21 сентября 1941 года, утро мск. Околоземная орбита, высота 400 км, разведывательно-ударный крейсер «Полярный Лис».
Собираясь на перехват «Корсара», Ватила Бе распределила наличные силы следующим образом. Один батальон штурмовой пехоты смешанного комплектования (которым командует непосредственно полковник Ивана Эри), три штурмовых шаттла и истребительная эскадрилья отправятся на задание вместе с «Полярным Лисом». Этого с гарантией хватит, чтобы одолеть любую военную силу с доимперским оснащением, обычно имеющуюся на борту не самого крупного корабля диких темных эйджел. Еще два отдельных смешанных штурмовых батальона, в том числе и тот, которым командует подполковник Ария Таним, поддержат действия РККА на европейском направлении. Ведь помимо капитулировавшей гитлеровской Германии, существуют ее бывшие сателлиты – такие как Венгрия, Румыния, Болгария, Хорватия и Словакия; а в общении с ними, кроме доброго слова, может понадобиться грубая вооруженная сила. С этой целью, наряду с одной бомбардировочной и двумя истребительными эскадрильями, на Земле останутся все пять транспортных шаттлов. Мало иметь батальоны штурмовой пехоты, необходимы еще средства доставки, способные выбросить их на головы непокорных властителей или же на румынский или хорватский концентрационный лагерь смерти.
Впрочем, Румыния – это, как всегда, отдельная история, и там все еще впереди. Уходящие с Украины и из Бессарабии немецкие войска оголили левый фланг продолжающей воевать румынской армии. Но диктатор Антонеску, не желающий бросать все, что нажито непосильным трудом (то есть Северную Буковину и Бессарабию), отказался принять советский ультиматум. В связи с этим в скором времени (как только закончится передислокация сил с выпавших из зоны боевых действий Западного и Северо-западного фронтов) на юго-западном направлении развернется стратегическая наступательная операция, имеющая целью сокрушить последних союзников Гитлера и всей массой советских войск выйти на Балканы. Поторопился товарищ Рокоссовский, говоря о скорой демобилизации Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Советизация всея Европы – масштабный и долговременный проект. Но операция по принуждению Румынии к капитуляции случится чуть позже, а пока войска с боевым опытом грузятся в эшелоны в Витебске, Смоленске, Бобруйске и Гомеле, чтобы, проследовав тысячу километров по железной дороге, через пару суток выгрузиться в тылах стремительно усиливающегося Южного фронта.
Особая роль отводилась егерскому батальону особого назначения под командованием подполковника Вуйкозара Пекоца, которому в качестве зоны ответственности выделили партизанское движение в Югославии, Болгарии, Греции и Италии (при необходимости). В основном Ватила рассчитывала на развитое партизанское движение югославского народа, а также на то, что Вуйкозару Пекоцу удастся найти язык со своими ближайшими кровными родственниками на Старой Земле. Да и сам новоиспеченный подполковник советских частей особого назначения принял проблемы местной родни близко к сердцу. И если немцы и отчасти итальянцы (этим в ближайшее время поступит особое предложение[1]), находились вне зоны его интересов (за исключением особей, уже совершивших военные преступления), то хорватские усташи, исламисты-бошняки и сербские ренегаты-коллаборационисты считались вполне законной добычей.
Исходя из данных глобального психосканирования, старший социоинженер «Полярного Лиса» установила, что к настоящему моменту симпатии местного населения развернулись преимущественно в сторону справедливого общественного устройства – подобного тому, которое у себя воплотила в жизнь страна Эс-Эс-Эс-Эр. Лояльность же к прежнему королевскому правительству здесь на весьма низком уровне, в силу чего численность коммунистических партизанских отрядов вчетверо больше, чем у антикоммунистических повстанческих подразделений четников. А в Черногории народ и вовсе не забыл еще волюнтаристских решений предыдущей королевской власти, лишившей эту страну собственного пути развития, и потому там даже офицеры старой югославской армии в большинстве своем пошли в коммунистические партизаны, а не в королевские четники.
Но не все было ладно и в королевстве коммунистических партизан. То же глобальное психосканирование выявило, что внутри плотной, почти монолитной, массы повстанцев имеются отдельные инородные включения, грозящие в будущем стать причиной больших проблем. Синяя Книга в основном заострялась на проблемах страны Эс-Эс-Эс-Эр, а о происходящем в других государствах повествовала скупо и неполно, но даже крохи доступной информации заставляли Малинче Евксину до предела серьезно относиться к тревожным сигналам. Помимо чисто военной деятельности, в задачу подполковника Пекоца входило выявление и ликвидация таких вот особей, успешно мимикрирующих под стопроцентных коммунистов. А то и до беды недалеко.
Перед тем как прибыть на новое место службы, подполковник Пекоц побывал в Берлине на приеме у диктатора Гальдера. Немецкие оккупационные власти на Балканах сворачивали свою деятельность, но все равно будущему имперскому уполномоченному по этому региону была необходима бумага, требующая содействия со стороны немецкого командования на местах, а еще, в полном соответствии с Соглашением о Присоединении, карт-бланш на арест лиц, обвиняемых в военных преступлениях. В этом документе, в списке, под номером «один» числился генерал горнострелковых войск Франц Беме, номинальный командующий 18-м горным корпусом (боевые части корпуса находились на Крите, а в Сербии дислоцировались 704-я, 714-я и 717-я и 718-я пехотные дивизии, называемые оккупационными). Этот генерал, действуя во исполнение приказа Гитлера самым решительным образом восстановить долговременный порядок на всей территории, отдал приказ расстреливать по сто мирных жителей за каждого убитого немецкого солдата и по пятьдесят – за раненого. За три месяца, минувших с начала общенационального югославского восстания, немецкие солдаты, в соответствии с приказами своего командующего, убили несколько тысяч мирных жителей, не разбирая между мужчинами, женщинами и детьми.
Эта преступная деятельность в нарушение всех приказов диктатора Гальдера продолжалась даже после подписания Соглашения о Присоединении, потому что, судя по всему, генерал Беме закусил удила. В отличие от большинства генералов вермахта, он имел «австрийское» происхождение, и сербов ненавидел на чисто генетическом уровне. По этой причине изымать фигуранта из штаба оккупационных сил в Сербии пришлось при участии смешанной роты штурмовой пехоты с «минской» выучкой, а также при содействии барражирующих в воздухе белокрылых космических истребителей, в любой момент готовых устроить оккупантам локальную акцию уничтожения. Егеря, непосредственно подчиненные Вуйкозару Пекоцу, для такой работы оказались несколько легковесны. Тихо прийти, взять что нужно и так же тихо уйти они могут, а вламываться превосходящей силой в укрепленное гнездо врага, сея вокруг себя леденящий ужас, им не по профилю.
Зато штурмовая пехота отработала на пять с плюсом. Тех, кто попробовал оказать сопротивление, попросту уничтожили на месте, остальных положили мордой в пол и заставили бояться. Имперские штурмпехотинки в полной боевой экипировке производят внушительное впечатление, поэтому после первых недоразумений генерала Беме вынесли из собственного кабинета упакованным в силовую колыбель. При этом на генеральском рабочем столе в качестве напоминания последующим поколениям остался имперский ордер на его арест, а также оторванная голова адъютанта, который пытался защитить своего шефа. Когда рядовые штурмовой пехоты выполняют свою задачу, пытаться встать у них на пути – это все рано что преградить дорогу поезду.
Когда «веселье» в штабе оккупационных сил в Сербии было в разгаре, на коммуникационный планшет подполковника Пекоца поступило сообщение, что поблизости от места событий психосканером засечен еще один интересующий его человек. Тут большого силового сопровождения не потребовалось, хватило отделения егерей, да и подполковник Пекоц был сама вежливость. А как же иначе – ведь, согласно данным психосканера, тот человек имел нереализованные императорские способности класса А2, и при этом не был враждебен зарождающейся Империи. Ну и Вуйкозар Пекоц тоже слегка подготовился к встрече с фигурантом: нацепил на плечи имперские подполковничьи погоны вместо советских петлиц, пригладил особым образом волосы, склонив голову, прищелкнул каблуками – и из командира полевой егерской роты обратился в блестящего офицера Генерального штаба. Как и у всякого офицера, склонного одновременно и к полевой, и к штабной службе, обе эти ипостаси жили в нем практически не пересекаясь.
И опальный сербский принц Георгий Карагеоргиевич, треть жизни (с 1925 по 1941 год) проведший в рукотворном аду персональной психиатрической лечебницы, пошел за ним без малейших возражений. Шаг, другой – а там в шаттл и прямо на небеса, то есть на борт «Полярного Лиса». А дальше – каждому свое. Франц Беме, в режиме «с корабля на бал», оказался в опытных руках майора имперской безопасности Ари Махата, и тот тут же отправил этого гнусного военного преступника на принудительное ментоскопирование с целью составления Акта Самообвинения. Ну а слегка обалдевшего принца Георгия доставили в медицинский блок и с рук на руки сдали главному медику «Полярного лиса» военврачу первого ранга (кандидату медицинских наук) товарищу Иртаз Далер. Даже не являясь медиком по образованию и владея только приемами первой помощи, Вуйкозар Пекоц видел, что медицинская помощь – главное, в чем нуждается этот неплохой в общем-то плохой человек. А потом возможны варианты. В отличие от всяких проходимцев, несколько раз предлагавших Георгию ничем не обеспеченную виртуальную сербскую корону, имперское командование и товарищ Сталин смогут сделать ему предложение, которое тот не сможет отвергнуть. Но чтобы это предложение правильно воспринять, Георгию Карагеоргиевичу нужно подправить здоровье – и телесное, и душевное. Душевное – в первую очередь.
21 сентября 1941 года, вечер мск. Околоземная орбита, высота 400 км, разведывательно-ударный крейсер «Полярный Лис».
Бывший сербский наследный принц Георгий Карагеоргиевич. (54 года)
История моей жизни опять сделала крутой поворот…
До шестнадцатилетнего возраста я был никому не интересным внуком черногорского короля Николы, а о моем отце Петре Карагеоргиевиче в те годы вовсе никто не вспоминал. Это были счастливые годы, когда я мог быть самим собой, не лицемерить и не кривить душой.
Потом группа офицеров-заговорщиков из тайной организации «Черная рука» изрубила последнего короля из династии Обреновичей в мелкий шницель и призвала на трон моего папА, который совершенно не был подготовлен к роли сербского короля. Тогда нас, его детей, срочно забрали из Санкт-Петербурга (где я и Александр проходили обучение в Пажеском корпусе, а сестра Елена – в Смольном институте) и отправили в Белград. Как нам сказали, дети правящего монарха должны учиться на родине. Так началось мое существование в роли наследника престола, тем более тягостное, что я с рождения ненавидел ложь и лицемерие, прочно прописавшиеся во дворцах правящих фамилий. Я всегда прямо в глаза называл вора вором (австро-венгерский император Франц-Иосиф), а труса и предателя – трусом и предателем (русский император Николай Второй), какие бы блистательные титулы они ни носили и высокие посты ни занимали. За это меня и убрали.
Заговор, который составил против меня господин Димитриевич, не был таким кровавым, как при свержении предшественника моего отца, но до предела был наполнен подлостью и лицемерием. Не убивал я того лакея, – слышите, не убивал! – и несколько пощечин за доносительство – не в счет. Но истина никого не интересовала… Меня как «неуравновешенного и патологически жестокого типа» отстранили от власти, а несколько лет спустя мой брат расстрелял своих благодетелей из «Черной руки» по поддельному обвинению в покушении на свою жизнь. Тогда я даже не злорадствовал, а, наоборот, пытался хлопотать за несчастных приговоренных… Ведь ужасный господин Димитриевич и иже с ним все свои подлости, жестокости и преступления творили не ради себя, а ради блага нашей матери-Сербии. А вот мой брат Александр подличал, врал и мошенничал только ради себя самого и той власти, которую он планировал получить после смерти нашего отца. Уничтожая своих благодетелей, он просто испугался, что после падения монархии в России карбонарии Димитриевича совершат еще один переворот, на этот раз провозгласив Сербию республикой. Для него этого страха было достаточно.
После всего, что он сделал, этот страх стал его вечным спутником. И больше всего он боялся того, что однажды я решу оспорить у него трон нашего отца – трон, который должен был стать моим по праву рождения. И потому он несколько раз пытался устранить меня чужими руками (хотя заказчик преступления был очевиден), а потом по сфабрикованному диагнозу заточил меня в персональную психиатрическую клинику, где мне предстояло провести всю оставшуюся жизнь. Там я был даже меньше чем просто человек – униженное и оскорбленное существо, молящее о смерти как об избавлении, и в то же время слишком гордое, чтобы покончить жизнь самоубийством. Так начался четвертый, самый тяжелый период моей жизни, и продолжался целых шестнадцать лет. Этот кошмар все длился и длился… но все закончилось, когда на Югославию напал бесноватый вождь Третьего Рейха Адольф Гитлер. Вот кто был настоящий сумасшедший, хотя его в дом скорби никто не сажал.
Несмотря на то, что немцы были нашими врагами, они выпустили меня из того ада, на который меня обрек покойный к тому моменту брат Александр, и даже предложили должность марионеточного сербского короля. Но я прямо сообщил им, куда они могут пойти вместе со своими предложениями. Они меня поняли, но не расстреляли за непокорность, и даже не бросили в концлагерь, а позволили жить под охраной немецких солдат жизнью частного лица. Этот период моей жизни был самым коротким, меньше полугода, но за это время случилось наибольшее количество ярких событий. Для начала Адольф Гитлер напал на Советскую Россию, раскрыв для себя шкатулку Пандоры. И посыпались из этой шкатулки различные несчастья для Третьего Рейха…
И главным из этих несчастий был обнаружившийся вдруг на околоземной космической орбите огромный космический корабль, крейсер или даже линкор, украшенный большой красной пятиконечной звездой и надписью на кириллице, означающей «Полярный Лис». Пришельцы из космоса тоже называли себя русскими, и в качестве главного военного ресурса они взяли под контроль храбрую, но плохо управляемую большевистскую армию, совершенно преобразившуюся под их управлением. А так как их стратеги разбирались в военном деле гораздо лучше германских генералов, то с момента их появления в нашем мире вторжение вермахта в Россию кое-как заковыляло к своему закономерному концу на рубеже Днепра, претерпевая «дружественные» пинки, щипки и затрещины. Пропускать германцев дальше, несмотря на все большевистские недоделки, пришельцы не собирались, при этом причиняя им огромные потери бомбардировками глубоких тылов.
Избивая вермахт на фронте, пришельцы ни на минуту не прекращали осыпать Германию самой отборной пропагандой, рекламируя свою силу и свой образ жизни и предлагая всем желающим перейти на сторону их Империи. Именно так – Империя с большой буквы, единственная на нашей грешной Земле; Империя, которой, по их мнению, предстояло объединить разобщенное человечество. И – ни слова о большевизме, марксизме, пролетарской солидарности и колхозах… В сочетании с ужасающими потерями вермахта (русские солдаты под руководством пришельцев сражались яростно – так же, как их предки во времена Суворова и Петра Великого) эта пропаганда действовала на немецкие мозги весьма размягчающе. Даже я, хоть и не был немцем, начинал прикидывать, что тоже, наверное, захотел бы служить такому государству, которое на равных относится и к русским, и к немцам, и к сербам, и ко всем другим народам, не выделяя одни перед другими. А еще для пришельцев, именующих себя «имперцами», честность и верность слову оказались чем-то вроде религии. И это было мне очень импонировало, да только я от своей честности всю жизнь страдал, а Империя черпает в ней силу. Но тогда я даже не догадывался, к чему меня все это приведет в дальнейшем.
И вот настал тот час, когда все полетело под откос. Гитлер оказался в плену, Германия даже не капитулировала, а перешла на сторону победителя, немецкие войска в Белграде засобирались к себе в фатерлянд, а ко мне на огонек заглянул самый настоящий представитель имперского командования…
Чем-то подполковник Вуйкузар Пекоц напомнил мне молодых гвардейских офицеров, которых я знал в своей петербургской юности, а чем-то – юных сербских четников из Македонии или Боснии, судьба которых была родиться, вырасти и умереть на войне. А еще я ощутил, что этот человек происходит не из мира сего. С первого взгляда внешность господина Пекоца казалась ничем не примечательной – обычный мужчина славянской наружности, светловолосый и голубоглазый. Но стоило разглядеть этого человека поближе – и стало понятно, что присутствуют в нем и некие трудноуловимые азиатские черты, смягчающие очертания лица. Чуть удлиненные глаза с легким намеком на раскосость, небольшой и довольно изящный нос… Впрочем, все это могло быть характерными особенностями того народа, которому он принадлежал, ведь он вообще происходил не с нашей планеты. Сам господин Пекоц называл себя венедом и говорил, что его предков на планету Склавения переселили в такие незапамятные времена, что даже самые древние старики не помнят, как это было. Насчет древних стариков – это, ясное дело, очередная шутка в его стиле, ибо племенной союз венедов, ставших впоследствии предками всех южных славян, существовал более тысячи лет назад. А еще от этого человека исходило некое такое, что заставляло верить ему. Его характер определяли такие качества как надежность, внутренняя сила, верность своему слову. Если с Александром мы были братьями только по крови, то с господином Пекоцем кровное родство у нас было весьма отдаленным, но тем не менее я мог положиться на него как на самого себя. И потому я не колеблясь пошел за ним (о чем ни на минуту не пожалел впоследствии). И тут же оказался в летательном аппарате под названием «челнок», который вознес меня туда, где я прежде и не надеялся побывать.
Чудеса для меня начались с первой минуты. Наконец-то я своими глазами увидел, кто они такие – эти солдаты имперской штурмовой пехоты, наводившие на солдат вермахта нечто вроде мистического ужаса. Оказалось, что это сплошь девицы! Поразительно! На острие войны, где бой идет глаза в глаза, Империя поставила не кого-нибудь еще, а именно женщин. Однако же стоило отметить, что по сравнению с этими воительницами мускулистые двухметровые гренадеры былых времен выглядели бы субтильными задохликами. Но при всей своей физической силе, и, так сказать, грандиозности, эти воинствующие девицы отнюдь не выглядели мужеподобными; сняв шлемы, они сразу становились женственными и привлекательными, они умели обворожительно улыбаться и грациозно двигаться. Чем-то они напоминали больших сытых тигриц. Уверен, что даже при их выдающихся физических кондициях кавалеров у них более чем достаточно… Мне было известно, какую кровавую бойню германской армии задали эти леди во время битвы за Минск. Кровь немецких солдат реками текла по тамошним мостовым, и именно в Минске командование вермахта окончательно распростилось с надеждами на благополучное завершение той войны.
Когда я налюбовался на прекрасных имперских воительниц, господин Пекоц соизволил сообщить мне, что мою персону совершенно случайно обнаружили каким-то там «психосканером», как особу, некогда принадлежавшую к правящему семейству. При этом основной целью набега имперских сил на Белград была охота за генералом горнострелковых войск Францем Беме, совершившим непозволительные, с точки зрения Империи, преступления против мирного сербского населения; теперь тот подлежал суду законных властей Сербии. Сам генерал оказался упакован в нечто напоминающее пенал для перевозки человеков (господин Пекоц назвал это «силовой колыбелью») и не мог не только пошевелиться, но даже издать лишнего звука, а лишь выпучивал белесые глаза и нечленораздельно мычал, разевая рот. Я собирался спросить, какие именно власти в Сербии имперцы считают законными, но не успел: мы прилетели и меня тут же захватил водоворот событий.
Первым делом меня отправили в ведомство главного доктора. Господин Пекоц сказал, что если театр начинается вешалки, то посещение космического крейсера хорошим человеком начинается с визита к врачу. Мало ли какими тяжелыми болячками мог одарить меня отсталый и жестокий мир. При этом нехорошие люди (такие как генерал Беме) сразу же отправляются в логово имперской безопасности, где рассказывают все что знают, о чем думают и догадываются. Но мне в качестве сопровождающей выделили хрупкую субтильную девочку в серо-голубой форменной одежде, лет двенадцати на вид, и та повела меня за собой по лабиринту коридоров и пустотных лифтов. Уже позже я узнал, что девочка не была девочкой, а являлась представительницей еще одной имперской народности под названием «сибхи»: еще один из ликов Империи – на этот раз не могучий и всесокрушающий, а хрупкий, нежный и доброжелательный.
В медицинской части «Полярного Лиса» меня тоже ждало множество впечатлений… В том числе и личность того самого главного доктора. В этой женщина так явственно соединялись человеческие и нечеловеческие черты, что в первый момент я даже натуральным образом испугался, чего со мной не было очень давно, то есть с раннего детства. Но потом первый испуг от нечеловеческого вида госпожи доктора прошел, и я понял, что, в отличие от большинства тех врачей, с которыми мне приходилось иметь дело раньше, целью исследований и манипуляций госпожи Иртаз Далер была как раз поправка моего здоровья. При этом ее отношение к моей особе было предельно доброжелательным, а проводимые ею процедуры – практически безболезненными. Вскоре я перестал обращать внимание на ее высокий рост и нечеловеческие черты, отдавшись блаженному ощущению того, что о моем благополучии искренне заботятся.
Закончив осмотр, доктор посмотрела на меня пристальным взглядом и сказала, что мой организм сильно изношен, а также имеются последствия двух тяжелых ранений, полученные мной в прошлую Великую Войну. Поэтому в качестве быстрого средства улучшения текущего состояния здоровья мне предложили лечь внутрь специальной лечащей машины и провести там двое суток, покоясь в счастливом сне. Я посмотрел на гостеприимно открытое чрево устройства, похожего на древнеегипетский саркофаг, и, недолго подумав, согласился. А почему бы и нет? Ведь старые раны, ноющие в плохую погоду – не самые лучшие награды за подвиги на поле боя. Кроме того, мне стало чертовски интересно, что же все же такое – «счастливый сон». В последнее время я либо вовсе не видел снов, либо они оказывались разновидностями кошмаров.
22 сентября 1941 года, полдень. Москва, Кремль, Большой Кремлевский Дворец, зал заседаний Верховного Совета СССР.
Сегодня исполнилось ровно три месяца со дня нападения гитлеровской Германии на Советский Союз – и в Большом Кремлевском Дворце, в зале заседаний Верховного Совета СССР, состоялась совместная сессия ЦК ВКП(б), секретарей республиканских и областных комитетов партии, исполкомов, а также председателей республиканских и облсоветов, Совнаркома и Верховного Совета СССР. Более двух тысяч человек, составляющих советскую элиту, заполнили[2] огромный зал. Настроение в этой массе было приподнятым, можно сказать, даже праздничным. Короткая, но ожесточенная война завершилась безусловной победой Советского Союза – примерно так же, как два года назад завершилось сражение при Халхин-Голе: враг признал поражение и даже, более того, отверг националистическую ересь, превратившись в нормальное социалистическое государство. Все в соответствии с довоенными теориями о классовой солидарности трудящихся и могуществе Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
И вот на трибуну поднимается Верховный Главнокомандующий, Вождь и Учитель, Лучший Друг Советских Физкультурников и т. д. Немного помолчав и обведя зал внимательным взглядом, советский лидер начинает говорить[3]:
«Товарищи! Соотечественники и соотечественницы!
Наступил великий день победы. Фашистская Германия, поставленная на колени Красной Армией и войсками наших союзников, признала себя побеждённой и подписала Соглашение о Присоединении, включающее в себя безоговорочную капитуляцию вражеских вооруженных сил. Сегодня территорию Советского Союза покинул последний германский солдат, и вместе с тем Красная Армия вступила в Европу, чтобы на своих штыках принести ее народам свободу от германской оккупации и гнета мирового капитала. Никогда больше европейским народам не будет угрожать война. Никогда на европейских полях сражений не будут рваться снаряды, а разноплеменные солдаты не будут гибнуть за прибыли владельцев заводов, газет и пароходов. Вместе с бойцами Красной Армии в Европу пришел не только наш самый справедливый общественный строй, но и вечный мир.
(Бурные аплодисменты)
Две недели назад, восьмого сентября, нашими союзниками был захвачен в плен Адольф Гитлер – так называемый фюрер германской нации, создатель человеконенавистнической расовой теории, поджигатель мировой войны и прямой виновник гибели миллионов людей. Это и стало последней соломинкой, которая сломала спину нацистскому верблюду, заставила германское командование признать очевидное и неизбежное поражение и отдать своим войскам приказ сложить оружие. В подтверждение этого факта одиннадцатого сентября на нейтральной полосе севернее города Орши, там, где в самом начале Смоленской битвы наши войска героически сражались против многократно превосходящих орд германских захватчиков, было подписано Соглашение о признании Германией своего поражения и ее присоединения к Советскому Союзу на правах ассоциированного члена.
Исполнение этого Соглашения началось немедленно сразу после подписания документов. Зная волчью повадку немецких заправил, считающих договоры и соглашения пустой бумажкой, мы не имели основания верить им на слово. Однако сразу после подписания соглашения немецкие войска во исполнение достигнутых договоренностей стали в массовом порядке складывать оружие и передавать нашим властям лиц, ответственных за злодеяния, совершенные против советского мирного населения и военнопленных. Это уже не пустая бумажка. Наша добрая воля в одной руке и тяжелая дубина в другой сделали немецких генералов вполне покладистыми и договороспособными. Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил исторический день окончательного разгрома гитлеровского нацизма, день великой победы советского народа над людоедскими, человеконенавистническими идеями расового превосходства. Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов, объединенных идеей совместного труда ради общего блага и безопасности.
Начиная эту войну, Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчленение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: «Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться». Это было всего три месяца назад. Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться, – ход войны развеял их в прах. На деле получилось нечто прямо противоположное тому, о чём бредили гитлеровцы. Германская армия разбита наголову. Германские солдаты складывают оружие и не солоно хлебавши возвращаются в свой фатерлянд. Нет у нас здесь для них обширных поместий с покорными рабами, а есть только бескрайние поля, густо усеянные березовыми крестами. Советский Союз торжествует победу, но он не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию. Перевоспитанием заблудшего немецкого народа в правильном духе интернационализма и солидарности займутся наши братья из космических далей, которые плечом к плечу встали вместе с советским народом в его исторической борьбе против коричневой чумы двадцатого века и присоединились к Советскому Союзу на правах автономной самоуправляемой единицы. Теперь нам осталось только одно дело – судить Гитлера, а также его сторонников и пособников, отрытым справедливым судом, который установит и публично огласит все обстоятельства заговора, приведшего к величайшей мировой трагедии.
Некоторые, в том числе и за рубежом, могут сказать, что наша победа была достигнута чужими руками, но это совсем не так. Никакой космический крейсер ничем не смог бы помочь Красной Армии, если бы она сама не нашла в себе силы опомниться после вероломного нападения, обернуться навстречу жестокому врагу и дать ему бой не на жизнь, а на смерть. Не на высоте оказались некоторые наши генералы, в душе так и оставшиеся царскими унтерами; зато рядовые бойцы и их командиры дрались с врагом яростно, даже, можно сказать, самозабвенно. Космическая штурмовая пехота и егеря поддержали, а их тактики направили этот отчаянный порыв, который сумел сорвать планы гитлеровских генералов и привести вражескую армию к быстрому и катастрофическому поражению. Мы победили бы и без помощи извне, но эта победа стоила бы нам долгих лет войны на истощение, миллионов погибших солдат и мирных жителей, огромных разрушений, а самое главное, нам пришлось бы пойти на поклон к нашим злейшим врагам, британским и американским капиталистам.
(Бурные аплодисменты)
Как известно, в иностранной печати уже не раз высказывались утверждения, что советский общественный строй является «рискованным экспериментом», обречённым на провал, что советский строй представляет «карточный домик», не имеющий корней в жизни и навязанный народу органами Чека, что советское многонациональное государство представляет «искусственное и нежизненное сооружение». Они утверждали, что достаточно небольшого толчка извне, чтобы этот «карточный домик» разлетелся в прах, что в случае каких-либо осложнений Советский Союз ждёт судьба Австро-Венгрии, потому что его развал якобы неотвратим.
Теперь мы можем сказать, что война опрокинула все эти утверждения как беспочвенные. Война показала, что наше многонациональное социалистическое государство является вполне жизнеспособной и устойчивой формой организации общества, выросшей из недр народа и пользующейся его могучей поддержкой. Более того. Теперь речь идёт уже не о том, жизнеспособен или нет социалистический общественный строй, ибо после наглядных уроков войны никто из скептиков не решается больше выступать с сомнениями насчёт жизнеспособности нашего общественного строя. Теперь речь идёт о том, что социалистический общественный строй оказался лучшей формой организации общества, более устойчивым, чем любая форма капиталистического общественного строя. Наша победа означает, что наше многонациональное социалистическое государство выдержало все испытания войны и доказало свою жизнеспособность.
(Бурные и продолжительные аплодисменты)
Некоторые могут спросить: а какой строй и какое государство у них – наших союзников из космоса? После долгого размышления был сделан вывод, что их общество, так же как и наше, носит социалистический характер. Они, так же как и мы, не делят людей по расам, классам и религиям. Они, так же как и мы, обеспечивают свой народ всеобщим бесплатным медицинским обеспечением и средним образованием, вне зависимости от происхождения. Они, так же как и мы, считают, что каждый гражданин должен трудиться на общество в силу своих способностей и получать за это от общества в соответствии со своими заслугами. Так же как и мы, они считают, что власть должна действовать в интересах всего народа, а не отдельных групп населения. Таким образом, получается, что государство наших союзников тоже до предела социалистическое, только слегка задрапированное феодальной фразеологией. О том, что это именно фразеология, говорит то, что ни один из их так называемых «титулов» не передается по наследству. Каждый их гражданин, в какой бы семье он ни родился, так же как и у нас, начинает свою жизнь с чистого листа. И это значительно лучше, чем тот феодализм, лишь слегка замаскированный марксистско-ленинской фразеологией, который мечтают построить у нас некоторые товарищи, которые нам совсем не товарищи. Это когда все лучшее им и их детям, а остальным – то, что осталось.
В связи со всем вышесказанным и нам есть чему поучиться у товарищей из космоса. В их обществе нет людей, которые бы занимали посты не в соответствии со своими талантами и возможностями, а по родству, знакомству, или из-за «правильного» происхождения, или умения произносить ничего не значащие, но идеологически верные речи. Мы в своей повседневной жизни должны поступать точно так же. Слишком дорого могла нам обойтись глупость и нераспорядительность некоторых функционеров, прикрывавшихся, будто фиговым листком, густой марксистско-ленинской фразеологией. Но мы-то видим, где у нас дела, а где лишь трескучие фразы. Недопустимо такое положение, когда за трескучими, идеологически выдержанными фразами мы не видим отсутствия реальных дел. В ближайшее время, товарищи, я вам обещаю – положение с управлением в советском государстве радикально улучшится и весь наш советский народ почувствует, что жить ему стало лучше, жить стало веселее.
Итак, товарищи! Период войны в Европе кончился. Начался период мирного развития и бурного научного и промышленного роста. Каждое последующее поколение советских людей будет жить лучше, веселее, интереснее, чем предыдущее.
С победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!
СЛАВА НАШЕЙ ГЕРОИЧЕСКОЙ КРАСНОЙ АРМИИ, ОТСТОЯВШЕЙ НЕЗАВИСИМОСТЬ НАШЕЙ РОДИНЫ И ЗАВОЕВАВШЕЙ ПОБЕДУ НАД ВРАГОМ!
СЛАВА НАШЕМУ ВЕЛИКОМУ НАРОДУ, НАРОДУ-ПОБЕДИТЕЛЮ!
ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ, ПАВШИМ В БОЯХ С ВРАГОМ И ОТДАВШИМ СВОЮ ЖИЗНЬ ЗА СВОБОДУ И СЧАСТЬЕ НАШЕГО НАРОДА!
Аплодисменты после завершения речи Верховного Главнокомандующего были уже не такими бурными, как первоначально, но не менее продолжительными. В то время как большая часть присутствующих самозабвенно хлопают любимому Вождю, другие (в основном члены ЦК второго эшелона и часть депутатов Верховного Совета, до которых еще не дошли профориентационные чистки) начинают беспокойно озираться, будто хищные пушные зверьки, почуявшие западню. Но все это уже в пустой след. Еще при прохождении мандатной комиссии все они были просканированы, персонально идентифицированы – и теперь, в тот момент, когда речь Вождя вызвала в слушателях сильнейший эмоциональный отклик, установленная в зале психосканирующая аппаратура сняла массив данных и с привязкой к персоналиям по выделенному каналу связи переправила на профориентационный комплект, установленный на даче Вождя. Отныне не останется ничего тайного, что не стало бы явным, и застарелая троцкистская фронда в руководстве партии большевиков умрет в полном соответствии с законами времени.
Но это случится позже. А пока что тот, кто заманил всех тайных и явных врагов в добротно сделанную западню, торжествующе улыбается в рыжеватые усы. Он только что сделал большое дело и непререкаемо уверен в своей правоте. Срочно провести эту работу Вождя убедили не столько лекции Малинче Евксины о необходимости кадрового укрепления управленческой пирамиды Советского Союза, сколько зловонные гнойники, вскрывшиеся в последние месяцы в результате расследования Льва Мехлиса в Ленинграде, а также после смерти Никитки на Украине. По результатам набега Мехлиса на Кировский завод товарищ Жданов был вызван на дачу в Кунцево, рассмотрен под микроскопом (то есть профориентационным комплектом) и переведен из категории «вернейший соратник» в категорию «третий сорт не брак». А все потому, что и в Ленинграде и Киеве удалось выявить формирование устойчивых партийных группировок предназначенных к схватке за власть после его, Сталина, смерти. А это совсем не тот процесс, который можно признать позволительным.
Как был разбит внешний враг – точно так же будут уничтожены и преданы забвению деятели, намеревавшиеся превратить строящийся социализм в личную кормушку. Год очередного великого перелома настал. Правда, еще остаются Литвинов в Америке и Майский в Великобритании, а также мелкая шушера, окопавшая по наркоматам, районным, городским и заводским комитетам, но до нее руки дойдут уже в рабочем порядке, без криков, лозунгов и штурмовщины.
22 сентября 1941 года, 17:05. Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина, рабочий кабинет Вождя.
Присутствуют:
Верховный Главнокомандующий, нарком обороны и Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) – Иосиф Виссарионович Сталин;
Нарком внутренних дел – генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия;
Нарком госконтроля – Лев Захарович Мехлис;
Старший (и единственный) социоинжинер «Полярного Лиса» – Малинче Евксина.
Люди, собравшиеся в кабинете вождя, занимались почти тем же, чем и школьники, отбывающие субботник на овощехранилище. Только те в таких случаях обычно сортируют картошку или другие корнеплоды, а Сталин с соратниками перебирал советскую элиту, деля ее на три категории.
В первую категорию, самую большую, пошли твердые, красные и хрустящие, безо всяких признаков болезни левизны и троцкизма, люди – те, что преданны советской идее, но без излишнего фанатизма. В переходной период они будут послушно выполнять все указания товарища Сталина. Их не покоробит вид погон на плечах советских бойцов и командиров, и они не будут плеваться от имен Александра Невского, фельдмаршалов Суворова и Кутузова, а также императора Петра Великого… В дальнейшем годных «элитариев», в свою очередь, предполагалось разделить на следующие категории: чистые исполнители и те, кому можно доверить самостоятельное дело, а также достигшие служебного «потолка» и те, кому еще есть куда расти.
Таких – правильных – управленцев в советской элите пока большинство, иначе ей не удалось бы провести индустриализацию и в нашем прошлом победить в большой войне. Но достигалось это преимущество крайне непроизводительным путем, ибо механизм, предназначенный отбрасывать в сторону отработанный шлак, зачастую хватал здоровые элементы системы, и исправить эти ошибки чаще всего уже не удавалось. Доносы в условиях советской действительности писались по любому поводу, зачастую не связанному с политикой. Подковерная борьба между различными научными школами, наркоматами и даже хозяйствующими субъектами в Советском Союзе имела свои жутковатые особенности. Сотрудники НКВД, в массе своей малограмотные и не разбирающиеся в сути вопроса, вносили в ряды специалистов хаос и опустошение, восполнить которые не всегда было возможно.
В другую кучку пошли идейные твердокаменные ленинцы, недорезанные леваки и прочие троцкисты. Если речь шла о деятелях республиканского или областного звена, то Малинче Евксина в качестве дополнительных материалов извлекала из архивов результаты глобального психосканирования территории СССР по областям. И общий уровень оптимизма, и лояльность к советской власти в границах земель, подвластных этой категории руководителей, почти всегда были хуже, чем в общем по стране. Причинами таких явлений, как правило, были перегибы текущей политики, волюнтаризм, низкая грамотность такого рода руководителей, бравирующих этим обстоятельством («мы академиев не кончали»), ну и палочные методы выполнения и перевыполнения планов, зачастую составленных без всякой связи с реальными возможностями вверенных им территорий.
Пятнадцать лет спустя эта публика, изрядно размножившаяся из-за военных потерь, понесенных управленцами первой категории, должна была бы поддержать Хрущева в его развенчивании «культа личности» и огульном охаивании всего сделанного Сталиным, что в итоге, еще через тридцать пять лет, привело к краху СССР. Вождь был удивлен, можно даже сказать, шокирован тем, сколько таких функционеров сумели проскочить через жернова предшествующих чисток и затаиться внутри партии в ожидании лучших для себя времен. Партийный организм, казавшийся здоровым и готовым к тяжелым испытаниям, по факту оказался зараженным огромным количеством смертоносных бацилл… Но теперь все будет совсем не так, как в нашем прошлом. И Хрущева уже нет, и его несостоявшихся сподвижников вместо карьерного роста ожидает следственная тюрьма на Лубянке, откуда они выйдут только к расстрельному рву или, в лучшем случае, на лесоповал.
В третью категорию попали функционеры, в своей деятельности руководствующиеся не идейными соображениями (неважно, правильные они или нет), а личными шкурными интересами. Таких деятелей в советской системе государственного управления еще совсем немного, потому что пока они предпочитают не партийно-государственную, а хозяйственную стезю. Вот там они кишат как опарыши в выгребной яме, ибо если правоохранительная система увязла в борьбе с врагами народа, ей становится не до расхитителей социалистической собственности.
В партийно-государственной системе их время настанет позже, когда сначала естественным путем иссякнут управленцы сталинской формации, а вслед за ними, обанкротившись вместе со своим шефом, лет через десять сойдут со сцены и хрущевцы-троцкисты. И вот тогда, если верить Синей Книге (а не верить ей Сталин не мог), настанет время безудержного хапка на всех уровнях советской управленческой пирамиды: от генсека товарища Брежнева до секретаря захолустного райкома. Эти люди построят коммунизм для себя лично и для тех, кто вошел в их номенклатурный кружок (при полуголодном существовании для всех остальных) – и сгинут из действительности одновременно с разрушенной ими советской системой.
И то, что сейчас управленцев-шкурников совсем немного и представляют они преимущественно Кавказ и среднюю Азию (где идейных товарищей вообще мало, а в основном имеют место приспособленцы), совсем не значит, что эту разновидность советских управляющих кадров можно оставить без самого пристального внимания. Тем более что в указанных национальных регионах местные кадры отличаются повышенной продажностью, так что с управленцами третьей категории рука об руку ходят разного рода местные буржуазные националисты. В отдельных случаях эти два сорта «врагов народа» уже слились в радостном экстазе, в других – только собираются это сделать.
Еще вначале, анализируя результаты глобального психосканирования, Малинче Евксина сказала Вождю, что, разделив некогда единое государство по национальному признаку на множество автономных частей, основатель страны Эс-Эс-Эс-Эр не приблизился, а только отдалился от цели формирования единой нации всех советских людей. Таким образом, племенная раздробленность, свойственная всем недоразвитым сообществам хумансов, оказалась включенной в основные постулаты новосозданного государства, что законсервировало ее на неопределенно длительный срок и в итоге привело советскую систему к краху. В момент, когда репрессивная машина органов перестала сдерживать центробежные устремления сформировавшихся национальных элит, страна Эс-Эс-Эс-Эр, вопреки воле большей части своего народа, распалась на множество национальных частей. Другой стороной этой системы является борьба с так называемым «русским великодержавным шовинизмом», которую до сих пор практикуют на местах власти некоторых национальных республик. А это уже прямой подрыв целостности и единства страны Эс-Эс-Эс-Эр, ибо общесоветский патриотизм, без которого невозможно ее существование, процентов на семьдесят-восемьдесят состоит из того же «русского великодержавного шовинизма». Именно отсюда проистекает ущемление в снабжении и развитии по сравнению с национальными окраинами большей части чисто русских территорий. И по этой же причине несколько областей с преобладанием русского населения были отданы под власть враждебных русскому духу национальных элит.
Рассмотрев все особенности предложенного анализа, а также исходные материалы, вождь советского народа проворчал, что сам он в то время был против раздела единой Советской России на множество национальных республик, считая необходимыми только национально-культурные автономии, но товарищ Ленин и иудушка Троцкий настояли на своем варианте развития советского государства. Путь, который предложил тогда сам Сталин, был охаян как «недопустимый имперский централизм», и если бы в марте двадцать третьего года Ильича не шарахнул третий инсульт, превративший его в подобие комнатного растения, еще неизвестно, что стало бы с будущим вождем советского народа. В итоге, оставшись без поддержки Ленина, Троцкий Сталину проиграл, да и не мог не проиграть, ибо по отношению к большинству рядовых партийцев был фигурой чуждой, если не враждебной[4]. Однако, к сожалению, содеянное им в паре с Лениным расчленение Советской России исправить уже не представлялось возможным.
На это Малинче Евксина ответила, что возможно исправить все, что еще не привело к смерти. Мол, имперская наука такое позволяет. Чтобы изменить политику в отношении распределения благ и вложений в развитие между центральными русскими территориями и национальными окраинами, достаточно распоряжений самого советского вождя. Для возвращения в состав Эр-Эс-Фэ-Сэ-Эр русских областей требуются «многочисленные просьбы трудящихся с мест». А вот для того, чтобы полностью изменить административное устройство страны Эс-Эс-Эс-Эр, приблизив его к имперскому образцу, нужен большой процесс над «врагами народа», который покажет любому непредвзятому зрителю, что власти национальных республик или уже скатились в буржуазно-национальный уклон или готовятся это сделать.
Именно поэтому заниматься функционерами-шкурниками по плану предстоит Льву Мехлису, точнее, этим займется подчиненный ему наркомат Госконтроля. В случае необходимости его люди смогут привлекать к работе «специалистов» из ГУГБ НКВД. Кстати, именно Мехлис оказался последним из приближенных к Сталину советских и партийных функционеров, кого Вождь лично посвятил в подробности истории с «Полярным Лисом». С удивлением и даже некоторым недоверием этот незаурядный человек рассматривал результаты собственного профориентационного сканирования. И только слова Хозяина о том, что лично для него этот факт ничего не меняет (мол, все это он, Сталин, знал и раньше, а чего не знал, о том догадывался), вывели наркома Госконтроля из состояния ступора.
– Ты, Лев, у нас человек-бульдозер, – сказал ему Верховный, собрав в стопку карточки людей, помеченных как «шкурники-националисты», – начисто сносишь все, что оказывается на пути. Так что в ближайшее время тебе предстоит поездка по горам Кавказа и азиатским степям. Большинство твоих будущих клиентов как раз оттуда. Но даже не это будет для тебя главным. Ты должен дать нам ответ – имеется там, на окраинах, у нас советская власть или же на местах господствует самый махровый феодализм, лишь самую малость прикрытый советской фразеологией. Данные дистанционного сканирования говорят, что никакой советской власти в национальных республиках у нас нет и не предвидится. Твоя задача – подтвердить или опровергнуть этот тезис. И будь осторожен, ты нам еще нужен. Арестовывать выявленных тобой кадров мы будем уже в Москве, когда твоя поездка завершится. А ты только смотри и не трогай ничего руками; в крайнем случае, если будет невмоготу, набей морду какому-нибудь стрелочнику, да только так, чтобы главные фигуранты не сумели понять, что ты их раскусил и готов действовать. А теперь бери документы и иди…
Когда Мехлис вышел, Сталин переглянулся с Берией и сказал:
– Как я понял, товарищ Малинче, в ближайшее время вы тоже собираетесь нас покинуть?
– Да, – просто ответила та, – инверсия дикого темного клана – весьма ответственная работа, и, к сожалению, у меня нет никого, на кого бы я смогла возложить эту обязанность. Но вы не переживайте, я вернусь как только смогу, и тогда мы с вами закончим начатое. И, кстати, плененный и перевербованный «Корсар», продемонстрированный вашему человечеству, послужит хорошим аргументом для скорейшей интеграции и всепланетного объединения. Ведь одно дело – наш «Полярный Лис», экипаж которого настроен к человечеству вполне лояльно, и совсем другое – неперевоспитанная матрона темных эйджел, не испытывающая к хумансам теплых чувств, а оттого способная нагнать страх на кого угодно.
– А ведь она права, – немного подумав, сказал Берия, когда Малинче Евксина вышла, – лучшего повода загнать всех под один каблук у нас не будет. Ведь не обязательно объяснять всем и каждому, что имперские товарищи с легкостью способны решить эту проблему…
– Имперские товарищи способны какое-то время партизанить и уклоняться от ударов, выигрывая время, необходимое нам для новой индустриализации, – набивая трубку, сказал вождь. – Лет за сто мы должны пройти путь, который у других цивилизаций уложился в тысячелетия. И только если мы успеем и выстоим перед неизбежным натиском, можно будет сказать, что этот шанс был дан нам недаром. Ты даже не представляешь себе, сколько это потребует работы от тебя, от меня и других таких же, кто встанет на своем месте и будет биться насмерть. Мы с тобой того дня, несмотря ни на какую стабилизацию, должно быть, уже не увидим, а вот товарищ Малинче будет все еще молодой, красивой и полной сил…
Немного помолчав, Вождь добавил:
– Когда она рядом, я забываю, что мне шестьдесят два года, что я дважды вдовец, что у меня есть взрослые сыновья и почти взрослая дочь. Быть может, после Стабилизации, когда я почувствую себя совсем молодым, то не смогу уже, наверное, держать свои чувства втуне, и это меня и радует и страшит, Лаврентий. Два моих брака оказались неудачными, и я не знаю, что обо всем этом подумает Василий, Светлана… и вообще, стоит ли переходить ту грань, которая отделяет служебные отношения от личных.
– Знаешь, Коба, – сказал Берия, – я не хотел бы давать тебе советы, тем более что ты все знаешь уже сам. Ну ты меня понял, да. Если упустишь товарища Малинче, то годы, которые добавит Стабилизация, превратятся для тебя в сущий ад. И за Василия со Светланой не беспокойся. Они тебя поймут.
