22:29 Анастасия Никитина. И.о. Бабы Яги | |
Анастасия НикитинаИ.о. Бабы Яги
Жанр: любовное фэнтези, попаданцыЖила-была Василиса. Не Премудрая, не Прекрасная. Просто Василиса Горохова, то есть, я. И вот в один далеко не прекрасный день, когда от моей жизни остались лишь осколки, меня вдруг назначили на новую должность. Мало того, к должности прилагались новый мир, могущественные враги и лохматые друзья. А ещё шустрая избушка, склочный леший и выводок богатырей-обалдуев. Ах, да… Любовь тоже прилагалась. Вот только что с ней делать, когда для навязанной должности предусмотрен строгий дресс-код: нос крючком, зуб торчком и костяная нога. М.: Альфа-книга, 2021 г. Серия: Романтическая фантастика Выход по плану: март 2021 Тираж: 2000 экз. ISBN: 978-5-9922-3222-6 Страниц: 282 Выпуск 601. Первый роман цикла «И.о. Бабы Яги». Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации В. Успенской. Содержание цикла: + Служебный роман Бабы Яги (2020) 1. И.о. Бабы Яги (2020) И.о. Бабы Яги
ГЛАВА 1. Поздравляем. Вы назначены– Как такое вообще могло случиться?! Я плавала на грани беспамятства, не чувствуя ни собственное тело, ни окружающее пространство. Кажется, даже дышать не было никакой необходимости. Вот только громкий визгливый голос раздражал до безумия. – Ты гарантировала положительный результат! Так откуда здесь это чучело?! Крикунье кто-то отвечал, но гораздо спокойнее, так, что слова до меня доходили, как невнятное «бу-бу». Зато уж солистка старалась за двоих. – Это результат?! Да как я, по-твоему, предъявлю это князю?! А Илюшка-то как обрадуется, когда такую образину увидит! Кровь?! Ну и что?! А всё остальное куда девать?! Ни рожи, ни кожи! А волосы?! Мне, что, сказать: «Ваша дочь случайно облезла, Светлейший князь! И поседела! Клочьями! Разумеется, исключительно от счастья лицезреть дорогого папашу!» Почему у неё волосы двухцветные?! «И зачем так орать? – мысли текли ленивым сиропом, не вызывая никаких эмоций. – Двухцветное мелирование с неровными прядями, между прочим, последний писк моды. У меня тоже такое. Было... И вообще... Подобранную посреди улицы тётку, конечно, не в частную клинику привезли, но и для муниципальной больницы обстановочка...» И тут меня кто-то встряхнул, насильно вытаскивая из уютного кокона бесчувствия. – Эй, ты! Я поморщилась и невольно открыла глаза. Точнее, я их открывала... Открывала... Открывала... И никак не могла завершить это простейшее действие, вытаращившись, как обалдевший баран. И было от чего. Во-первых, визгливая крикунья оказалась крикуном – толстячком-коротышкой в расшитом золотыми звёздами балахоне и остроконечной шляпе, залихватски съехавшей на затылок. И ладно бы только это. Но нет! Вместо облезлого больничного потолка, который я ожидала увидеть, надо мной нависали толстые балки, пучки каких-то трав и верёвок и, Господи, гадость-то какая, жирная летучая мышь! – Где я? Не самый оригинальный вопрос, но ничего лучше мои заклинившие мозги выродить не смогли. – О! Очухалась! – взвизгнул писклявый толстяк и, оттолкнув меня обратно на жёсткую лежанку, вытащил большой обшитый кружевами платок. Ощутимо треснувшись затылком, я подскочила обратно: – Да что вы себе позволяете?! –Значит так, Яга, – заговорил он, брезгливо протирая каждый палец и не обращая на моё возмущение никакого внимания. – Это – не годится. Тяни другую. – Какую-такую «другую», Мурлен? – фыркнула из угла не замеченная мной ранее старушка. – «Наречённая» потому и зовётся «наречённой», что её нарекли, а другой нет и быть не может! Пропустив мимо ушей странный диалог, я во все глаза уставилась на... На Ягу! Самую настоящую сказочную Бабу Ягу: с бородавкой на здоровенном крючковатом носу и одним-единственным зубом, выпирающим изо рта. Даже, гроссбух мне на макушку, костяная нога в наличии имелась: торчала из-под цветастого подола и весело постукивала косточками. – Я Мерлин! Сколько раз повторять?! – побагровел крикун и брезгливо скривился, наткнувшись на меня взглядом. – Это – можешь оставить себе на жаркое. По косточкам покататься-поваляться... Ну, сама разберёшься. – Да уж разберусь, разберусь, Мудлен, – ухмыльнулась бабка, цыкнув зубом. – Я Мерлин! – снова взвился тот. – Не «Мурлен»! Не «Мудлан»! Мер-лин! – Ну, да. Ну, да, – закивала Яга с таким видом, что даже до меня дошло: у неё есть ещё не одна гениальная интерпретация знаменитого имени. Толстяк, судя по всему, тоже об этом догадался и продолжать дискуссию не стал. Развернувшись на каблуках, он величественно зашагал к низенькой двери, всем своим видом демонстрируя оскорблённое достоинство. Почти получилось, если не считать, что у самого порога задравший нос дурень запутался в полах собственного балахона и в проём вылетел буквально кувырком под ехидный хохот Яги. Я и сама не сумела сдержать смешок, слишком уж потешно выглядели длинные панталоны в крупный цветочек, обнаружившиеся под задравшимся подолом колоритной мантии. Впрочем, улыбка моментально испарилась, стоило мне перевести взгляд на весёлую старушку. Что там этот Мудлин говорил про жаркое и косточки?! – Э... – Хе-хе, – Яга поднялась и обошла вокруг по дуге, внимательно меня разглядывая. – Мерлин, конечно, муд... Хе-хе. Но в чём-то он прав. Неказистая наречённая, а, Вась? – А... – опешила я. Откуда бабка знает, как меня зовут?! Меня только бывший муж настоящим именем звал, всем прочим я представлялась Валентиной. – Молчи уж, – отмахнулась она. – Сама вижу, что сладкоголосой тебя не назовёшь. – Да кто вы все такие?! Где я?! – мне наконец-то удалось выдавить из себя хоть что-то членораздельное. Но на ведьму это не произвело никакого впечатления. – На Премудрую тоже не похожа. А на Прекрасную тем более... Что ж ты за Василиса такая неудачная? Васька! Вылезай! Думу думать будем! «Откуда вылезать? Вот она я, с места не двигалась и никуда не влезала. Бредит бабуля? – сообразив, что прямо сейчас жаркое из меня делать никто не собирается, я немного осмелела, и в голову тут же полезли вопросы разной степени безумности. – Бабка чокнутая? Или я свихнулась. Лежу себе сейчас в психушке и мультики смотрю под коктейлем из какой-нибудь дряни успокоительной?» – Васька! – уже сердито позвала Яга, заставив меня подскочить. Ворох тряпья на лавке зашевелился, и оттуда высунулась совершенно чёрная кошачья морда с зелёными глазищами. – Мря? – Ты не мрякай! – цыкнула зубом старуха. – Этот мрякает, та мычит. С ума сойдешь тут с вами и не заметишь! Ни минуты покоя... И тут, словно подтверждая картинные стенания бабки, в дверь громко постучали. – Кого ещё нечистый принёс?! – рявкнула ведьма. Да как рявкнула: миски на столе, и те подскочили, а кот так вообще молниеносно исчез в тряпках, словно и не было его. – Ягуся, – позвали с улицы таким густым басом, что мне показалось, будто в избушку стучится здоровенный шмель. – Ох ты, батюшки! Погоди, касатик! Не одетая я! – всполошилась карга и заметалась по комнате, забыв и о коте и обо мне. Я о себе напоминать старой ведьме по понятным причинам не спешила. Во-первых, всё ещё не решила, кто здесь чокнутый – я или все прочие. А во-вторых... Во-вторых, непонятно, кому вообще напоминать: на моих глазах от «старой ведьмы» оставалось всё меньше и меньше. Сперва в глиняный горшок на полке полетела здоровенная бородавка вместе с огромным шнобелем и кривым зубом, непонятно каким образом сменившись вполне себе приличным носиком. Костяная нога и латаная юбка отправились в большой сундук. Туда же бабка... Да нет! Уже совсем не бабка... Короче говоря, пару минут спустя у маленького зеркальца крутилась брюнетка лет тридцати в джинсах и тесноватой розовой футболке. – Так вы актёры! – облегчение, сквозившее в каждом звуке, мне скрыть не удалось. – Ну, наконец-то разобралась. Здорово как сыграли. И зуб такой натуральный... Прям, ух! Представляете, я уже почти поверила, что стала какой-нибудь попаданкой... Бывшая старуха медленно обернулась, будто только сейчас вспомнила о моём существовании. Слова застряли в горле под пристальным взглядом чёрных глаз. Я невольно вжалась спиной в тёплый бок печки: что теперь-то не так?! – Актёры, говоришь? – она заливисто расхохоталась. – Ягуся! – снова понеслось из-за двери. – Где моя ведьмочка? – Мама... – выдохнула я, заметив, как зрачки «Ягуси» сузились в две тонкие полоски, как у кошки. – Не, я бы такую дочку в колыбели придушила, – мотнула головой ведьма и смерила мою тушку таким оценивающим взглядом... Гроссбух мне на макушку, чувство было такое, будто на мне этикетки висят: корейка там, лопатка и прочий филей. Но прежде, чем я успела завизжать от ужаса, она отвела глаза. – Годишься! – На жаркое? – пискнула я. – Тьфу, ты, дура, – скривилась Яга. – На замену мне годишься. – Я? – Нет! Васька, кот мой, – снова обозлилась ведьма. – Мне отдохнуть надо. Медовый... – Ягуся! – перебил настойчивый шмель. То есть, гость. – Я вхожу! Ух, ты. А она пищать умеет не хуже меня. Дверь распахнулась, и в комнатушке сразу стало тесно: появился мужчина. Нет, не так. Это был Мужчина. Огромный, что называется, косая сажень в плечах. Лапищи, как ковши экскаватора. Борода – чёрная лопата, и не какая-то там сапёрная лопатка, а совковая, для уборки снега. «Вот это мужичище, – мелькнула в голове шальная мысль, пока я, разинув рот, смотрела на это чудовище. Восхищение длилось всего несколько секунд, пока ведьма с воплем «Касатик!» не повисла у гостя на шее. Только тут до меня дошло, что дядька в ширину куда больше, чем в длину – Яге он утыкался макушкой в подмышку. Не удержавшись, слишком уж оригинальной оказалась парочка, я неприлично громко расхохоталась. – А это кто, Ягуся? – поинтересовался коротышка. – Это... – ведьма снова смерила меня тем самым взглядом. Смеяться тут же расхотелось. – Это наш медовый месяц. – Чего? – в один голос выдали мы с дядькой, но ведьма уже походу всё решила. – Она меня тут подменит. Так что можем лететь. – Куда?! – мой затравленный писк потонул в басистом рокоте. – На курорт, – безапелляционно выдала Яга. – Но, э-э-э... – Что «э-э-э»? – притопнула ногой ведьма. – Замуж меня взял?! Курорт обещал, когда заместитель мне найдётся? – Ну... Да, – пробасил дядька. Он явно прифигел не меньше меня и, так же, как я, противостоять напору хозяйки даже не пытался. – Вот! Значит, полетели! – не интересуясь ни мнением мужика, ни, тем более моим, Яга вытолкала нас обоих из избушки. – Василиса. На тебе всё хозяйство. Смотри, вернусь, каждую щель проверю! – Да какое хозяйство?! – кое-как совладала с одеревеневшим языком я. – Думаете, если спецэффектов наворотили, так всё можно? Не буду в вашем дурацком шоу сниматься! Я никаких контрактов не подписывала! Ищите другую дуру! А мне домой пора! Где тут выход?! – А выход отсюда только я знаю, милая моя, – вкрадчиво проговорила Яга. Трава вдруг взметнулась вверх, намертво спутав мне ноги. Я с визгом рухнула на землю. – Сюда не так просто попасть. Но уйти отсюда ещё сложнее, – продолжала она. – Сказки в детстве читала? Как добрый молодец к бабушке Яге пришёл, а она ему и баньку, и стопочку, и клубочек волшебный с мечом-кладенцом поднесла. Читала? – Читала, – сглотнула я. – Молодец, – осклабилась ведьма. – А теперь забудь! За просто так – ничего не бывает. Ни баньки, ни клубочка. Да и я не страхолюдская бабка. Хочешь от меня службу? Сперва мне службу сослужи. А там уж долг платежом красен. И я тебе сослужу: домой отправлю. Если захочешь. Согласна? – Так я же не ведьм... Не колдунья, – сдалась я. Что бы тут ни творилось – на шоу это никак не тянуло. Скорей уж на постановку больного на всю голову психа. А с психами, как известно, не спорят. – Придет какой-нибудь Иван-царевич, а у меня ни клубочка, ни баньки. – Банька – за огородом, – отмахнулась Яга. – А клубочков полная корзинка в горнице. Да и вряд ли кто тебя потревожит – не сезон. Ну, так как, по рукам? Я обвела взглядом тёмную стену леса за забором, покосилась на траву, буквально пришившую меня к земле, и со вздохом кивнула: – По рукам. – Вот и отлично! – обрадовалась ведьма. Травинки тут же обмякли, отпуская мои уже успевшие занеметь ноги. – Огород поливать не забывай и Ваську корми. Полетели, касатик! Дядька, словно команды ждал, тут же взвился в воздух. Борода на глазах выросла метра на три. Пока я таращилась на это диво, Яга ловко скрутила из волосатой верёвки петлю и встала в неё одной ногой. – Не очень удобно, но зато ступу прятать не придётся, – подмигнула она мне. – Вперёд! Минуту спустя я осталась одна. – Ваську кормить не забывай! – донесся откуда-то сверху затихающий голос ведьмы. – И богатырей! – вторил ей бас муженька. – Каких богатырей?! – заорала я. Но меня, разумеется, никто не услышал: проклятых колдунов и след простыл. – Сметану я люблю холодненькую. Из погреба. Так что не вздумай мне кислятину подсовывать, – мимо меня проследовал жирный чёрный котище размером с хорошую овчарку и скрылся где-то за домом. Чувствуя, как к горлу медленно подступает комок запоздавшей истерики, я развернулась к домику и уставилась на две здоровенные когтистые ноги, торчащие из-под крыльца. Я завизжала и, не разбирая дороги, ломанулась к видневшейся за избушкой калитке. «Только бы не заперто... Только бы не заперто...» Никаких замков не предусматривалось. Не сбавляя скорости, я вылетела со двора ошпаренной курицей. И встала как вкопанная. В десятке шагов от забора начинался лес. Тот самый «тёмный и густой» из сказок. Такой густой, что даже мне с моим тридцать шестым размером было не протиснуться между тесно стоявшими стволами. Насколько темно может быть в таком лесочке, я проверять не стала и резво развернулась на сто восемьдесят градусов. И, на этот раз без посторонней помощи, плюхнулась в траву: на калитке в аккуратной рамочке из костей висела табличка: «Приём принцев, дураков и сироток каждое полнолуние с двенадцати до трёх. Иванушки и Алёнушки обслуживаются вне очереди». – Ну, мать... Ты попала, – успела пробормотать я прежде, чем отключиться. ГЛАВА 2. Вступление в должность Я очнулась от холода. Небо над головой окрасилось багровым заревом заката. Вечерняя роса промочила меня до нитки, да ещё и осела влажной прохладой на лице. Я поёжилась и поспешно встала. Голова гудела немилосердно, но моя личная галлюцинация никуда не делась: ещё более тёмный, чем днём, лес за спиной и дурацкая табличка на калитке. К калитке прилагался высокий частокол с какими-то кругляшами на остриях. В лучах заходящего солнца они казались иссиня-чёрными и напоминали что-то очень и очень знакомое. Всерьёз испугавшись за остатки собственного психического здоровья, я не позволила себе додумать до конца, что же такое может болтаться на длинных палках, и быстро нырнула в калитку. Благо, рассмотреть дурацкую табличку ещё разок не представлялось возможным. Избушка стояла точно как в сказках: к лесу задом, ко мне... Тоже задом, поскольку я от этого самого леса и шла. «Замечательно...» – проворчала я и стала обходить голенастую громадину. Ага, как бы не так. Стоило мне дойти до угла, как домик со скрипом и скрежетом зашевелился и снова развернулся ко мне глухой стеной. Ещё две попытки обойти вредное строение тоже закончились ничем. Солнце уже почти закатилось. Его последние лучи выбивали из углов длинные чёрные тени, и в очерченной частоколом окружности становилось по меньшей мере неуютно. Мало того, у меня закоченели ноги в промокших джинсах, а в ветвях ставшего внезапно слишком близким леса зажглись красные огоньки. – Да стой, ты! – обозлилась я, в пятый раз безуспешно попытавшись догнать ускользающую дверь. Избушка покачнулась и со скрипом выставила вперёд одну куриную ногу. Я сморгнула и вытаращилась на здоровенную фигу, которую поганая деревяшка умудрилась сложить из четырёх узловатых когтистых пальцев. – Всю жизнь умные книжки читала? – мимо прошествовал уже знакомый чёрный кот. В темноте зелёные глаза буквально горели каким-то потусторонним пламенем. – Чи-читала, – выдавила я из себя. – А какие? – он теранулся об моё бедро, едва не усадив в мокрую траву. – Учебники, – отозвалась я, лихорадочно соображая, чем бы произвести впечатление получше. – И налоговый кодекс... – Ну, хоть читала, уже хлеб. А то был у нас тут один. И как только добрался? Всё Ягу убеждал, что книжки – ахре... охре... Тьфу ты! Не выговорить! Что не нужны книжки людям, в общем. – Анахронизм? – подсказала я. – Ага, – обрадовался кот. – Охренизм этот самый... Он ещё доказал, что леший и русалки нам только мерещатся, а Змей Горыныч вымер сколько-то там лет назад. Умный дядька. Был. – А что с ним случилось? – спросила я. – Так и остался на дворе ночевать. – И как? – с долей облегчения уточнила я. Судя по фиге, шустрая изба и меня сегодня привечать не собирается. – Не знаю, – мурлыкнул кот. – Утром его тут уже не было. – Ушёл? – Да не. Леший заигрался, завел его в болото. А там ключ и озерцо. Ну, и русалки, куда ж без них. Горыныч потом ещё долго жаловался, что у него брюхо хихикает... – Брюхо хихикает? – эхом повторила я и, подскочив на месте, бросилась к избушке. – А ну, стой, курица бревенчатая! – Ну, побегай, побегай, – бросил мне вслед кот. – Съедят уставшей, зато согревшейся. Горыныч у нас мороженое мясо не любит. Я пропустила колкость мимо ушей, заходя на третий круг. Мы с вредной избой уже могли бы поспорить с таинственными отметинами где-нибудь на полях Аризоны. Только там были просто круги, а у нас вытоптанная упрямым строением плоскость и полоса, набеганная мной вокруг. Впрочем, от этой беганины была и польза. Я действительно согрелась. Заодно и мозги оттаяли: «Это же какая-то дурацкая сказка! Значит...» Я остановилась, в сотый раз рассматривая заднюю глухую бревенчатую стену, и, чувствуя себя полной идиоткой, внятно проговорила: – Избушка, избушка, повернись ко мне задом, а к лесу передом! Изба заскрипела, как сотня несмазанных дверей, затряслась так, будто вот-вот развалится, но не сдвинулась ни на градус. А кот... Вы знали, что коты умеют смеяться? Вот и я не знала. А они умеют. Ох, как они, сволочи хвостатые, умеют. По крайней мере, один из них, тот, что только что от хохота свалился с частокола. – Ну, что теперь-то не так?! – взвыла я. – Знаешь... – отозвался котяра, кое-как прочихавшись. – В жизни бы не стал помогать пришлой девице. Но чую, что ты меня уморишь своими потугами, прежде чем сама наконец сгинешь. А мне ещё за Грань рановато. Есть у нас ещё дома дела. – Чего? – вытаращилась я. Слишком уж знакомо прозвучала последняя фраза хвостатого насмешника. – Чего-чего... Да ничего, – проворчал кот. – Что попросила, то и получила! Я сморгнула. Потом ещё раз. А потом разом вспомнила десяток слов из тех, которые никогда не знала. – Избушка, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом! На этот раз вредное строение повернулось. И дверь была приветливо распахнута. Порадовавшись, что в нормальной жизни регулярно посещала спортзал, я полезла на первую ступеньку крыльца, маячившую где-то на высоте груди. Я что-то сказала про «приветливо»? Забудьте. Я поняла, как погорячилась, едва оказавшись в маленьких сенцах. В шустром домике царил ещё более промозглый холод, чем на дворе. Видимо, пока я гонялась за ускользающей дверью, помещение успело хорошенько проветриться. Едва я додумала эту мысль до конца, как пол под ногами заходил ходуном. Ругаясь сквозь зубы, я кувырком полетела куда-то в угол: избушка разворачивалась к любимому лесу. Кряхтя как столетняя бабка, я медленно собирала себя с пола. Каким-то чудом мне удалось ничего не сломать. Но о большую дубовую бочку, скромно стоявшую в уголке, я приложилась знатно. А самое интересное, что в бочке была вода, но на пол не выплеснулось ни капли. Да и прочие предметы обстановки не сдвинулись ни на миллиметр. Покачав головой, я наконец прошла в единственную комнату. Тут тоже ничего не изменилось. Разворошённые тряпки на лавке, тонкий домотканый половик на лежанке вплотную к печке, где я очнулась, казалась, несколько месяцев назад. На столе красовались крутобокий горшок и блюдо с единственным сморщенным яблоком. В животе тут же заурчало, напоминая, что я пропустила не только ужин, но и обед вкупе с завтраком. Яблоко, хоть и неказистое, оказалось неожиданно вкусным, и я схарчила его вместе с семечками за пару минут. Один хвостик остался. В горшке нашлось молоко. Но его я даже нюхать не стала – с детства терпеть не могу молочное. Побродив по комнате минут десять и убедившись, что ни в печи, ни в многочисленных сундуках нет ничего хотя бы на вид съедобного, я загрустила. Кроме того, ночной холод начал постепенно пробирать до костей. Поймав себя на том, что размеренно постукиваю зубами, я нашла на лавке дырявый платок и накинула на плечи. – Когда холодно, печку топят... В ворохе тряпья сверкнули зелёные глаза, которых, как и их обладателя, там ещё секунду назад не было. – Когда холодно, батареи включают! Или электрообогреватели! – огрызнулась я, с тоской поглядывая в маленькое окошко: солнце уже наполовину скрылось за деревьями. Ещё немного, и в дополнение к промозглому холоду в избушке наступит кромешная тьма. Додумавшись до такой простой истины, я забегала в полумраке, стаскивая на лежанку все тряпки, какие ещё могла увидеть. Большое лоскутное одеяло, почему-то засунутое под самый потолок, я стягивала уже почти наощупь. Сверху шмякнулось ещё что-то вроде шубы, и я соорудила себе подушку. Забравшись в импровизированную постель, я глубоко вдохнула, намереваясь успокоиться и ещё раз обдумать дикую ситуацию, в которую угодила. Секунду спустя отвратительное дребезжание заставило меня подскочить и кубарем вывалиться из уютного тряпичного гнёздышка. За окном ярко светило солнце, щебетали какие-то птицы, шуршал ветками узловатой яблони ветер. Я сморгнула: «Вот тебе и обдумала ситуацию...» Надеясь непонятно на что, я выглянула из окна. Но там за ночь ничего не изменилось. Тот же двор, частокол и непроходимый лес в качестве фона. «Хотели новую жизнь – получите, – проворчала я себе под нос, накинув на плечи давешний платок. – И как теперь выбираться обратно в старую?!» Но как я ни ломала голову, выход из сказочного театра абсурда не находился. То ли его просто не существовало, то ли мыслительному процессу мешал бурчащий от голода живот. Решив, что на пустой желудок всё равно ничего умного не придумаю, я влезла на лавку, нацелившись на высокую полку, где многообещающим рядком стояли пузатые горшки, аккуратно прикрытые лоскутами белого полотна. И тут снова задребезжало. Да так, что я чуть с лавки не сверзилась от неожиданности: по столу скакала железная тарелка. «А это мысль!» – сообразила я, смутно припоминая, что в сказках было что-то такое для пропитания, вроде горшок-самобранец, которому надо было велеть варить или не варить. «Только на дворе, – пробормотала я, – а то кто его знает, что там на самом деле сказать надо. Получится, как вчера с избушкой, и зальёт мне всю комнату супом... Или котлетами завалит...» Представив, чем будут пахнуть кубометров двадцать котлет, полежав в тепле денька два-три, я скривилась и повторила уже вслух: – Только на дворе. Растянув полотенце на манер ловчей сетки, я стала медленно обходить подскакивающую тарелку сбоку. Но в тот момент, когда я уже приготовилась красивым броском обеспечить себе пропитание, блюдо звякнуло особенно пронзительно и затихло. Зато под потолок избушки рванулся многократно усиленный женский голос. – Хорошо, что я автоответчик приладила! Не бойся! Не съест тебя блюдечко! Отвечай, давай, трусиха! Я вернулась к столу и заглянула в угомонившуюся тарелку. На дне, вместо возмечтанных мной котлет, красовалась физиономия безответственной девицы, бросившей меня здесь на произвол судьбы. – Не бойся, говорю! – рявкнула она, и её лицо стало вдруг вдвое крупнее, словно заработал зум в камере. – Да не боюсь я ничего! – возмутилась я. – Просто не понима... – Или это опять Васька, паразит, куда-то наливное яблочко закатил? – перебила Яга, словно и не услышав. – Скажи балбесу, что если не вернёт обратно, то я его на клубочки пущу! – Да не знаю я, где ваш кот! – начала было я, на всякий случай склонившись над сказочным смартфоном: мало ли, где у него микрофон запрятан. – И вообще... – Понятно, – кивнула девица, явно не услышав ни слова. – Ладно. Так слушай. Продукты в погребе, дрова в сарайчике у баньки. Горшки на полках не тронь, а то такого понаделаешь – век не расхлебаем. Если какой Иван или Алёнушка заглянет, всем по клубочку в зубы... То есть, в руки, и пусть идут лесом. Ах, да! Иванам можешь ещё и меч-кладенец выдать. В сенцах связка висит, найдёшь. И не забывай в бабку переодеваться! Узнают, что меня на месте нет – съедят тебя и не икнут. Надеюсь, это понятно? Нос и прочий реквизит я при тебе снимала, так что найдёшь. Ну, а для сложных случаев под печкой две бутылки стоят: большая и малая. Из большой засидевшихся гостей поить – потом кликнешь богатырей с берега, они тело вынесут. – Тело?! – ахнула я, едва не заглушив инструктаж ведьмы. Но, к счастью, та орала, будто пыталась докричаться до избушки с самого курорта. – Зелье хмельное, сама варила. С двух чарок даже Черноморчик вырубается и спит сутки. Так что от любого Ивана-дурака отделаться сможешь. А вторая бутылка малая. В ней морок жидкий. Глотнёшь его – внешне никто тебя от меня не отличит. Главное, языком ляпай поменьше, а ругайся побольше. Вернусь – сниму личину. Она помолчала и, словно оглянувшись через плечо, добавила совсем тихо: – Продержишься две недели, очень мне поможешь. У нас с Черноморчиком кризис в отношениях – быт замучил, знаешь, небось, как оно бывает. Смена обстановки и романтика – самое то. А как тут сменишь, когда что ни день, какой-нибудь дурак в калитку ломится. Вся романтика сразу вдребезги. Рожки да ножки остаются – ни покататься тебе, ни поваляться. Ну, в общем, ты тоже женщина, понимать должна. Не будет шума – любое твоё желание исполню, без дураков. Ведьмино слово даю. Тут она снова оглянулась через плечо и быстро свернула разговор: – И богатырей кормить не забывай! Изображение мигнуло и погасло. А я, будто сбросив какое-то наваждение, разразилась бранью, швырнув чёртову тарелку через всю комнату. – Поможешь?! Я тебе помогу! Я тебе так помогу! Желание она исполнит. Да засунь ты себе это желание... Я осеклась на полуслове: а почему, собственно, нет? Что меня там, в том мире, ждет? Номер в дешёвой гостинице? Так и он через неделю ждать перестанет. Я потрясла головой, пытаясь отогнать несбыточные мечты: «Волшебства не бывает!» – Ягуся о нас, грешных, вспомнила, – раздалось от двери, и на стол вспрыгнул котяра. – И как она там на куророртах? – Хорошо, – выдавила из себя я. А «несуществующее» волшебство в лице, то есть, в морде наглого здоровенного болтливого котищи сунулось в горшок и принялось что-то там громко лакать. Я покосилась на угол, куда улетело местное воплощение смартфона, потом на хвостик, оставшийся от вчерашнего яблочка, и снова выругалась: «Ну, что, и. о. Бабы-Яги, будем в должность вступать?» ГЛАВА 3. Есть женщины в русских селеньях... А я городская, блин – Вась, а Вась? – заискивающе позвала я. – А где тут магазин поблизости? Кот вынул морду из горшка, облизал мокрые усы и воззрился на меня наглыми глазищами. – Ну, лавка продуктовая, – попыталась перейти на сказочный я. – В смысле, харчевая лавка... Или как-то так... Окончательно запутавшись, я с надеждой посмотрела на кота. – Лавка? – степенно отозвался Василий. – Лавка есть. Недалеко. В городке ближайшем. – Тут и город есть? – обрадовалась я. – Отлично. Как туда добраться? – Тебе никак, – спокойно выдал нахальный зверь. – Забыла, что Яга наказала? Пока она не вернётся, тебе отсюда ходу не будет. – Так я и не пойду. Ты сбегаешь быстренько туда и обратно... Ты же говорящий, вот и закажешь. – А платить чем будешь, быстрая ты наша? Испугавшись, я похлопала себя по бокам и с облегчением нащупала в заднем кармане джинсов портмоне. И как только не выронила, пока за своенравным жильём гонялась? – Найду, чем. Ты сбегай. За час обернёшься? – За час? Смотри, – котяра прыгнул на подоконник. – Вот лес. Видишь? – Его, пожалуй, не заметишь, – фыркнула я, приплясывая на месте от нетерпения. – Пойду я прямо, до самых гор. Там поверну налево, и в двухдневном переходе будет перевал. Семь гор перейду и спущусь в долину. А там и до Речного царства недалеко. Семь рек только переплыть, и на месте. – Семь гор, семь рек... – повторила я, медленно закипая. – Ты издеваешься?! – С чего бы? Самой близкой дорогой с тобой делюсь. Седьмицы за две точно доберусь. – И ещё столько же обратно?! – возмутилась я. – Точно издеваешься! – А обратно мне не понадобится. Там уже Ягуся со своих куророртов вернётся и заберёт меня, бедолагу. Так что я лучше там где-нибудь и подожду. Целее буду. – С курорта, – машинально поправила я, припомнив нечеловеческий взгляд чёрных глаз. – Я и говорю: «с куророрта». Она сама так говорила. Мол, там полно куриц, но море и мужики – красивые. – У неё же Черномор есть, – опешила я. – Черномор у неё год есть. А про куророрты она всю жизнь свою ведьмину мечтала. – Понятно, – буркнула я, понимая, что поход в магазин откладывается на неопределённый срок. – И где нам едой разжиться? – В подпол заглядывала? – Подпол? – опешила я. – А где он? Покачав лобастой башкой, котяра спрыгнул с подоконника и откинул лапой тканый половичок. Под ним обнаружилось массивное кованое кольцо, приделанное к люку. Откинув крышку и уставившись в глубокий чёрный зев подвала, я слегка обалдела. Даже встала и вышла на крыльцо, чтобы убедиться, что две страшные куриные ноги никуда не делись. Ноги были на месте. Свесившись с крыльца, я извернулась и убедилась, что птичьи конечности, торчащие из деревянного основания, мне вчера не привиделись. Вот только располагались они там, где, по идее, должен был бы быть подвал, в который я пялилась двумя минутами ранее. – Магия, – с долей то ли издёвки, то ли сочувствия муркнул мне в ухо Васька и грациозно спрыгнул вниз. Решив, что в том абсурде, что творится вокруг, объяснение вполне имеет право на существование, я вернулась в комнату. Ну, что... Свечка нашлась. Зажечь её удалось неведомо как оставшейся в моём кармане зажигалкой. Сигареты, кстати, испарились в неизвестном направлении. Но курить почему-то не хотелось совершенно, и этой странности я только обрадовалась: давно мечтала бросить. По шаткой лесенке я осторожно спустилась в подпол и огляделась. Помещение оказалось едва ли не больше, чем вся избушка вместе с прихожей. Часть отделяла толстая кованая решётка, образуя подобие клетки. Слава богу, этот угол пустовал. Зато в других нашлось всё, что только можно придумать. Даже огромный ларь с функцией морозилки. Опасаясь что-то испортить, я набрала в прихваченную из коридора наверху корзинку немного картошки, положила в миску квашеной капусты и, взяв несколько яблок, выбралась обратно. А вот дальше начались проблемы. Русскую печь, занимавшую добрую треть комнаты, я до сих пор видела только на картинках. Я по уши извозилась в саже, задымила всю избушку так, что она расчихалась, и чуть не сожгла себе брови, когда, отчаявшись разжечь нормальный огонь, в сердцах плюнула на сложенные домиком щепочки, а они возьми да вспыхни зелёным пламенем. В общем, печь я кое-как разожгла, но мои злоключения на этом не закончились. Чугунный горшок с картошкой я переворачивала трижды. Два раза, даже не донеся до зева печки, и один раз внутри, залив с таким трудом разожжённый огонь. Благо, плевки своей зажигательной силы не потеряли и в мокрых угольях, так что шанс пообедать у меня всё ещё оставался. Когда мой будущий обед наконец водворился в местный аналог духовки, я чувствовала себя так, будто разгрузила вагон угля. Впрочем, и выглядела примерно так же: светлая футболка превратилась в подобие чёрного камуфляжа, мокрые и грязные джинсы отвратительно липли к телу, да ещё и в кроссовках хлюпала вода. Кот, явно решивший налаживать партнёрские отношения, любезно указал мне на сундук с одеждой, заверив, что Яга будет не в обиде, так как вещички остались ещё от её предшественницы и ни разу с тех пор не доставались. Обрядившись в белую с вышивкой рубаху и голубенький сарафан, я почувствовала себя полной идиоткой. Во-первых, никакой обуви я так и не нашла. А во вторых, попытавшись пройтись, я едва не расквасила себе нос, наступив на собственный подол. Как в таком одеянии забираться на высоченное крыльцо избушки, первая ступенька которого располагалась примерно на уровне груди, даже думать не хотелось. Хотя, если стоять и не двигаться, выглядела я очень даже неплохо. Аутентично выглядела, скажем так. Сложив грязные тряпки, ещё вчера бывшие вполне приличной одеждой, в уже послужившую мне корзину, я выставила их в коридор. «Вот когда приспичит в будочку у забора, тогда и стиркой займусь, – решила я, с отвращением выглянув из дверного проёма. И только я об этом подумала, как со двора донеслось: – Хозяйка! Я застыла посреди комнаты, не зная, за что хвататься. Ненавязчивое напоминание Яги не показываться никому на глаза в нормальном виде ещё не успело выветриться из памяти, но как перевоплощаться в старуху, я не представляла. – Яга! – снова застучали в калитку. – Ни схорониться тебе, ни затаиться! Пришла пора ответ держать! Я осторожно выглянула в окошко под прикрытием ситцевой занавески. Но никого не увидела. – Не пускай его, – сказал кот, неведомо как оказавшийся на печке. – Это леший пришёл. Опять какой-то поганки недосчитался. – Я тебе сколько мухоморов разрешал брать?! – словно подтверждая слова котяры, снова закричал невидимый гость. – Нисколько! Так почему... – О! Лешак! – крикуна перебили на полуслове. – Ты куда сбежал вчера? И сегодня... Эй! Стой! Из леса за частоколом донеслись какие-то щелчки, скрип и глухие удары, а потом всё стихло. – Что это было? – ошалело спросила я у кота. – А, – фыркнул тот, – богатыри развлекаются. Не обращай внимание. Это у них игра такая. «Оторви шишку» называется. Кто больше шишек с Лешего надёргает, тот и выиграл. – Понятно, – буркнула я, хотя не поняла ровным счётом ничего. «Какие шишки? Какие богатыри? Уж не те ли, которых мне велено кормить?» – я с сомнением покосилась на печку, где прятался чугунный горшок с моей картошкой. Что-то мне подсказывало, что «богатыри», кто бы они ни были, такую кормёжку не оценят. – А сколько их? – Тридцать три, – не замедлил с ответом кот. – Ветераны, те отдельно живут, на взморье. Ещё пара дюжин по городам и весям обретаются. Но тех только Черномор на службу призвать может, если беда какая приключится. Ну, и Яга, конечно, – тут он смерил меня скептическим взглядом. – Настоящая. – Нет, – решительно отказалась я. – Призывать мы никого не будем. А Яга как их кормила? – Она их не кормила. Их Черномор кормил. Они ж молодые да дурные. Как-то наказали горшочку варить, а сами в лес подались, силушку богатырскую показывать... – Чего делать? – Дурью маяться! Потом три дня из терема ту кашу выгребали. А прокислой гречей берег, наверное, с месяц вонял, если ни два. Вот с тех пор только Черномор горшочек и заваривает. Ну, или Яга, когда он по какой-то надобности отлучается. Да ты не думай. Они сами всё сделают. С мисками своими заявятся вовремя. Это они не забывают. – Вот оно что. Спасибо, – поблагодарила я хвостатого консультанта. – А я голову сломала, как кормить такую ораву. Где горшочек этот волшебный? Надо бы потренироваться. – Да вот, у печки стоит... – Кот свесил голову вниз и уставился на пустой уступ у лавки. – Стоял... – Это он тут стоял? – полезла в затылок я, уже подозревая очередную пакость. – Стоял, – подтвердил Васька. – И куда только делся... – эхом отозвалась я, и в этот момент раздался взрыв. За окном пошёл дождь из недоваренной гречневой каши, и весело застучали по крыше избушки сырые картофелины. «Кажется, без обеда осталась не только я», – подумала я, отлетая в дальний угол в обнимку с отскочившей заслонкой печки.
Рейтинг: 5/4
| |
| Всего комментариев: 0 | |