – штурвал и педали. В полёте без острой необходимости рацией не пользовались, немцы за эфиром следили. Как только на советских радиочастотах засекали переговоры, взлетали истребители. Если у наших истребителей чёткие приказы, скажем – сопровождать бомбардировщики, то у немцев многое отдавалось на усмотрение пилотов. Опытным ведущим пар дозволялась «свободная охота», когда лётчики сами искали цель для атаки, определяли её очерёдность и важность. Например, в начале войны, немецкие пилоты гонялись за нашими лётчиками на земле, в колоннах отступающих. А всё потому, что в ВВС форма была голубой, демаскирующей. После потерь наших лётчиков на земле был издан приказ – лётному составу перейти на полевую форму армейскую, цвета хаки, зелёную. Экипаж у Павла новый. С воздушным стрелком понятно, в двух вылетах оба убиты. А штурмана дали другого. Отношения с ним складывались странные. Во-первых, штурман старше по званию, он капитан. А Павел – командир воздушного судна, экипаж подчиняется ему, но по званию он всего лишь младший лейтенант. Вот такая коллизия! С началом войны из лётных училищ по ускоренной программе выпускали лётчиков в звании сержантов. И получалось, что командиры подчинялись приказам сержантов. Нонсенс, не должно такого быть! Но уже с зимы 42 – 43 годов выпускникам военных училищ стали присваивать первое офицерское звание. До 1943 года офицеров не было, как и погон. Были командиры и петлицы. Во-вторых, штурман старше по возрасту на десять лет, тоже некий барьер. Павел предпочёл бы равного себе по возрасту и званию. Но в армии не выбирают. Правда, плюс таки был. Штурманом капитан Яковлев был отменным. И к цели выводил даже при полётах в условиях облачности и бомбил очень точно, экономно расходуя боеприпасы. Злые языки поговаривали, что Яковлев был до войны штурманом полка, однако, водился за ним грешок, любил выпить. А, приняв на грудь, порывался высказать начальству своё мнение. Понизили в должности, а могли и вовсе дело завести и, в лучшем случае из ВВС уволить. Да тут война, когда каждый опытный командир на счету. Павел нашёл выход. При людях называл штурмана по званию, а в самолёте – по имени – отчеству. - Сергей Иванович, курс! Некая дистанция была, отношения ровные. Сегодняшний вылет был с приказом нанести бомбовый удар по железнодорожному разъезду. По сведениям разведки, на нём разгружался из эшелонов пехотный полк. Стечение обстоятельств удачное. При точном бомбометании можно немцам урон нанести огромный. Когда полк займёт позиции – в окопах, траншеях, ДОТах и ДЗОТах, землянках нанести такие же потери не получится. Несмотря на лето, облачность низкая и моросящий дождь. А стоит набрать три с половиной – четыре тысячи метров, как облака внизу, светит солнце, только лёгкая болтанка от потоков воздуха. К цели шли по верхней кромке облаков. Стоит появиться вражеским истребителям, штурвал от себя, минус двести метров высоты и вокруг такая облачность, что дальше концов крыльев ничего не видно. Конечно, сеть опасность столкнуться с другими бомбардировщиками, но зато «худым» добычи не будет. К железнодорожному разъезду вышли точно, во многом из-за рельсового пути. Сначала увидели насыпь и рельсы, довернули курс и через пару – тройку минут разъезд. С платформ сгружают грузовики и бронетранспортёры, у пассажирских вагонов солдат полно. Налёт советских бомбардировщиков получился неожиданным. Выскочили из-за облаков, один за другим три самолёта отбомбились. Бомбы прямо по вагонам попали, потом стрелок рассказывал, у него обзор в стороны и назад хороший. Немцы даже не успели обстрелять из зенитных автоматов. На пролётах на небольших высотах угловая скорость самолётов велика, расчёты не успевают поворачивать «Эрликоны». Были у немцев такие малокалиберные зенитки швейцарского производства. Кстати, закупали эти удачные пушки и другие страны, даже США. Ничего личного, бизнес!
Рейтинг: 5/2
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ rel="nofollow" Регистрация | Вход ]
[ rel="nofollow" Регистрация | Вход ]