Андрей Васильев. Отдел 15-К. Тени Былого

Западная Белоруссия, конец лета 1944 года.

– Хороша – посмотревшись в карманное зеркальце, сообщила сама себе Марина – Чудо как хороша, глаз не отвесть!

Ради правды стоит отметить, что она имела все основания утверждать подобное, поскольку данный факт признавали все особи мужского пола, из числа тех, кто имел с Мариной дело. И даже вечно хмурый Аскольд Иваницкий с Петровки, а уж он бука та еще! После недавней заварушки, связанной с архивами Папюса, где сотрудники отдела на пару с сыскарями из МУРа уже в который раз столкнулись лбами с представителями «Анненербе», Иваницкий ей даже улыбнулся, что было равноценно публичному признанию того, что «безмозглая девчонка, которая постоянно лезет под пули» на что-то способна.

И что уж тут говорить о двух молоденьких лейтенантах, которых ей неделю назад предоставили в сопровождающие? Для них она вообще неотразима. И даже для немолодого вислоусого водителя «виллиса» дяди Мирона – тоже.

С этой приятной ноты мысли Марины перескочили на дела текущие, и радость потихоньку, помаленьку испарилась.

Да и откуда ей взяться? Чертов ведьмак словно почуял, что за ним знающий человек пожаловал, и успел покинуть свое логово. Похлебка в миске была еще горячей, огонь в камине горел, а тело ребенка, которого он собирался принести в жертву, еще дергалось, не желая расставаться с жизнью. Само собой, что этот зверь полоснул бедного мальчишку по горлу ножом, не желая его оставлять в живых.

Впрочем, нельзя сказать, что время потрачено совсем уж зря – в список пусть маленьких, но побед можно внести ведьмачью книгу, которую Марина изъяла у помощницы этого выродка, прихватив ее на одном из хуторов. Побоялся он свой дневник с собой таскать, побоялся! И зря, поскольку что-что, а выслеживать такие предметы она умела великолепно. Подальше положишь, поближе возьмешь, как любит говорить Тит Титыч. Тоже, кстати, тот еще перестраховщик, сразу видно, что представитель старого режима. Все они тогда жили по принципу «как бы чего не случилось». А как этот потешный призрачный старикан гомонил, когда она сообщила ему, что никого ждать не будет и отправится в Белоруссию на охоту за ведьмаком одна! «Так нельзя», «это безответственно», «это нарушает правила работы отдела».

Правило у отдела одно – враг должен умереть. Других нет. И если в этот момент для выполнения задания отдел может предоставить только одну боевую единицу, значит, так тому и быть. Война на дворе, не до раздумий сейчас.

Марина надула пухлые губки, сурово сдвинула черные брови и топнула по полу ножкой, обутой в ладно сидящий хромовый сапожок. После поняла, что выглядит, наверное, довольно забавно, и прыснула, прикрыв рот ладошкой.

Смех смехом, а ведьмака надо искать. Надо. Только где? Впрочем, ответ и так ясен – в лесах, где же еще. Вот только леса те велики и местами непролазны, да и не пустит ее туда никто, это уж точно, сопровождающие скорее ей ноги свяжут, чем дальше опушки зайти дадут. Впрочем, оно и понятно. Война укатилась дальше на Запад, наши части уже Вислу форсировали, к зиме, глядишь, до логова зверя доберутся, но это не значит, что здесь наступил мир. Вон, мальчишки на хуторах, когда их «виллис» туда заезжал, автоматы из рук не выпускали. И обстреляли их на лесных дорогах за эти дни пару раз, хорошо не слишком прицельно били. Тут в чащобах кого только нет – и фрицы, что от своих отбились, когда те драпали, и полицаи, которых новые хозяева с собой не прихватили, и идейные противники советской власти, не смирившиеся с ее вторым пришествием в эти места, и «аковцы», которые вообще непонятно что тут делают. Ну, и разной другой пестрой публики тоже хватает. А самое главное – там, в чащобах, среди туманов непролазных мазурских болот, бродит окончательно спятивший от крови ведьмак, которого обязательно надо убить, пока он больших бед людям не принес. Хотя и без того, конечно, он уже наследил изрядно.

Непонятно только почему он занялся своим промыслом именно сейчас после того, как фашистов погнали куда подальше, отчего при них не затеял ритуал Перерождения? Боялся? Да вряд ли, этой публике законы не писаны, им что оккупанты, что советская власть – все едино. Ну, в том смысле, что без разницы, когда пускать жертвам кровь. Если уж ведьмак решил, что он хочет получить запретную Силу, то он смотреть на флаги не станет. А здесь именно о Перерождении речь идет, это наверняка. Что-что, а знаковую вязь на местах жертвоприношений Марина ни с чем спутать не могла, она трактат «О ведах знающих и ведьмаках разных, о их схожести и различии» изучила внимательно. Это точно ритуал, вопрос только в том, сколько жертв этот гад успел принести старым богам. Она нашла четыре места, где лежали изрезанные до невозможности детские тела, но это ничего не значит. Возможно, плохо искала, и их больше, пять или шесть. Но не семь! Для последнего, седьмого, ведьмаку нужна его книга, ведь не только он получит Силу Мертвых, но и книга впитает в себя запретные заклятия, те, что противны и людям, и богам. До бога Марине дела не было, поскольку в него она не верила, но люди – это другое дело, людей надо защищать, это ее работа.

Потому ведьмака найти надо непременно. Найти и уничтожить. И если для этого придется лезть в леса – она это сделает, чтобы не говорили те славные мальчишки, что уже неделю катаются с ней по приказу майора из СМЕРШа. Этот майор, насколько поняла Марина, был знаком с Житомирским, ее начальником, и именно он послал в Москву депешу о том, что в этих краях происходят не очень хорошие события. Причем знаком не шапочно, а изрядно и давно, не просто же так он смог догадаться, что тут не немецкие последыши зверствуют, а кое-что посерьезнее происходит.

Правда, майор этот был не слишком доволен тем, что прибыла сюда она, Марина Крюгер, потому в момент знакомства нахмурился почище задаваки Иваницкого. Понятное дело – он ждал пару боевых ребят, а не кудрявую девицу, пусть даже с погонами лейтенанта и с двумя медалями на груди.

Только вот какая беда – нету ребят. Ну, почти нету. Стеклов, последний из довоенного состава отдела, этой зимой погиб, когда вурдалачье гнездо в Марьиной роще чистили, Генка Сизов и Володя Овсянников полугодом ранее под Прохоровкой остались, где не только танки друг друга на прочность испытывали. Ну, а Петя Швец так и не вернулся из Ленинграда, в который еще в 1942 был откомандирован. Что с ним случилось, куда он пропал – неизвестно. Житомирский после того, как блокаду сняли, пытался разведать, как и что, но все впустую. В последний раз Швеца видели в начале августа 1943 подо Мгой, далее – неизвестность. Вот только Роза Мейер сказала, что среди живых его нет, а ей можно верить, кто-кто, она знает, что говорит. Да и глаза у нее на мокром месте были. У них вроде с Петькой… А, ладно, чего теперь.

Нет ребят. Увела их война за собой, да обратно не отпустила. Кроме Житомирского в отделе остались только она, Мейер, нелюдимый Алексахин и недавно пришедший Лева Эйлер. Но последний, понятное дело, совсем неумеха, у него даже ножа еще нет. А остальные разрываются на куски, только все равно ничего не успевают, потому что обитатели теней как с ума сошли от количества людской крови и боли, которой наполнен мир последние годы. Кому война, а кому мать родна, как любит говаривать Тит Титыч.

Потому не стала Марина кого-то еще ждать и отправилась в Белоруссию одна, как только ознакомилась с текстом депеши. Тем более что все равно из отдельских кроме нее, Титыча и Аникушки ни то, что на Сухаревке, но и в Москве никого не было, и в ближайшие дни не предвиделось. А самолет, можно сказать, уже стоял на взлетном поле. Да и велика ли трудность – ведьмака заломать? Вон, книгу-то она уже у него отобрала! Мало того – отправила ее в Москву с оказией. Она позавчера майору-смершевцу доклад делала о ходе работ, заодно попросила переправить добычу в Отдел, благо, как раз самолет в столицу отправлялся. Вот ведьмачий дневник, обернутый бумагой, перевязанный веревками и снабженный тремя печатями, причем не сургучными, а немного другими, и улетел с ним. Ну да, положения работы отдела были немного нарушены, нельзя такие вещи без присмотра оставлять или куда-то отправлять, но так ведь и ситуация внештатная!

Опять же – она не одна. С ней два бравых офицера и один очень ворчливый водитель, который, как всегда, чем-то недоволен. Ворчит, ворчит все…

– Поганое место – бубнил в соседней комнате дядя Мирон – Посеред лису ночевать – что пальцем землю ковырять. Если чего – прижмут нас тут, та й гранатами и закидают. А шо? Це хиба хата – две комнаты – три окна?

– А ночью ехать было бы лучше? – чуть иронично осведомился у него Сережа, один из лейтенантов – Они в темноте, мы на виду, из пулемета нас причесать – одна радость. Бей на свет фар – не ошибешься.

Нет, так-то дядя Мирон прав, место под ночлег они выбрали так себе. Зазевались, забыли, что тут вечереет быстро, да еще и колесо по дороге пробили, пришлось его менять, вот и не успели добраться до темноты в намеченное с утра место, которым был поселок с забавным названием Щучин, потому пришлось остановиться вот в этом разрушенном и окруженном со всех сторон лесом хуторе, от которого только два дома да название на карте и остались. Остальное фашисты сожгли, причем, похоже, вместе с жителями. Ощутила Марина тупую боль в сердце при взгляде на одно из пепелищ, и многоголосый стон в ушах на секунду грянул. Она медленно, в пояс, поклонилась тому месту, и прошептала: «Мы помним. Мы отомстим».

– Коли тут зажмут – не выбратися нам – спокойно возразил ему водитель – Мы погибнем – то наше дело, мужское, война иде, на ней вбивают. А дивчина? Ей диток рожать. Та й и не то погано, что она под пули пойдет, то погано что там-то у лисе, не люди, а звири. Что с ней сотворить могут – подумати страшно. Не приведи боже!

– Да что ты все каркаешь! – не выдержал второй лейтенант, Миша – Рассветет – поедем дальше.

Вот только оказался прав не Миша, а дядя Мирон.

Пришли за ними под утро, когда темнота сменилась серыми сумерками.

– Прачнися – зазвенели в ушах колокольчиками Марины детские голоса – Прачнися! Бяда! Вороги!

Сон мигом слетел с девушки, поскольку она поняла, кто и о чем ее предупреждает, для нее слышать тех, кто покинул эту землю было не в новинку, имелся такой талант. Одна ведьма из старых, исконных, в свое время даже сказала ей, что Марина не ту сторону выбрала, что ее место среди детей Ночи, а не тех, кто им жить мешает. Впрочем, девушка особо ее и не слушала, она про себя все знала, и другой судьбы не желала. А способность – вот, пригодилась.

Марина метнулась к окну и увидела, как между деревьев мелькают серые тени, окружая маленькую хатку, в которой они нашли пристанище.

Их было много. Очень много. Десятка три, если не больше. И это только с этой стороны.

Лейтенант Миша, которому по жребию для дежурства выпал этот предрассветный час, все же уснул. Мало того – он еще и улыбался, как видно, смотря хороший и добрый сон.

– Подъем – зло толкнула его в плечо Марина – Нашел время спать!

Миша открыл глаза, непонимающе глянул на девушку, которая уже будила Сергея и дядю Мирона. Хотя тут это слово не очень подходит – и тот, и другой повоевать успели, потому переход от сна к бодрствованию у них был краток.

– Дождалися – мигом сориентировался водитель, только глянув в окно – Не мала баба клопоту, та купила порося. Все, хлопчики, это есть наш последний и решительный, як у писни спивается.

– Здесь тоже обложили – сообщил Сергей с противоположной стороны хатки – Не уйти.

– Значит, будем воевать – заявила Марина – Может, и отобьемся!

– Та, може, и отобьемся – дядя Мирон достал из подсумка диск от ППШ и положил на небольшую приступочку, выступавшую из стены, после подбросил на ладони гранату «Ф-1», которую все называли просто «фенька», распахнул окно, выдернул кольцо, и отправил ее наружу – Хай им грець, цим душегубам!

Было ясно, что он просто хочет приободрить молоденькую девчушку, не понимающую, что дело совсем плохо, но нужды особой в этом не имелось. Просто смерти как таковой Марина совершенно не боялась, поскольку знала, что до старости ей не дожить. Ни один сотрудник отдела в своей кровати за всю историю его существования не умер, и для нее исключения вряд ли кто-то сделает. «Никто и никогда» – эти слова были известны всем, кто приходил работать в небольшой особнячок, спрятанный в переулках Сухаревки. Но верить в то, что этот день станет последним для нее, она все же не хотела. Просто, потому что очень любила жизнь.

Первым погиб Миша. Он умер быстро и легко, даже сам того не понял, потому что пуля попала ему прямиком в центр лба.

В другой ситуации Марина, скорее всего, может даже заплакала, потому что, когда умирают такие молоденькие и симпатичные мальчишки, это всегда беда, но сейчас на это просто не было времени. Дом был полностью окружен, пули долбили его стены снаружи и внутри, поскольку патронов противник не жалел.

Но и гранаты пока не бросал, что уже неплохо.

Или наоборот – плохо?

– О ты ж! – выдохнул дядя Мирон – А це шо за нечисть?

И правда – за спинами врагов, все ближе и ближе подбирающихся к хатке, стояла рослая фигура в черном плаще с капюшоном, и от нее просто-таки веяло чем-то очень недобрым. Не людским.

– Ведьмак! – поняла Марина, а после охнула, потому что пуля клюнула ее в плечо. Несильно, вскользь, но – больно.

Значит, это нападение неслучайно. И Миша, скорее всего заснул не сам, помогли ему. И пробитое колесо тоже, видимо, из этой же логической цепочки.

– Ай! – как-то по-детски вскрикнул Сережа, роняя автомат, гимнастерка на его спине начала набухать черным, как видно, пуля пробила тело насквозь. Он инстинктивно дернулся вверх, и в тот же миг еще несколько пуль ударили его в грудь, повалив на пол.

– Ну, ось и все, дочка – дядя Мирон метнулся к окну, за которым оживленно загалдели те, кто штурмовал дом, и дал пару длинных очередей – Ты это… Себе вбивати грех, але живой им в руки тебе попадать не можно. Если что – я тебя могу… Ну…

– Заело – Марина дергала затвор ППШ, который вдруг взял, и перестал стрелять – Да что такое!

– Диск кончился – дядя Мирон ногой подтолкнул ей автомат убитого Сережи – Держи.

Девушка схватила оружие, и в этот момент что-то дважды толкнуло ее в живот, после чего ноги стали словно ватные, а стена ударила в плечо.

– Бисовы дети! – прорычал водитель, а после как-то глухо булькнул, неловко развернулся, и сполз на пол, опустив голову к груди. По его подбородку потекла кровь, стекая из-под длинного уса.

Это – все, поняла Марина, попыталась поднять автомат, лежавший рядом с ней, но не смогла.

– Никому не входить – раздался за окном громкий командный голос – Сначала – я.

Ведьмак. Ему нужен дневник, без него ритуал потеряет половину смысла. Хотя, он, конечно же, все равно его закончит, так или иначе. И тогда – все зря. И ее смерть, и гибель спутников – все. А сколько зла он принесет после?

А еще Марину удивило то, что тело ее как чужое, а голова ясная, как никогда. Удивило – и порадовало, потому что в этот миг она сообразила, что именно ей надо сделать, причем очень быстро, так как времени у нее ровно столько, сколько этот гад будет идти со двора в дом. Главное – сознание не потерять. И не умереть раньше положенного.

Ведьмак, против ее ожиданий, оказался не страшным дедом с костистым лицом, а вполне себе симпатичным светловолосым мужчиной средних лет.

– Жива – удовлетворенно сообщил ей он, войдя в комнату и скидывая капюшон – Очень хорошо. Я опасался, что тебя убьют, и придется тратить много сил, вытаскивая твою душу с того света. Подобные забавы очень затратны энергетически.

– Рада, что смогла удружить – вытолкнула из рта слова напополам с кровью Марина – И что теперь?

– Где моя книга? – мягко, даже дружелюбно осведомился ведьмак – Отдай мне ее, и я убью тебя быстро. Это хорошая цена, барышня. Очень хорошая. Просто те, кто ждет на улице, тебе такого не предложат, напротив, они сделают все, чтобы ты долго ждала того момента, когда наконец Смерть тебя заберет. А я ведь, чтобы порадовать своих новых друзей, тебя еще и подлечить могу, не забывай про это. Ты же из этих… Как их… Судных дьяков, верно? Мне по Покону таким, как ты, легкую смерть давать не положено.

– Погань така – прохрипел вдруг дядя Мирон, и всадил очередь в спину ведьмака.

Тот даже не пошатнулся, только брезгливо глянул на водителя, сделал пару шагов, и вогнал ему в шею серебристое лезвие ножа, который, оказывается, все это время держал в руке.

Казалось бы – пара секунд, но именно их Марине и не хватало для того, чтобы закончить задуманное. И дядя Мирон своей смертью помог ей, так помог, что даже слов нет.

– Не подлечишь – тихо пролепетала Марина, чувствуя, как какие-то мягкие волны, чем-то похожие на те, что были в Ялте, на море, куда ее в детстве несколько раз возили родители, уносят ее далеко-далеко и от этого залитого кровью друзей дома, и от Земли, где она так здорово и интересно прожила двадцать три года – Не успеешь. Ничего ты не успеешь.

Тут она немного ошиблась – ведьмак наконец-то заметил круг, нарисованный на стене, и знаки, вписанные в него. Заметить – успел, а вот сделать что-то – нет. Магия, замешанная на крови, особенно смертной, сильна, как ничто другое, и действует она безотказно, потому после того, как Марина почти не повинующимися ей губами шепнула несколько слов, звучащих для обычного человека как невнятная тарабарщина, дом буквально разнесло на щепочки. Дом, и всех тех, кто был в нем.

И только одно печалило Марину Крюгер перед тем, как она произнесла последние слова в своей жизни, а именно то, что убить ведьмака окончательно точно не получится. Лет на семьдесят-восемьдесят загнать в небытие – да. А вот убить – нет. Он хоть и не закончил ритуал, но жизненной силы в себя вобрал немало, а, значит, раньше или позже вернется оттуда, куда сейчас попадет, и первым делом начнет искать свой дневник. И, значит, тем, кто будет жить после нее, придется туго, они же не будут знать, что именно здесь произошло. Даже, скорее всего, вовсе про все это забудут. Они забудут, но ведьмак-то – нет.

«Вы уж не оплошайте там, ребя….»

– Отдай! – орала Мезенцева, вцепившись обеими руками в жалобно похрустывающую пластиковую упаковку «доширака» – Отдай, тебе говорю!

Аникушка, который не смог стянуть быстрозапариваемую еду со стола девушки незаметно, после раздавшегося вопля и не думал ее выпускать, напротив, он свирепо сопел, вращал глазами, и даже высунул маленький розовый язычок. Мало того – не смотря на разницу в росте и весе он, похоже, побеждал.

– Что ты опять гомонишь? – раздался недовольный голос Валентины Тициной, штатного демонолога отдела – Какая же ты громкая, Женька, это ужас просто! Вот когда тут Нифонтов сидел, никакого кавардака не было, а теперь… Шум, гвалт постоянный!

– Ну и целуйтесь со своим Нифонтовым – посоветовала ей девушка – А я вот такая! Отдай, гад мохнатый! Отдай! Я есть хочу!

– Ты все время есть хочешь – резонно заметила Тицина, подходя к стойке дежурного, являющейся рабочим местом Мезенцевой – Постоянно.

– Так вон, Женечка, тебе Аникушка еду положил – укоризненно произнес Тит Титыч, появляясь из стены – И сушки, и конфекту.

– Сами сушки эти грызите! – рявкнула Евгения – Вам, призракам, может и не вредно их постоянно трескать, а у меня от них уже изжога!

– Грубо – покачала головой Валентина – И где тебя только воспитывали?

– В средней школе номер шесть – просопела Мезенцева.

– Видимо, очень средней – подытожила Тицина – Потому что не сильно воспитали.

Что до Тита Титыча, он обиженно замерцал, а после заявил Нифонтову, который как раз в этот момент вошел в здание:

– Вот, погляди Николенька, как меня, заслуженного сотрудника Особой, его императорского величества, канцелярии, девчонка сопливая частит!

– Беда – согласился с призраком Коля, а после спросил у Валентины – Чего тут у вас?

– Не сопливая я вовсе – возмутилась Мезенцева – Сами вы…

Коробка наконец не выдержала, ее содержимое разлетелось по полу, а пакетик с соусом хлопнул по тому месту, где у призрака находился нос.

– Ах, так? – возмутился Тит Титыч – Ну я вам ужо!

И он скрылся в стене.

Тем временем, согласно законам физики, спорщики разлетелись в разные стороны, причем Мезенцева при этом крепко треснулась поясницей о стол, и чуть не столкнула монитор на пол, а Аникушка хлопнулся всем своим невеликим тельцем о стену.

– Вот злонравия достойные плоды – подытожила Валентина – Так вам и надо! И прибраться не забудьте, устроили тут свиноферму. Коль, хочешь бутербродов с колбасой?

– Пока нет, но я запомню о том, что они есть – Коля расстегнул пуховик – Вот кофе горячего очень хочу. Вика у себя? Вот и славно.

– А мне бутерброды? – осведомилась Женька, потирая поясницу.

– А тебе по губе, и по попе палкой – хмыкнула Тицина – Вон веник, вон совок. Что до остального – сушки на столе. И изжоги от них, к твоему сведению, не бывает, они для желудка исключительно полезны.

Аникушка злорадно хихикнул, и ввинтился в узкую щель между стеной и шкафом, оставив недавнюю соперницу наедине с созданным ими обоими беспорядком. Он был домовой работящий, любящий чистоту, но при этом отличался еще и немалой злопамятностью, особенно по отношению к тем сотрудникам отдела, что с ним спорить задумывали.

Нифонтова, ради правды, тоже мало трогали беды Мезенцевой, тем более что большинство из них она всегда сама находила на свою голову. Зимой, когда эта непоседливая девица только-только появилась в отделе, он было взял над ней нечто вроде шефства, руководствуясь принципом «меня опекали поначалу, и я сделаю то же для новичка», но очень быстро понял, что рыжеволосой бестии палец в рот не клади. Была Евгения остра на язык, категорична во мнениях, и неугомонна до такой степени, что даже невозмутимый обычно Пал Палыч в какой-то момент заявил Ровнину, что лично он эту малахольную с собой больше никуда брать не станет, ибо от нее московскому народонаселению вреда больше, чем от иного гуля. Тот пару-тройку человек схарчит – и доволен, а эта всем, кто рядом с ней находится, мозги высушивает до состояния изюма. Руководитель отдела подумал, подумал, да и принял кое-какие организационные решения.

Вот так и оказалась Женька в должности вечного дежурного по отделу, что ее совершенно не устраивало. Но изменить ничего было нельзя, поскольку Ровнин свои приказы отменял только тогда, когда сам находил это нужным, никакие уговоры, угрозы и жалобы его на подобное сподвигнуть не могли.

– Точно тебе говорю – неспроста эта заноза здесь оказалась – сообщила Тицина Коле, когда они поднимались по лестнице на второй этаж.

– Тоже мне новость – фыркнул тот – А кто просто так сюда попадает?

– Не в том смысле – покачала головой Валентина – Сдается мне, ее сюда кто-то специально отправил, так сказать – с глаз долой. Все знают, что из нашего отдела ходу назад в Систему нет, кто сюда попал, тот пропал, вот эту шебутную к нам и сплавили. Небось, там, откуда ее выперли, тоже всех достала.

– А мы мучайся – вставил свою пару слов в разговор Тит Титыч, по пояс высунувшись из стены, он, по своему обыкновению, внимательно слушал все разговоры, ведущиеся в стенах здания – Нет, не по-христиански это!

Нифонтов тяжко вздохнул, и направился к кабинету Виктории, на ходу доставая из кармана пакетик, в котором что-то поблескивало.

Вздох Коли не относился к Мезенцевой, с этим рыжим исчадием ада он более-менее свыкся. Просто с некоторого времени он не слишком любил бывать в кабинете Виктории, там ему было холодно и неуютно. Нет-нет, топили внутри так же, как и во всем здании, холод этот был не физический, а душевный. Вика, ранее беззаботная и смешливая, после смерти Германа стала совсем иной, будто пули телохранителя Арвена не только тело оперативника пробили, но и ее тоже. Не стало в Виктории жизни, ушла она куда-то, и не вернулась. За несколько месяцев, что прошли с того дня, когда погиб Герман, Коля только один раз улыбку на ее лице и видел, когда ряд интернет-издательств сообщил о скоропостижной смерти генерала армии Илюшкина.

Поскольку детали не разглашались, Коля сначала подумал о том, что его коллега плюнула на профессиональную этику, и сама прикончила продажного вояку, причем порадовался, что сделано все настолько чисто. Просто будь по-другому, около особняка уже военная прокуратура бы петли наматывала, на пару со службой собственной безопасности. Не факт, что эта парочка нашла бы дорогу к дому, но одно другому не помеха. А тут – тишина, стало быть, следов не осталось. Моральный аспект юношу не волновал, ибо генерал получил то, что заслуживал, и подвернись непосредственно Коле возможность его на тот свет отправить, он бы тоже миндальничать не стал. Генералов в нашей армии много, их скоро больше, чем солдат станет, так что если один отправится в лучший мир, то на его место сразу пятеро таких же претендовать станут, они только того и ждут. А вот другого Германа уже не будет.

Но, как оказалось, Виктория была не при делах, это ведьмы подмосковные таким образом долг памяти Германа отдали. Как видно, существовала в Поконе некая заповедь, которая предписывала им так поступить. Узнал Коля про это от Людмилы, когда та его навестила в очередной раз, плюнув на установки старших представительниц по ковену.

Вот только одна улыбка, как известно, еще не смех, потому Виктория после смерти одного из виновников гибели Германа окончательно замкнулась в себе, общаясь с коллегами исключительно на профессиональные темы. И коллег, разумеется, это очень сильно беспокоило. Более того – зная не понаслышке о том, что из себя представляет этот мир на самом деле, они прекрасно представляли, чем это все может закончиться.

– Если ничего не сделать, то уведут ее скоро на другую сторону – в один из дней сказала Ровнину уборщица тетя Паша, перед тем собрав всех, кроме Вики, в его кабинете – Что ты на меня уставился, Олег? Ты профессионал, или кто? Тени под ее глазами видел? Какой она бледной стала, заметил? И самое главное – волос у нее выпадать начал. Значит, пьет ее жизнь кто-то. Разумеется, это не Герман, хотя, наверняка, выглядит эта тварь точь-в-точь как он.

– Виктория опытный сотрудник – немного неуверенно возразил ей Ровнин – Кто-кто, а она «подменыша» сразу…

– Она в этой ситуации ни разу не сотрудник – топнула ногой тетя Паша – Олег, не заставляй меня думать о том, что в свое время кое-кто допустил ошибку, сделав тебя начальником отдела. Ты очевидного не замечаешь? У нее чувства взяли верх над разумом, потому что она горе от потери поставила выше того, что происходит вокруг нее. Какая-то погань это учуяла, и присосалась к душе Вики, как пиявка. А ей это и в радость, потому что она видит того, кого потеряла, хоть так, хоть ночью. Само собой, умом она все понимает, но против ничего не имеет, потому что хочет умереть. А вы все смотрите на происходящее, и молчите.

– Я пробовал поговорить – неохотно выдавил из себя Пал Палыч – Она меня послала куда подальше. Ну, не словами, понятное дело, но глянула так, что все сразу стало ясно.

– Да плевать – тетя Паша поджала губы – Ты ей кто есть? Боевой товарищ. Так и веди себя соответственно. Тебе дела не должно быть до всех этих соплей, они от слабости бабьего нутра идут. Мы все раньше или позже погибнем, своей смертью никто из отдельских ни разу не помер, и если каждый из нас за собой хоть одного сотрудника прихватит, то дом скоро опустеет, только Аникушка с Титычем здесь и останутся, да, может, еще я старая с ними за компанию, к своей печали. Мы не для сантиментов здесь государством посажены, а для других целей, так что давайте, поработайте с девкой, выбейте ей блажь из головы. Или я сама ей займусь, а мои методы вы знаете.

Непосредственно Коля про методы тети Паши ничего не знал, но глянув на выражения лиц старших коллег, понял, что вряд ли их можно назвать добрыми и гуманными.

О чем у Ровнина с Викторией на следующий день разговор состоялся, какие слова звучали за закрытыми дверями кабинета, какие доводы или обещания – Нифонтов не знал, да и знать не хотел, но факт остается фактом – чуть оттаяла девушка, пропала пугающая отстраненность от жизни, которая было появилась. Но только чуть, не более. От той резвушки, которую Коля впервые год назад в этом здании встретил ничегошеньки не осталось. «Снежная Королева» – так прозвала ее неугомонная Мезенцева, и это прозвище подходило новой Виктории как нельзя лучше.

Впрочем, на деловых качествах Вики это все никак не сказалось, даже наоборот, пожалуй, она вышла на новый уровень профессионализма. В прошлом она могла что-то забыть или даже перепутать, теперь подобное было просто невозможно. Да, собственно, она буквально жила на работе, с видимой неохотой каждый день отправляясь домой, в свою пустую квартиру.

– Привет – Коля помахал рукой девушке, которая даже голову не повернула в тот момент, когда он вошел в кабинет – Вот, держи. Еще один кулон, и опять та же самая ерунда.

– Проклятие? – утвердительно спросила Вика.

– Оно – Нифонтов плюхнулся на старое продавленное кресло, которое стояло в кабинете Вики с незапамятных времен, еще чуть ли не с довоенных. Наверное, его стоило бы давным-давно выкинуть, но Аникушка по какой-то причине не давал этого сделать. Мало того, он и в другой кабинет его перетаскивать запрещал – И снова владелица женщина, и снова пострадал ее ближний круг, разумеется в той части, которую сия гражданка терпеть не может. Одна заклятая подруга облысела до стадии «коленка», а до того являлась владелицей великолепной белокурой копны волос, у второй прекрасные огромные пронзительно-голубые глаза закрылись катарактой, у третьей…

– Все, остановись – попросила оперативника Вика – Понятно. Ничего нового, кроме четвертого экземпляра в мою коллекцию. И, как в прошлый раз, владелица совершенно не помнит, как именно данное украшение приобрела?

– Абсолютно – подтвердил Коля – Но признала при этом, что из семейной кубышки исчезла некая сумма денег, причем весьма изрядная. И то, что эта штучка может сотворить, она тоже знает, так, будто ей кто-то про это рассказал. Теперь можно с уверенностью говорить, что какая-то погань поставила производство проклятых кулонов на поток.

– Это было предельно ясно после второго случая, работа-то одинаковая – поморщилась девушка, взяв украшение в руку и поднося его к глазам – И кто же это такой жадный и хитрый у нас завелся, а?

– Не знаю – покачал головой оперативник – По крайней мере – пока. Но уже сейчас скажу точно, что это не ведьмы. Нет, спихнуть с рук пару проклятых предметов они, конечно же, могут, но, чтобы самим подобное производить, а после еще и конвейер продаж налаживать? Да ну, ерунда. У них расчетливость всегда повыше жадности стоит. А вот кто-то из молодых колдунов, у которых в голове ветер свищет запросто мог такое сотворить. Сделал один, забавы ради, удалось его удачно продать, появились легкие деньги, которые быстро ушли, ему захотелось продолжить банкет…

– Слишком топорная работа, даже для начинающего колдуна – перебила его Виктория – Так что нет, не годится твоя версия в части персоналий. А вот все остальное, то, что ты насчет легких денег сказал – это очень может быть. Да и по срокам сходится. Между появлением первого и второго кулона месяца полтора прошло, между вторым и третьим – месяц. Третий к нам попал недели три назад, и вот еще один, четвертый.

– Выходит, мы имеем дело с дилетантом – мрачно констатировал Нифонтов – Беда!

И у него были все поводы говорить именно так. Когда речь идет о тех, кто живет в тенях по праву, о ведьмах, колдунах, гулях, домовых, то с ними все понятно. Нельзя сказать, что просто, но – понятно. Они знают, что за тот или иной проступок придется раньше или позже держать ответ – где перед Отделом, где перед своими же собратьями, а где и по Покону, который является сводом правил, нарушать которые никому не рекомендуется.

Но вот когда в дело вступает человек, который по глупости или по жадности получает в руки знания или предметы, смысл и значение которых он оценить не в состоянии, тогда дело плохо. Не потому, что его найти сложно, хотя и с этим иногда возникают проблемы, а потому что никто не знает, сколько до того момента будет дров нарублено, и сколько это все будет аукаться по времени. Иные зерна зла, посеянные такими экспериментаторами, всходят через полвека, а то и позже, когда докопаться до изначальной причины происходящих событий уже крайне проблематично.

– Знаешь, Коля, что меня больше всего интересует во всей этой истории? – спросила у оперативника Виктория, глядя на амулет – Как этот продавец убирает память своим клиенткам? При помощи чего? Если это артефакт с наложенными на него заклятием, им же сработанный, то, выходит, он просто многостаночник какой-то. Просто это совершенно разнонаправленные чары, из чуть ли не противоположных областей познания. Одно дело – сотворить простое и незамысловатое зло, вроде наведения порчи, совсем другое – работа с памятью и чувствами. Это как арифметика для четвертого класса и высшая математика – наука вроде бы одна, но уровень совершенно разный.

– Найдем – спросишь – бодро ответил Коля – Четвертый эпизод есть, мы теперь в своем праве. Сейчас Ровнину доложусь, и можешь начинать искать этого умельца.

Вика кивнула и убрала цепочку с кулоном в небольшой металлический ящичек, туда, где лежали его собратья, добытые оперативником ранее. Как и было сказано ранее, она изначально не сомневалась в том, что все они являются звеньями одной цепи, но по неписанным правилам Отдела, ранее четвертого идентичного случая правонарушения чары для поиска злодея применять не разрешалось, следовало обходиться обычными способами сыска. Кто и отчего такое правило придумал – неизвестно, но нарушать его никто не собирался, как, впрочем, и некоторые другие, не менее категоричные. Отдел чтил свои традиции, а его сотрудники прекрасно осознавали, что их предшественники точно были не глупее их, и если они вводили когда-то какие-то ограничения, то делали это не просто так, по своей прихоти.

– Сразу скажу – по возможности постарайся его живым взять – велела Коле Виктория – На предмет пообщаться. Ну, и все свитки, книги, пергаменты, что будут обнаружены…

– Не учи ученого – попросил ее оперативник – Слава богу, не первый день работаю, процедуру знаю.

Он очень надеялся, что она сейчас как-то пошутит, вроде «ну да, не первый день, а целый второй год», или просто улыбнется. Но – нет, девушка будто не услышала его. Хотя, может, так оно и было, может, Вика просто уже забыла о том, что Нифонтов все еще здесь. Про дело все проговорено, а остальное, что к нему не относится – несущественно.

Выйдя из кабинета и прикрыв за собой дверь, Коля печально вздохнул и направился к начальнику Отдела 15-К Олегу Георгиевичу Ровнину, без санкции которого в этом мутном деле все равно было никак не обойтись. Традиции традициями, а старший отмашку дать должен.

– Валентина, отстань от меня – услышал оперативник страдальческий голос начальника, еще не доходя до его кабинета – Ну что вам всем от меня сегодня надо?

– Справедливости – заявила Тицина – Только ее. Это рыжее чудовище скоро все здание разнесет по кирпичику!

– Сама ты чудовище – раздался голос с лестницы, и он принадлежал Мезенцевой – Я тебя, между прочим, никогда не обзывала!

– Не хватало только – окончательно разъярилась Валентина – Олег Георгиевич, если ты от нее не избавишься, то я подам в отставку, так и знай! В конце концов, в этом что-то есть, будет создан прецедент ухода человека из отдела не на кладбище, а на заслуженный отдых.

– Тебе до пенсии еще служить и служить – резонно заметил Ровнин – Или ты себе руку отпилишь, чтобы по инвалидности уйти?

– Лучше без руки дома сидеть, чем с этой блаженной работать! – рявкнула Тицина – Чего тебе, Нифонтов?

– Мне бы к шефу – выставил перед собой ладони Коля – И сразу – я соблюдаю нейтралитет, то есть в ваши дела не лезу, все разборки – без меня!

– То-то ты ее с собой никогда на выезд не берешь – злорадно заметила Валентина – С чего бы такая доброта? А я скажу…

– Вот-вот! – поддержала ее с лестницы Евгения – А я без работы тут совсем скоро одичаю!

– Николай, рад тебя видеть – Ровнин встал из-за стола, спешно подошел к оперативнику, буквально втащил его в свой кабинет, аккуратно оттеснил за порог демонолога, сообщив той – Работа есть работа, Валентина. Личное потом, сначала служебное.

После он еще с минуту постоял у двери, убедился, что Тицина, недовольно ворча, отправилась к себе, облегченно вздохнул и сообщил Коле:

– Ужас какой-то. И правда – откуда на нас свалилось это бедствие? За какие грехи?

– Из отдела кадров – резонно предположил Нифонтов – Откуда же еще? Да и не такое она бедствие, на самом деле. Просто у Женьки детство еще в заднице играет несмотря на то, что она вроде уже и взрослая деваха. У меня двоюродная сестрица такая же была, почти до «четвертака» дурью маялась, за ум браться не хотела.

– И? – заинтересовался Ровнин.

– Залетела, замуж вышла, родила, перебесилась – лаконично ответил Коля – Сейчас в мэрии нашего города работает, после работы домой сразу бежит, мужа борщом кормить.

– То есть ты предлагаешь мне Мезенцевой мужа найти, что ли? – озадачился Ровнин – Или самому инициативу в плане оплодотворения оной особи женского пола проявить?

– Я ничего не предлагаю – передернул плечами парень, который до сих пор не всегда мог понять, когда его начальник шутит, а когда говорит серьезно – Просто сказал, что раньше или позже она повзрослеет, тогда и ясно станет – выйдет из нее толк или нет.

– А если ее порвут на куски до того? – устало поинтересовался у него Олег Георгиевич – Потому что она головой соображать пока не желает, и лезет во все дырки? А нам после с этим жить?

– Очевидный ответ на очевидный вопрос – мы все раньше или позже умрем на этой службе, как недавно совершенно верно сказала тетя Паша – философски заметил Коля – Судьба у нас такая. Я это еще в том году прекрасно понял, и потому полностью перестал на данный счет беспокоиться. Само собой, надо делать все, чтобы свидание с вечностью отодвинулось как можно дальше, но конечный результат от этого не изменится. Женька все это осознает, тем более что мозги у нее все же есть, тут Валентина не права. Ну, а если нет – похороним ее на участке, принадлежащем Отделу, и типовой памятник установим.

– Может, ты и прав – подумав, произнес Ровнин – Однако, когда только заматереть успел, вроде вчера только знай глазами хлопал, и всему удивлялся? Что до Мезенцевой – все-таки на самотек данный процесс пускать нельзя, потому ты, Николай, начинай ее к своим операциям привлекать. Не дергайся и не сверкай глазами, возражения не принимаются, потому что это приказ! А теперь выкладывай, зачем пожаловал.

– Четвертый случай по амулетам – поняв, что от неизбежности в лице Евгении теперь не увильнуть, чуть опечаленно доложил парень – Все, можно Вику к делу подключать.

– Это те, что неприглядные и черные пожелания хозяйки выполняют? – уточнил Ровнин – Помню, был о них разговор по зиме. Виктория мнение свое высказала, как они сработаны – качественно, нет?

– Дилетантская поделка – тут же ответил Коля – Без вариантов.

– Значит, опять какому-то обалдую в руки не та книга попала – поморщился шеф Отдела – Когда же они уже наконец кончатся!

– Обалдуи? – уточнил Нифонтов – Да никогда, в наших широтах их еще минимум лет на пятьсот припасено.

– Это понятно – отмахнулся Ровнин – Я о магической макулатуре. Сколько ее изымать можно? Ведь года не проходит, чтобы опять что-то да не всплыло. Хотя это я так, для проформы жалуюсь, у нас сейчас еще ничего ситуация. А вот в шестидесятые-семидесятые вообще беда была.

– Почему? – заинтересовался Коля.

– Так большая застройка в столице началась, деревни десятками сносили, чтобы «хрущевки» на их месте ставить. Сначала «Черемушки» воздвигли, а потом дальше пошли, до «Коньково» с их яблоневыми садами и «Теплых Станов» – пояснил Ровнин – А деревни те через одну все старые, какие по триста, какие по пятьсот лет на одном и том же месте простояли, не меньше. И в каждой колдуны да ведьмы имелись, причем частенько не по одному. Добавь сюда ведунов, старым богам служащих, которые по окрестным лесам отсиживались вблизи стольного города века до семнадцатого-восемнадцатого, и прочую экзотику.

– Ага – прикинул масштаб бедствия Нифонтов – Не позавидуешь коллегам.

– Мне Францев, мой первый наставник и тогдашний начальник отдела, говорил, что ребята тогда столько этого хлама изъяли, что им неделю можно было бы печку топить – усмехнулся Ровнин – Причем это не байка, он же еще при Эйлере начинал работать, как раз когда массовая застройка и стартовала. А теперь подумай, сколько проблем у тогдашних оперов возникало, если даже каждая десятая книга выстреливала? Да что десятая – двадцатая!

– Кстати, как вариант – «Новая Москва» – подумав, заметил Николай – Там по Калужскому шоссе тоже сейчас дома ставят будь здоров, я это дело недавно изучал, думал там квартирку прикупить. Правда, не судьба, даже с ипотекой все одно не потяну. Так я о чем – может, оттуда ветер дует?

– Возможно, но вряд ли – покачал головой Ровнин – Там давно места не столько деревенские, сколько дачные. Хотя кое-что оттуда в городе всплывало, конечно. Но там, помнится, не книги были, а несколько проклятых вещей, наследие Дарьи Салтыковой. Это года за три до твоего прихода случилось. А что до дня сегодняшнего – пойдем по процедуре. Пусть Вика ищет след, а дальше ты уже по ситуации смотри.

– Ясно – встал со стула Николай – Разрешите выполнять?

– И Мезенцеву не забывай привлекать – погрозил ему пальцем Ровнин – Проверю, понятно?

– Предельно – вздохнул Нифонтов – Чего не понять…

Он вышел из кабинета, размышляя о том, что все же визиты к начальству, даже к такому, как Олег Георгиевич, все же никогда ничего хорошего не приносят. И вот это вечное «по ситуации» – оно жутко напрягает. Ситуации – они разные бывают, как в том анекдоте.

– Ну, это нормально – за спиной у Коли раздался голос Пал Палыча, а по плечу хлопнула его рука – Судя по внешнему виду, озадачило тебя начальство? Так работа у него такая.

– Скажем так – поводов для оптимизма маловато – признал Нифонтов.

– Заплети печаль веревочкой – посоветовал ему старший товарищ – Пошли лучше пожрем. Помнишь обувной на углу стоял? Уже не стоит, зато вместо него кафе открыли. Неплохое такое, я там вчера побывал. Пельмени у них хороши, ушастые. С сыром, с перцем, как положено.

– Пельмени – это хорошо. Но мне бы сначала к Вике заглянуть, сказать, что шеф дал добро на поиск.

– Никуда твоя Вика не убежит – возразил Пал Палыч – А вот обеденный час – запросто. Пошли, говорю.

Внизу первым делом Коля нарвался на злобный взгляд Мезенцевой, опять сидящей за стойкой и с недовольными видом жующей сушки, которые она перед тем с жутким хрустом ломала в своем маленьком кулачке.

– Пошли с нами – дружелюбно предложил ей Пал Палыч – Мы в кафе.

– У меня денег нет – буркнула Мезенцева – Зарплата только послезавтра. А занимать не хочу и не стану.

– Вольному воля – согласился с ней оперативник – А мы пойдем с Колькой, пельмешек навернем!

В принципе, и он, и Нифонтов, конечно же могли заплатить за Мезенцеву в кафе, ничего особенного в этом не было, но рыжая смутьянка еще в свои первые дни пребывания в отделе объяснила всем, что независимость для нее норма жизни, и она никогда, никому и ни в чем не хочет быть обязанной, даже в мелочах. Все дружно посмеялись, но выводы сделали. В отделе уважали чужие принципы, даже если они выглядели немного странновато. Ну, и потом – сюда и не с такими тараканами в голове люди приходили. Перемелется – мука будет. Ну, или небольшой памятник на кладбище, тут кому как повезет.

Потому Евгения продолжила хрустеть сушками, а два оперативника через десять минут сидели в теплом и уютном зальчике кафе, ожидая заказанную еду.

– Ничего особенного в происходящем нет – Коля по дороге ввел Пал Палыча в курс дела, и тот теперь степенно доводил до него свою точку зрения на данную проблему – Кроме, пожалуй, одного. Память. Вот это меня немного смущает.

– Вику тоже – вставил свое слово Коля.

– Неудивительно – оперативник повертел в руках вилку, проверяя ее чистоту – Одно дело мастерить кулоны с пакостным, но несложным заклятием. Другое – влезть человеку в голову, да еще избирательно. И вот тут сразу же наклевывается два предположения о том, как этот хитрован сего достиг. Ну-ка, каких?

– Первое – он нашел заклятие в книге – загнул указательный палец правой руки Коля – Второй – сам додумался, как такое сделать. Но это очень сомнительно.

– Сомнительно – согласился Михеев – Есть такое. Но вероятность имеется. И если это так, то дальше снова появляется некая вариативность, но она касается уже того, как далее будут развиваться события. Вернее – как ты будешь действовать в данной ситуации.

Молчал Коля, сопел, глядел в окно. Почему? Просто он знал, что это за варианты. В том случае, если неизвестный мастер просто хотел поднажиться, и именно поэтому завертел всю эту карусель – это одно. А вот если он на самом деле пошел дальше, и залез в те дебри, куда соваться не стоит, сумев разобраться в написанном, или, того хуже, счел происходящее своим шансом в жизни, и намерен продолжать свои занятия – то все плохо. В данном случае простым внушением или запугиванием человека уже не исправишь, он попробовал вкус силы, не принадлежащей миру людей, и это ему понравилось.

И это значит, что, возможно, ему придется решать, что дальше с этим исследователем делать. Причем ошибиться тут нельзя, цена за данную оплошность может быть крайне высока. Сегодня ты ему поверишь, а он завтра кого-то порчей уморит. Случалось такое, рассказывал ему про это Тит Титыч. И не только он.

– Коль, мне казалось, ты это все уже прошел – мягко произнес Пал Палыч – Есть слово «долг», прими его как единственно верный аргумент для всех сомнений, в противном случае ты долго не протянешь. Не в эмоциональном смысле, а в физическом. Сомнения – путь к смерти, дружище, пока ты будешь думать, тебя просто убьют. А этого кустаря-одиночку погоди отпевать, не забывай, что подобные самородки, даже со знаком «минус», иногда все же оказываются вполне вменяемыми ребятами. Более того – иногда впоследствии мы даже пользуемся их услугами. О, а вот и пельмешки!

Две огромные парующие тарелки оказались перед оперативниками, от них шел божественный запах.

– Вот еще что – остановил официанта Нифонтов – У вас сэндвичи на вынос есть? Очень хорошо. Сделайте мне два с сыром, ветчиной и майонезом, причем последнего побольше добавьте. Или лучше даже три. Очень уж там товарищ прожорливый.