Индийский поход. Хорунжий

Отрывок из книги

Глава 1

Воздух над станицей Михайловской был сладким от запаха степного разнотравья, смешанного с дымком мангалов, безошибочно узнаваемым ароматом тутового самогона и пылью из-под копыт. Солнце, уже клонившееся к горизонту, заливало золотом клоунские папахи и нарядные бешметы собравшихся горластых, широких в плечах, веселых. Да и чего уж там... Хмельных. Праздник Совместного круга Донского и Кубанского войска большое дело. Приезжали отовсюду. С Ростова, Краснодара, Дона, с Кубани и Хопра. Даже из Калмыкии были казаки. Показать себя, на других поглядеть, вспомнить былое, выпить по-братски. Я сидел на лавке, чуть в сторонке от основной сутолоки, в тенечке от тополя, смотрел на пляски, слушал песни и чувствовал себя... пустым.

Мне шестьдесят семь. Полковник в отставке. Прошел Югославию, потом была Чечня и Сирия, как дембельский аккорд. Были ранения, больнички, пыль дорог, запах пороха и крови. Видел лица врагов и лица своих, искаженные страхом, болью, решимостью. Видел смерть. Свою чуть не встретил пару раз. По ночам снятся стрекот вертолетов, взрывы снарядов... Правда, все меньше и меньше. За жизнь не стыдно. Честно служил. Честно жил. Только вот... сейчас стало скучно. Огня в душе нет. Жена, светлая ей память, уже три года как умерла. Рак легких. Дети разъехались, у каждого своя жизнь, свои заботы, свои уже взрослые дети, мои внуки. Звонят, конечно, заботятся. Но я им не нужен, как раньше. Как и мне не нужен этот праздник, где все напоминает о том, что у меня было и чего уже нет. Осталась только оболочка старого солдата, который не знает, куда себя деть.

Рядом крякнул и плюхнулся Геннадий Ракитин, ровесник мой, тоже казак из донских, хоть и на Кубани осел. Тоже в отставке, понюхал пороху в свое время. Ворчливый, как большинство стариков.

Плеснул ему вина в пластиковый стаканчик из прихваченного из дома кувшина.

– Благодарствую! Гляди, Петр, гляди на этих орлов! – кивнул он на молодняк, что готовился к джигитовке. – Ишь, пыжатся! А рубка-то? Видал, как лозу секут? Три из пяти – мимо! Тьфу!

Я усмехнулся. Генка всегда был острым на язык.

– Ну, Геня, времена другие. Не наша это уже рубка. Кисть с детства нужно тренировать. А эти... Компьютеры у них, дроны, очки какой-то там реальности. Хрен разберешь. Шашкой теперь они только на парадах машут.

– То-то и оно! – возмутился Ракитин. – А как же традиции? Слава предков? Забыли! Какие традиции? Какая слава? Кубанки галуном обшили, да чтоб погуще! Медалей юбилейных понацепляли... Ряженые! Вона, стоят и пялятся, как дивчина шашки крутит, а сами...

Я показал на полянку, где под казацкую удалую мелодию, звучавшую из магнитофона, молодая девушка в черкеске лихо крутила две шашки, выписывая в воздухе сложные фигуры.

Гена помолчал, поскреб подбородок. Потом хитро прищурился.

– А давай-ка мы с тобой, Петр Васильевич, покажем им? Нам-то есть что показать.

Я поперхнулся вином.

– Ты с ума спятил, Геннадий? Мы? Да мы с тобой старые уже! Колени, спина... да и рука уже не та! Да и выпили уже. Опозоримся!

– Ничего, ничего! – отмахнулся он. – Рука помнит, Петр. А кони... попросим лошадок посмирнее. Ну, а? Давай, ради старых дней! Ради славы!

В глазах у него загорелся тот самый огонек, который я так давно не видел ни в чьих глазах, да и в своих тоже. Огонек авантюры, вызова, мальчишеского задора, который не вытравишь никакими годами и войнами. И мне вдруг стало... интересно. А почему бы и нет? Что я теряю? Скуку? Пустоту?

– Ладно, черт с тобой, старый ты хрен, – крякнул я, поднимаясь. – Только кобылу мне давай такую, чтобы еле ноги переставляла. Без фортелей.