Александр Михайловский, Александр Харников. Вся власть Советам. Однажды в Октябре 3

8 ноября (26 октября) 1917 года. Полдень. Таврический дворец.

Совместное заседание Политбюро и Президиума Совнаркома.

Присутствуют: Председатель Совнаркома И.В. Сталин, Председатель ВЦИК В.И. Ленин, Нарком Внутренних дел Ф.Э. Дзержинский, Глава НКИД Г.В. Чичерин, Наркомвоенмор М.В. Фрунзе, Нарком промышленности и торговли Л.Б. Красин.

Тамбовцев Александр Васильевич.

На сегодняшнем заседании в Таврическом дворце, под председательством Сталина, подводились итоги событий, произошедших с начала нашего появления в этом мире. А ведь прошел всего-то без двух дней месяц… Сделать же за это время удалось многое.

Произошла практически бескровная передача власти от Временного правительства партии большевиков, во главе которых теперь был не Ленин, а Сталин. Удалось сформировать вполне работоспособное советское правительство, решительно взявшее власть в свои руки и сумевшее пресечь на корню чиновничий саботаж. Под суд загремели те, кто во время войны беззастенчиво наживался на заказах для российской армии и запускал лапу в казну – словом, всех, для кого война стала «матерью родной». Одним из важных наших достижений стал разгром того, что в нашей истории называлось «троцкизмом». «Разжигатели мировой революции», по совместительству работавшие на французскую, британскую и американскую разведки, во время неудавшейся попытки «винного мятежа» полегли под пулеметами Красной Гвардии или были расстреляны по приговорам ревтрибуналов.

И, пожалуй, самое главное, что страну удалось удержать от сползания к гражданской войне. Большая часть офицерского состава, воодушевленная победоносным завершением войны с немцами, сейчас без колебаний осталась служить в русской армии или перешла на службу в вновь сформированную Красную Гвардию. А солдаты, обрадованные окончанием боевых действий, по большей части готовились к демобилизации. Полки и дивизии третьей и четвертой очереди мобилизации расформировывались полностью, вторая очередь переводилась на кадрированный состав, и лишь части первой очереди – армия мирного времени – должна была продолжить свою службу, пребывая в постоянной готовности отразить врага.

Именно туда предстояло перевести тех солдат, унтеров и офицеров, которые не пожелают демобилизоваться и возвратиться к мирной жизни. Одной из причин возникновения Белого движения в нашей истории и было как раз принудительное расформирование Русской армии, вследствие чего появилось много безработных офицеров и генералов. Теперь этого не повторится: решившие остаться на службе пусть останутся.

Приглашенных в Петроград представителей солдатских комитетов армий и корпусов ознакомили с графиком вывода в тыл и расформирования их полков и дивизий. Теперь любой солдат-окопник хорошо знал, что в такой-то день он сдаст представителям комиссии по демобилизации оружие и получит документ о том, что отныне он считается уволенным с действительной военной службы, после чего ему выдадут бесплатный билет на поезд до своего дома и паек на дорогу. Очень и очень многим хотелось попасть домой в числе первых, но солдаты своим крестьянским умом прекрасно понимали, что сразу всех домой с фронта не отпустишь. Железная дорога просто не сможет перевезти такое количество народа. Кроме того, большая часть демобилизованных солдат состояла из мужиков-пахарей, а для них было главным вернуться по домам к началу сева яровых (а до того времени даже в южных губерниях оставалось еще почти четыре месяца времени).

Впрочем, домой рвались не все. Кое-кто остался в армейских переформированных частях штата мирного времени – уже, как сказали бы в наше время, на контрактной службе. В этом случае рядовой и унтер-офицерский состав получал весомое денежное довольствие, продовольственный паек и перспективу дослужиться до офицерских чинов – естественно, если он будет достоин направления в военное училище и производства в офицеры.

По плану реформирования армия она должна была стать профессиональной, хорошо подготовленной и вооруженной. Как говорил Ленин – «лучше меньше, да лучше». Да и не по карману пока Советской России содержать такую большую армию, какая ей досталась в наследство от воюющей царской России.

Но не следовало торопиться перековывать мечи на орала. Закончив войну с Германией, надо было готовиться к отражению новых угроз. Пришло время поставить на место многочисленных самостийников, расплодившихся на окраинах бывшей Российской империи. Объявив себя «независимыми», они наперегонки бросились искать себе богатых спонсоров, для ублажения которых «маленькие, но гордые» готовы были принять любую позу из «Камасутры». И заодно они принялись гнобить местное русское население, изгоняя его из их спешно созданных национальных республик.

Вот все это и собралось сегодня обсуждать руководство молодого Советского государства. Иосиф Виссарионович попросил меня подготовить краткий обзор возможного развития событий, исходя из того, что в нашей истории происходило в послеоктябрьское время.

Прибалтика – это первое, что приходит в голову нашему современнику, когда речь заходит о местном национализме. Но вот именно ее я пока обошел в своем докладе. Во-первых, из Литвы и Курляндии до сих пор продолжался отвод немецких войск, и пока заниматься государственным строительством в этом регионе было явно преждевременно. К тому же народы, населяющие Прибалтику, опыта государственности не имели (за исключением, пожалуй, Литвы) и покорно ложились под тех, кто был в тот момент сильнее. Так было и в ХХ веке, так продолжилось и в веке XXI-м.

Поэтому начал я с Севера, где зашевелились финские националисты, возглавляемые Пером Эвиндом Свинхувудом, который при очевидной поддержке правительства Швеции готовился провозгласить независимость Финляндии. Только в этой истории им уже не поможет ни германский корпус генерала Рюдигера фон дер Гольца, ни егерский батальон, сформированный в Германии из националистически настроенной финской молодежи. По нашей просьбе эти батальоны кайзер решил отправить на Запад – воевать против французов и британцев. Те же, кто отказался ехать на фронт, были интернированы. К тому же генерал Маннергейм сейчас формирует кавалерийскую бригаду для действий на Юге России. Так что национальным героем Финляндии ему, скорее всего, не быть. Ну а насчет Швеции…

– Леонид Борисович, – обратился я к Красину, внимательно слушавшему мое выступление, – не могли бы вы по своим каналам связаться со шведскими финансовыми и промышленными кругами и объяснить им, что поддержка правительством Швеции финских националистов мы можем воспринять негативно? Как и то, что все это позже скажется на развитии торговых отношений между нашими странами. Пусть господа шведы подумают и посчитаю возможные убытки. Считать они умеют – работа у них такая.

Тот кивнул и записал что-то в лежащий перед ним блокнот. А я продолжил:

– Таким образом, без поддержки извне и без наличия серьезной вооруженной силы, с националистически настроенными финнами вполне могут справиться местные товарищи из финской Красной Гвардии. Ну и Балтийский флот, базирующийся в Гельсингфорсе, конечно, поможет. Оружие даст, поможет специалистами…

Я посмотрел на Михаила Васильевича Фрунзе. Тот утвердительно кивнул. Сталин вопросительно взглянул на Ильича. Тот немного поморщился (среди финских социал-демократов у него было немало хороших знакомых) но все же согласился со мной, и сделал движение пальцами, словно раздавил вошь. После этого все поняли, что проблема с «независимостью Финляндии» решится в самое ближайшее время. Причем раз и навсегда.

Я перешел к наиболее трудной части своего выступления. Речь зашла об Украине. Тут надо сказать спасибо господам меньшевикам и персонально, господину-товарищу Церетели. Не знаю, кем он приходится нашему современнику, скульптору-гигантоману, но дров наломал он немало.

В качестве представителя Временного правительства он, будучи в составе руководства делегации этого треклятого Временного правительства, признал автономию Украинской Центральной рады. При этом руководимая им делегация без согласования с правительством согласилась с предложениями Центральной рады и включила в состав автономии все юго-западные губернии России. Именно он во многом виновен в кровавых конфликтах, что вспыхивали на Украине в течение ста последующих лет.

Сейчас эта Центральная рада, возглавляемая одним из столпов украинского национализма профессором истории Грушевским, готова со дня на день провозгласить незалэжную УНР (Украинскую народную республику).

Мало того, эта самая Рада вознамерилась «украинизировать» еще и Крым с Севастополем и с Черноморским флотом в придачу. Пользуясь тем, что среди призванных на флот матросов было немало «хлопцев» из Малороссии, агитаторы Рады принялись активно их охмурять, суля золотые горы, лишь бы им «отчепиться» от злыдней-москалей. Над некоторыми боевыми кораблями уже развеваются «жевто-блакитные» флаги. С этим надо было кончать – пока эту опереточную «незалэжность» можно было прихлопнуть без особого труда. Но позже, когда борцы «за Вильну Украину» сумеют качественно запачкать мозги доверчивым селянам и интеллигенции, которой ужасно хотелось стать «элитой нации», придется пролить немало крови, чтобы прикрыть эту лавочку.

– Да, товарищи, – резюмировал после моего доклада товарищ Сталин, – ситуация в Киеве очень сложная, и я присоединяюсь к мнению товарища Тамбовцева. Чем быстрее мы покончим с этой Радой, тем лучше. И следует немедленно пресечь все попытки «украинизировать» хоть что-нибудь сверх того, что и так уже является украинским. Я слышал, что там зашевелились и татарские националисты. Надо сразу сказать всем этим товарищам: Крым был, есть и будет в составе единой и неделимой Советской России!

Председатель Совнаркома посмотрел в ту сторону, где сидел наркомвоенмор.

– И с Черноморским флотом надо что-то решать… Ведь активные боевые действия сейчас на Черном море не ведутся? Это так, товарищ Фрунзе?

– Да, товарищ Сталин, – ответил Фрунзе, – после подписания мирного договора с Германией боевые действия на всех фронтах фактически закончились. Да и союзники Германии – Австрия, Болгария и Турции – не рвутся воевать.

– Вот и замечательно, – сказал товарищ Сталин, – тогда, может быть, стоит провести частичную демобилизацию моряков Черноморского флота? Пусть самый беспокойный и разложившийся элемент отправится до дому, до хаты. А вам, товарищ Фрунзе, стоит найти нового и энергичного командующего флотом и советского комиссара – чтобы с их помощью вновь поднять боеготовность флота до нормального состояния. Да и с корабельным составом надо как следует разобраться. Я думаю, что для дредноутов на Черном море теперь нет достойных противников, а вот Кольский полуостров и Арктика со всеми их богатствами у нас совершенно не защищены. Тем более что Турция в обозримом будущем вряд ли сможет представлять для нас реальную опасность. Так что этот вопрос нужно тщательно изучить и принять принципиальное решение.

– Не менее опасная для Советской России обстановка сложилась в Одессе, на Румынском фронте и в Молдавии, – продолжил я. – Там сейчас правит бал так называемый «Румчерод» – Центральный исполнительный комитет Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы. Он контролирует – во всяком случае, так ему кажется – Херсонскую, Бессарабскую, часть Подольской и Волынской губерний. В нем большинство – меньшевики и эсеры. Пока они там витийствуют, к Молдавии приглядываются румыны. В нашей истории они ее в конце концов захватили. В этой истории ничего подобного допустить нельзя. А потому необходимо очень жестко разобраться с этим самым Румчеродом. Как только мы восстановим контроль над Киевом, необходимо послать на Румынский фронт умного и решительного человека с чрезвычайными полномочиями, который мог бы на месте выбрать правильное решение и претворить его в жизнь. Так что, товарищ Сталин, я думаю, что после этого совещания нам предстоит подобрать для этой работы соответствующую кандидатуру.

– Хорошо, товарищ Тамбовцев, – сказал товарищ Сталин, – мы поищем такого человека. А теперь скажите, товарищам, что у нас происходит на Кавказе?

– А то же, что и везде, товарищ Сталин, – ответил я, – всеобщий бардак и война всех против всех. Все дружно объявляют независимость от России, хотя многие и не знают, что это такое и с чем ее, эту независимость, едят. Причем «молодые, но гордые государства» заявив о своем суверенитете, начинают воевать с соседями, пытаясь урвать для себя что-то ценное и полезное. Ну и, как водится, тут же бросаются искать себе хозяина, желательно из крупных европейских государств, обещая продать им свою «независимость» по сходной цене.

– Проститутки! – не выдержав, бросил реплику Ленин. – Александр Васильевич, батенька, что вы предлагаете поступить со всем этим «суверенным» кавказским борделем?

– Думаю, товарищ Ленин, что на Кавказ необходимо послать человека, который, кроме решительности и организаторских талантов, еще хорошо знал бы местные реалии, – сказал я. – Я хотел предложить кандидатуру товарища Кирова. Его там знают и уважают. Пусть он попробует, пока без применения силы, образумить тамошних «президентов» и «эмиров». Ну, а если это ему не удастся, то придется применить силу. После этого все местные скороспелые «вожди» немедленно пустятся в бега на дальние дистанции. В качестве усиления к товарищу Кирову можно прикомандировать бывшего Великого князя Михаила Александровича Романова. Он и его кавалеристы неплохо показали себя в деле под Ригой. Товарищ Романов также авторитетен на Кавказе, только в несколько иных кругах. Там он известен как храбрый и мужественный воин, который знает, с какого конца берутся за шашку, и способен превратить диких и необузданных горцев в настоящих солдат. Ну и однополчане по Дикой дивизии поддержат, если надо, своего командира. Авторитет начальника на Кавказе – большая сила. Вы, товарищ Сталин, можете подтвердить, что это так. Ну, а кроме того, жена и сын товарища Романова останутся здесь, в Гатчине, и будут гарантировать благоразумное поведение мужа и отца.

– Я думаю, что товарищ Киров и… хм… товарищ Романов сумеют навести порядок на Кавказе, – кивнул Сталин, – люди они принципиальные и умные, каждый по-своему. И, как вы правильно сказали, товарищ Тамбовцев, они оба хорошо знают Кавказ.

Возражений по данному вопросу не было, и я продолжил свой доклад:

– В Средней Азии дела обстоят примерно так же, как и на Кавказе. К тому же там активно действует британская и турецкая резидентуры, которые прилагают все силы, чтобы оторвать эти земли от России. Пользуясь удаленностью от центральных органов власти, местные так называемые революционеры, а также баи и ханы, творят полный беспредел в отношении русского и местного населения. Поэтому порядок наводить там нужно быстро и жестко. Лишь тогда, когда на местах почувствуют реальную силу, они прекратят терроризировать русских и представителей других некоренных национальностей. Но я полагаю, что о Средней Азии стоит поговорить отдельно. Есть кое-какие мысли на сей счет.

– Да-да, товарищ Фрунзе, – сказал я, заметив, как наркомвоенмор встрепенулся после моих слов, – по поводу Средней Азии я хотел бы отдельно побеседовать именно с вами. Вы ведь оттуда родом. И вы подскажете нам, как лучше и желательно малой кровью навести там порядок. Это, конечно, не задача первой очереди, как с Украиной или Кавказом, но все же этим придется заниматься, если мы хотим восстановить в Средней Азии мир и спокойствие, а затем приступить к строительству социализма.

Михаил Васильевич кивнул (скорее, каким-то своим мыслям, чем мне), и я стал говорить дальше:

– В последнюю очередь, товарищи, я хотел бы обратить ваше внимание на Сибирь и Дальний Восток. Тут тоже царят разброд и шатание. Ослабление центральной власти подтолкнуло местных начальничков к попытке обособиться от России, что проявляется в так называемом «сибирском автономизме». Но следует заметить, что с экономической и политической точек зрения Сибирь – регион, пока абсолютно не самостоятельный. Или Сибирь останется русской, или ее приберет к рукам одна из иностранных держав. Тут, помимо прочего, одним из важнейших политических факторов является соперничество Японии и САСШ за влияние в регионе Дальнего Востока и Тихого океана. Вот на этом соперничестве нам можно и нужно сыграть, пока мы укрепляем там свою власть. В ближайшее время в те края для усиления нашего влияния отправится наша ударная субмарина «Северодвинск». Во избежание, так сказать, негативных последствий. Мы не должны забывать о Дальнем Востоке. Как сказал однажды один умный человек: «Владивосток, хотя и далеко, но он город нашенский».

И я с хитрой улыбкой посмотрел на Ленина. Тот, видимо, поняв, кого я только что процитировал, прищурившись, благодушно кивнул в ответ.

– Вот вкратце и все, что я мог и хотел сказать, – закончил я доклад и, сев на стул, перевел дух и посмотрел на присутствующих. Большинство из них что-то строчили в свои рабочие блокноты, обмениваясь друг с другом короткими репликами.

– Товарищи, – сказал Сталин, обращаясь к участникам совещания, – я думаю, что теперь всем все ясно, и мы, поблагодарив товарища Тамбовцева за его обзор сложившейся на сегодняшний день ситуации, приступим к прениям. Кто хочет выступить первым?

Встал Феликс Эдмундович Дзержинский… и началось.

Обсуждение моего доклада продолжалось до глубокой ночи, и мне, как и Ленину и Сталину, еще не раз приходилось брать слово. Скажу одно: результатом этого заседания стало решение, что единой и неделимой Советской России – быть!

Учитывать культурные, религиозные и социальные особенности более ста населяющих ее народов, конечно, надо. Но во главу угла мы должны ставить равенство прав всех советских граждан, невзирая на национальность, пол, социальное происхождение и вероисповедание. Все должны быть равны – как в правах, так и в обязанностях. Остальное – от лукавого…

 

11 ноября (29 октября) 1917 года. Полдень. Петроград, набережная Невы напротив Смольного монастыря, учебный корабль Балтфлота «Смольный».

Одна из учебных аудиторий корабля. Присутствуют:

Наркомвоенмор – Михаил Васильевич Фрунзе;

Начальник ГРУ ГШ – генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов;

Командующий Балтфлотом – вице-адмирал Михаил Коронатович Бахирев;

Командующий особой эскадрой – контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов.

– Товарищи, – начал Фрунзе, машинально поглаживая свою бородку а-ля Николай II, – мы собрались, чтобы решить вопрос чрезвычайной важности. Да, Николай Михайлович и Михаил Коронатович, я не ошибся: вас я тоже считаю своими товарищами, на которых полностью могу положиться. В конце концов, мы делаем одно дело и служим одной Родине – России.

– Гм… – смущенно произнес вице-адмирал Бахирев, – я на днях имел приватную беседу с бывшим государем Николаем Александровичем. Он считает, что ваш Сталин ловко сумел вывернуться из весьма скверной для России истории. Худшего правителя, чем господин Керенский, у России не было со времен Гришки Отрепьева. Николай Александрович просил воспринимать господ Сталина и присутствующего здесь контр-адмирала Ларионова не как узурпаторов, а как посадского человека Минина и князя Пожарского, которые по зову Господа нашего и всей нашей земли призваны были покончить со Смутой и восстановить на Руси порядок. Бывший государь также просил вам всемерно в этом содействовать. Так что пусть мы будем в этом святом деле товарищами. Не так ли, Николай Михайлович? – Он посмотрел на генерала Потапова.

– Все так, Михаил Коронатович, – подтвердил главный русский разведчик. – Все так. Все мы – люди, делающие одно дело. Ну а слово «товарищи»… Помните, что говорил старый казак Тарас Бульба об этом: «Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества!»? А теперь скажу честно: именно по моей просьбе Михаил Васильевич собрал нас здесь. Так что давайте поговорим о главном. После заключения почетного мира с Германией трудности для России далеко еще не кончились. Примирившись с одними врагами, мы приобрели новых, по сравнению с которыми господа Гинденбург и Людендорф – милейшие и честнейшие люди. Вы все уже знаете, что одной из целей, которые ставили перед собой Лондон и Париж в ходе этой войны, было, как это ни прискорбно, прекращение существования самого Государства Российского, вне зависимости от существующей в нем формы правления. Мы уже знаем, что господин Керенский почти добился, чтобы после окончания войны Россия была разделена между союзниками на оккупационные зоны. Север – англичанам, юг – французам, Дальний Восток – американцам и японцам. Даже румынам, грекам и итальянцам предполагалось отрезать по кусочку от русского пирога. В связи с тем, что Мировая война еще не закончилась, и все силы Антанты сейчас прикованы к фронту во Франции, осуществить свои планы союзники пока не в состоянии. Единственной державой, не связанной непосредственно боевыми действиями, является Япония. Но самураи хорошо помнят нашу прошлую войну, в которой они, несмотря на свою победу, понесли от русской армии огромные потери. Но вот англичане, привыкшие воевать чужими руками, таких кровавых уроков не получали, и поэтому способны на разные авантюры. Это я говорю для того, чтобы вы ничему не удивлялись. Согласно сведениям, полученным моими людьми в Лондоне и Стокгольме, два дня назад из британской военно-морской базы Скапа-Флоу вышла эскадра в составе линейного корабля «Дредноут», броненосных крейсеров «Бервик» и «Ланкастер», а также нескольких эсминцев. Ее сопровождают пароходы-угольщики и транспорты с войсками. Цель похода этой эскадры – наши северные города Мурманск и Архангельск, а точнее, скопившиеся там запасы вооружений и боеприпасов, поступившие от Антанты для ведения войны с Германией. Причем товары эти уже оплачены русским золотом. Также англичанами планируется организация в тех краях марионеточного правительства и развязывание таким способом у нас на Севере Гражданской войны. Экспедиционный корпус включает в себя два полка пехоты, составленной в основном из индусов, авиаторов и еще какие-то части, о которых нам пока достоверно ничего не известно. Ситуация осложняется еще тем, что в Мурманске и так уже присутствуют британская и французская военные миссии, подкрепленные британским линкором-додредноутом «Глори» типа «Канопус» и старым бронепалубным крейсером «Ифигения» тирп «Аполло». Но, очевидно, эти силы им кажется совершенно недостаточными – даже при том бардаке, который сейчас царит в нашей флотилии Ледовитого Океана. А ведь Мурман – это единственные наши ворота в мир, соединенные с центральной Россией железной дорогой, не замерзающие и не перекрытые какими-либо проливами. На этом у меня, господа и товарищи, собственно, все.

Наступило молчание. Потом контр-адмирал Ларионов посмотрел на Фрунзе и сказал:

– Что-то подобное, Михаил Васильевич, я от англичан и ожидал. Не могут наглосаксы усидеть спокойно и не устроить нам какой-либо пакости. Как офицер, половину жизни послуживший как раз в тех краях, к словам Николая Михайловича могу добавить, что Мурманск – это не только ценный мех, то есть важный транспортный порт, но и непаханая нива для организации промышленного рыболовства. Вы все знаете, что над страной нависла угроза самого обыкновенного голода, так что… имейте в виду. Михаил Коронатович, – обратился он к адмиралу Бахиреву, – как специалист, скажите, какова может быть средняя скорость у этой эскадры?

– Средняя скорость… – задумчиво промолвил тот. – Если верить донесению людей Николая Михайловича, это не боевая эскадра, а настоящий цыганский табор с медведями и оркестром. Возможную скорость этого балагана на переходе можно оценить узлов в пять, максимум восемь, что даст нам от восьми до тринадцати дней перехода до Мурманска. Ну, по крайней мере, если их транспорты будут того же возраста, что и военные корабли. Я так думаю.

Фрунзе ненадолго задумался, а потом спросил:

– А как вы думаете, наши корабли в Мурманске смогут оказать сопротивление британской эскадре? Кстати, что у нас там?

– Сопротивление они, несомненно, окажут, – немного обиженно сказал Бахирев, – только вот отбиться от противника шансов у них нет. У нас там старый, 1900 года постройки, броненосец «Чесма», в девичестве «Полтава», и такой же устаревший крейсер «Аскольд». Крейсер «Варяг», причисленный к флотилии Северного Ледовитого океана, в данный момент находится на ремонте в Англии и, скорее всего, британцы его захватят. Один упомянутый в донесении британский линейный корабль «Дредноут» вдвое превосходит по боевой мощи все наши тамошние корабли вместе взятые. Так что сопротивление англичанам может быть чисто символическое, после чего, как ни прискорбно, корабли погибнут. Насколько я понимаю, никакой возможности оказать помощь нашей флотилии на Севере сейчас не имеется…

– Товарищ Ларионов, а что вы скажите на этот счет? – с надеждой обратился наркомвоенмор к командующему эскадры из будущего. – Сможем ли мы отсюда, из Петрограда, оказать помощь нашим товарищам в Мурманске? Что мне доложить товарищу Сталину?

– Доложите, что вверенное мне соединение способно обнаружить и полностью уничтожить британскую эскадру в любой точке маршрута, – ответил контр-адмирал Ларионов. – Необходимо только принять чисто политическое решение. Пропадут британские корабли в Норвежском или Баренцевом море бесследно, или же им будет позволено уцелеть, дойти до Мурманска, вступить с нашими кораблями в бой, и уже после этого быть уничтоженными. Я думаю, что второй вариант причинит советско-британским отношениям такой ущерб, после которого нам не останется ничего другого, как снова вступить в Мировую войну, на этот раз уже на стороне кайзеровской Германии…

– Гм, Виктор Сергеевич, аэропланы? – чуть наклонив голову, спросил вице-адмирал Бахирев.

– Аэропланы, Михаил Коронатович, – подтвердил контр-адмирал Ларионов, – с боевым радиусом действия в шестьсот пятьдесят миль. То есть, как я уже говорил, мы можем достать британцев в любой точке маршрута. На британских крейсерах, если я не ошибаюсь, бронепалуба толщиной в два дюйма, а у «Дредноута» – в три. Для наших бронебойных бомб это препятствие не страшнее листа бумаги. Кроме того, британскую эскадру на переходе сможет нагнать наша подводная лодка «Северодвинск», легко делающая в подводном положении двадцать восемь узлов. Мы как раз собирались перебросить ее тем маршрутом, для усиления наших сил на Дальнем Востоке. В любом случае, мы можем усилить флотилию Ледовитого Океана одним или несколькими нашими кораблями, находившимися в нашем времени в составе Северного Флота. С их приходом можно будет попробовать или мягко вытолкать, или интернировать британские корабли. Рано или поздно порядок там навести придется, и лучше рано, чем поздно.

– Эх… – сказал адмирал Бахирев, со вздохом пожимая плечами и неизвестно к кому обращаясь. – Бедолаги! – Он посмотрел на наркомвоенмора. – А вы что скажете, Михаил Васильевич?

– Если дело обстоит именно так, как сказал товарищ Ларионов, – недолго подумав, ответил Фрунзе, – то вопрос с британской эскадрой тогда действительно сугубо политический и находится в ведении Председателя Совнаркома. Не нам с вами решать, быть между Британской Империей и Советской Россией худому миру или доброй ссоре. Сам факт посылки такой эскадры говорит о том, что нормальных отношений с Британией у нас в ближайшее время не будет. Что не исключает для нас необходимость наведения твердого революционного порядка в наших северных портах и кадрового подкрепления флотилии Ледовитого Океана. Ведь большие дела, здесь, на Балтике, уже закончились, а там они, судя по всему, только начинаются. Об этом мы с вами, товарищи, поговорим чуть позже… Вам, Михаил Коронатович, совместно с Виктором Сергеевичем, задание – подобрать кандидатуры для замещения возможных вакансий, с учетом возможности интернирования британских кораблей.

– Будет сделано, товарищ Фрунзе, – серьезно сказал Ларионов, – поставьте в известность товарищей Сталина и Дзержинского. Кроме попыток прямой военной интервенции, возможны всякого рода диверсии и провокации, а также расхищение народного имущества в особо крупных размерах. А это как раз по линии наркомата внутренних дел. Да и оружие из Мурманска и Архангельска надо вывозить быстрее, а то и в самом деле генерал Миллер там объявится. Он, правда, сейчас в Италии, но чем черт не шутит, пока Бог спит… Да-да, товарищи, ничего еще не решено. И неизвестно, как все обернется, если мы проявим мягкотелость и разгильдяйство. Не морщитесь, Михаил Коронатович: не все русские генералы и адмиралы оказались патриотами, готовыми не за страх, а за совесть служить новой России. Ведь отречение из государя револьверами выбивали не уличные налетчики и профессиональные революционеры, а генералы и министры с депутатами Госдумы в придачу. По английской, между прочим, наводке. И Бог весть чего они хотели в тот момент: пользы для Родины или власти – пусть над маленьким кусочком нашей страны, но ничем и никем не ограниченной. Кстати… для доукомплектования кораблей флотилии Ледовитого Океана необходимы не только командиры кораблей и офицеры, готовые сражаться с британцами, но также и матросы с кондукторами… По имеющимся у нас данным, команда «Чесмы» полностью разложена. «Аскольд» с половинной командой боеспособен условно. На эсминцах анархия, команды самовольно выходят из боя при малейшей угрозе…

– Мы вас поняли, товарищ Ларионов, – кивнул нахмурившийся Фрунзе, – и, зная вашу осведомленность, постараемся воспользоваться добрыми советами. А сейчас, товарищи генералы и адмиралы, всем спасибо, и прошу держать наш сегодняшний разговор в тайне. До свидания.

 

12 ноября (30 октября) 1917 года. Полдень. Таврический дворец.

Совместное заседание Политбюро ЦК РСДРП(б) и Президиума Совнаркома.

Присутствуют: Председатель Совнаркома И.В. Сталин, Председатель ВЦИК В.И. Ленин, Нарком Внутренних дел Ф.Э. Дзержинский, Глава НКИД Г.В. Чичерин, Наркомвоенмор М.В. Фрунзе, Нарком промышленности и торговли Л.Б. Красин.

Члены ЦК: Тамбовцев Александр Васильевич, Ларионов Виктор Сергеевич, Муранов Матвей Константинович, Стасова Елена Дмитриевна, Калинин Михаил Иванович.

– Итак, товарищи, свершилось: большевики взяли власть в свои руки! – сказал Ленин, открывая совместное заседание Политбюро ЦК РСДРП(б) и Президиума Совнаркома. – Но в современных условиях этого совершенно недостаточно. Мало просто взять власть, надо еще суметь ее удержать, направив Россию по пути строительства нового общества. Но это архитрудная работа. Вот вы, товарищ Тамбовцев, скажите, какая самая большая проблема ожидает нас на этом пути?

– Кадровый голод, товарищ Ленин, – не раздумывая, ответил тот. – В масштабах России нынешняя численность большевистской партии просто ничтожна. Но это партия правящая, поэтому к большевикам, прикрываясь громкими революционными лозунгами, из других партий будет перебегать разная сволочь, желающая сделать карьеру, получить власть, наконец, просто набить карманы.

– Совершенно верно! – воскликнул Ленин, наклонившись над трибуной. – Причиной тому – малочисленность сознательного пролетариата, служащего главной опорой и социальной базой нашей партии. Что же нам делать? Развернуть массовый прием в партию? Это, конечно, позволит сделать ее массовой, но к нам налезут те, о которых только что говорил товарищ Тамбовцев. Потом нам придется проводить многократные чистки, но весь этот балласт примазавшихся к нам под революционными знаменами мы едва ли сумеем вычистить до конца. Есть второй вариант. Мы будем принимать людей, прошедших тщательный отбор, доказавших и словом, и делом преданность нашим идеалам и готовым приложить все усилия для строительства социализма в Советской России. Но в подобном случае численность нашей партии еще долго будет мизерной, и мы не сможем контролировать власть, работу государственного аппарата, и нас рано или поздно изгонят из этой самой власти. Товарищи, вы не должны забывать, что государственный аппарат царского и буржуазного временного правительства мы ломать не стали. Чиновники работают – где добросовестно, где не очень. А мы должны, участвуя в работе этого аппарата, в то же время его контролировать, не допуская, чтобы он возвращался к старым приемам и формам работы – то есть в первую очередь на самого себя, а уж потом на государство. Я тут начал в Финляндии писать одну работу, в которой пытался высказать свои мысли по поводу новых форм работы государственного аппарата в условиях победившей революции. Поэтому я и назвал эту работу «Государство и революция». Вот, товарищ Тамбовцев с ней ознакомился и высказал мне свое мнение с точки зрения опыта их времени… Гм, товарищи… скажу честно, кое-что мне в этой работе пришлось исправить, и теперь она уже напечатана в виде брошюр, которые раздадут вам после заседания. Ну а пока на повестке дня наиболее остро стоит вопрос о представительских органах власти. Проще говоря, это Советы народных депутатов на местах и советский орган, который будет выполнять в нашем государстве роль буржуазного парламента, но в то же время будет состоять из представителей народа и функционировать в народных же интересах. Какие будут предложения, товарищи?

Первым взял слово Сталин. Поднявшись на трибуну, он положил перед собой рабочий блокнот с записями и, прокашлявшись, начал:

– Тут товарищ Тамбовцев правильно сказал насчет кадров. Кадры для нас – это главное. Ведь всеми делами в государстве будут заниматься не какие-то неодушевленные, абстрактные фигуры, а вполне реальные люди, со всеми их достоинствами и недостатками. Так что ценные и добросовестные кадры должны у нас быть на вес золота, независимо от их социального происхождения, а вот от тех, кто не справляется с поставленной перед ними задачей, будь он хоть трижды революционер, мы должны решительно избавляться, невзирая на былые заслуги. Теперь о нашей партии и о ее работе в советском правительстве. Я хочу сказать, что все ответственные должности нам заполнить коммунистами не удастся. Да нам это и не надо. Мы всемерно, всеми силами будем привлекать беспартийных специалистов, беспартийных техников, готовых идти рука об руку с Советской властью в деле управления народным хозяйством и строительством нашей народной промышленности. Мы вовсе не будем требовать, чтобы они отреклись теперь же от своих социально-политических взглядов. Мы будем требовать только одного – чтобы они честно сотрудничали с Советской властью, раз они согласились на это добровольно. А что касается коммунистов… Нам нельзя ограничиваться выработкой большевистских кадров вообще, умеющих поболтать обо всем понемножку. Дилетантство и всезнайство – это оковы для нас. Нам нужны большевики-специалисты по металлу, по текстилю, по топливу, по химии, по сельскому хозяйству, по транспорту, по торговле, по бухгалтерии и так далее. Нам нужны целые группы, сотни и тысячи новых кадров из большевиков, способных быть хозяевами дела в разнообразнейших отраслях знаний. Без этого нечего и говорить о социалистическом строительстве нашей страны, как и о том, что мы сумеем догнать и перегнать передовые капиталистические страны. Овладеть наукой, выковать новые кадры большевиков-специалистов по всем отраслям знаний, учиться, учиться, учиться упорнейшим образом – такова теперь задача. Теперь о государственном аппарате. Чем должен отличаться новый советский государственный аппарат от аппарата буржуазного государства? Прежде всего, наверное, тем, что буржуазный государственный аппарат стоит над массами, ввиду чего он отделен от населения непроходимым барьером и по самому своему духу чужд народным массам. Между тем как советский государственный аппарат не может и не должен стоять над массами, ибо он не может быть чужд этим массам, если он действительно хочет охватить миллионные массы трудящихся. Ну и о выборах в советы. Вы все, наверное, помните Государственную Думу. Это ублюдочный парламент. Она только на словах обладал решающим голосом, на деле же у нее был лишь совещательный голос, ибо в качестве цензоров над ней стояли верхняя палата и вооруженное до зубов правительство. В манифесте о создании Думы прямо говорится, что ни одно постановление Думы не может быть проведено в жизнь, если его не одобрят верхняя палата и царь. Дума не являлась народным парламентом, ибо выборы в Думу не были ни всеобщими, ни равными, ни прямыми, ни тайными. Какими же должны быть наши советы? Прежде всего, народными. Люди, выбранные в советы всех уровней, будут отвечать перед своими избирателями за работу в этих органах, регулярно отчитываться перед своими избирателями, которые в случае невыполнения своими избранниками их наказов могут отозвать нерадивых слуг народа и заменить их на другие кандидатуры. Что же касается задач нашей партии перед выборами, то мы, несмотря на нашу малочисленность, должны завоевать полное доверие избирателей конкретными делами, а не безответственной болтовней, которой грешили партии, входившие в старые, послефевральские советы. Только так, никак иначе. Учитывая всю сложность обстановки, огромность нашей территории, и то, что не везде центральная власть сумела покончить с националистами и сепаратистами, провозгласившими свои, часто марионеточные правительства, мы с Владимиром Ильичом определили срок будущих выборов – 24 марта 1918 года. Времени для начала агитации и подготовки к выборам должно хватить. Каждый гражданин Советской Республики, каждая партия будут иметь возможность показать людям, чего они стоят на самом деле: вместо безответственной болтовни за нас должны агитировать реальные дела.

Сталин закончил выступление, и все присутствующие какое-то время переваривали сказанное.

Потом слово попросил член ЦК товарищ Тамбовцев.

– Как писал великий Гете: «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет», – сказал он в начале своей речи. – Можно сколько угодно спорить о чисто теоретических вопросах строительства социализма и работе госаппарата, но лишь практика может показать правильность или ошибочность всех теоретических построений. В вопросе о работе госаппарата я полностью согласен с товарищем Сталиным. Не нужно зацикливаться на социальном происхождении и партийности того или иного чиновника. Важнейший критерий – его полезность. Как говорил один из восточных деятелей коммунистического движения: «Неважно, какого цвета кошка – белого или черного. Лишь бы она ловила мышей». В конце концов, когда человек на деле поймет нашу правоту, он и сам может захотеть вступить в коммунистическую партию. Или не захотеть. Это его неотъемлемое право. И насчет выборов. Они нужны, но к ним надо серьезнейшим образом готовиться. И не пускать дело на самотек. Все большевики и им сочувствующие должны агитировать на местах за нашу партию. В определенной степени им будет легко это делать. Ведь мы прекратили войну, дали землю крестьянам, установили рабочий контроль над заводами и фабриками. А что могут предложить народу наши противники? Лишь обещания, на которые они с февраля и так не скупились. Только где обещанное? Конечно, найдутся сладкоголосые демагоги, которые попытаются на обещаниях молочных рек с кисельными берегами попасть в советы. Надо разоблачить их обман и говорить людям только правду. Народ у нас пока еще наивен, и не сможет понять всю лживость их обещаний. Следовательно, нашим агитаторам нужно не только призывать к голосованию за партию большевиков, но и разоблачать этих лгунишек. Чуть позже мы подготовим и издадим специальные пособия по ведению агитации и инструкции по психологической войне. Да-да, товарищи, именно так, – сказал Тамбовцев, заметив недоуменные взгляды членов ЦК и Совнаркома, – это тоже война, причем порой не менее кровопролитная и ожесточенная, чем обычная. Занятия с агитаторами будет вести товарищ Андреева, Ирина Владимировна. У нее есть некоторый опыт ведения избирательных кампаний, проводимых в куда более жестких условиях буржуазного государства. И еще одно предложение, товарищи. Кроме народного парламента и Верховного Совета, народ должен выбрать и Председателя Совнаркома, главу исполнительной власти – человека, который отвечал бы в нашем государстве за все то, чем при самодержавии занимались царь и премьер-министр. Советская республика фактически находится в кольце врагов, и в таких условиях просто необходимо наличие авторитетного руководителя центральной власти, которому доверяет народ и которому предоставлен прямой мандат. В случае если мое предложение будет принято, считаю единственно возможной кандидатурой от нашей партии товарища Сталина, имея в виду его большой опыт практической работы и уважение во всех слоях общества.

– Мы поняли вашу мысль, – кивнул Ленин, – наверное, вы правы. Что еще вы можете добавить к сказанному?

– Больше ничего, товарищ Ленин, у меня все, – ответил Тамбовцев, оглядев оживившихся присутствующих. – Прошу выйти на трибуну всех желающих выступить.

Таковых оказалось немало. Заседание затянулось до позднего вечера, и итог его был закономерен – будущее советское государство обретало свою структуру и форму.