Тропой мужества

Пролог

27 июня. 1941 года.

- Тебе расстаться со мною легко-о-о. Ты будешь завтра уже далеко-о-о. И что осталось от нежных сло-ов? И где же наша-а-а любовь?

- Курт! От твоего пения зубы ломит.

Дильс замолчал, рассматривая русскую винтовку – приклад расщеплен, затвор открыт и забит землей. Впрочем, оценивать повреждения не его дело. Кинув винтовку в общую кучу, он подобрал для осмотра другую, и вновь затянув привязавшийся мотив:

- Тебя любил я и тебе доверя-ял. Угодно судьбе, чтоб тебя потеря-ял? Но мой отве-ет - нет, нет и не-е-ет!

- Курт, сукин ты сын! Заткнись, ради всего святого!

- Ладно, Ральф, - отозвался Дильс, - помолчу, раз ты не любишь хорошие песни.

- Я люблю хорошие песни, - возразил Шультц. – Только ты подражаешь Руди Шрике, а выходит скрип старой мельницы.

- Тогда спой чего-нибудь сам.

- Аудитория моего пения не оценит, - усмехнулся Ральф, кивнув на мертвые тела. – Так что петь я не буду, и ты лучше помолчи.

Поле было изрыто, испахано, обезображено до неузнаваемости. Еще два дня назад тут простилался ровный луг, а сейчас остались одни воронки. Едко пахло сгоревшей взрывчаткой, порохом и вонью тления. Много истерзанных, разорванных пулями минами и снарядами тел, а погода стоит жаркая…

Русские держались два дня. Дрались ожесточенно, кидаясь в безнадежные контратаки. Гибли, но не сдавались. Пленных не было. Погибли все. Но и камрады потеряли тут до двух взводов убитыми и ранеными. После боя прошлись по разбитым окопам, добивая еще живых. Затем, унесли павших товарищей. А потом наступило время трофейщиков.

Винтовки, пулеметы, боеприпасы…

Все пригодится. Все пойдет в дело, ибо орднунг. Во всем должен быть порядок.