10:26 Виктор Тюрин. Свой среди чужих | |
Виктор ТюринСвой среди чужихавгустСудьба снова закинула Костю Звягинцева в немецкий тыл, где он участвует в боевой операции партизанского отряда и невольно становится участником секретной операции "Архив". Вместе с захваченным в плен полковником абвера он возвращается в Москву, где и находит секретный архив, который упорно искала советская контрразведка. В качестве награды его отправляют учиться в школу внешней разведки. Оказавшись по заданию в Швейцарии, после пяти месяцев работы за границей, Костя решает не возвращаться в Советский Союз. Благодаря знанию будущего и знакомству с крупным немецким промышленником, которому в свое время спас жизнь, Константин Звягинцев постепенно выстраивает мощную торгово-промышленную империю, имеющую филиалы в большинстве стран мира. М.: АСТ, СПб.: Издательский дом «Ленинград», 2019 г. Серия: Боевая фантастика Выход по плану: август 2019 ISBN: 978-5-17-118340-0 Страниц: 352 Второй роман цикла «Чужой среди своих». ГЛАВА 1 - Ну, здравствуй, лейтенант. - Здравия желаю, товарищ подполковник. Он внимательно посмотрел на меня, после чего сказал: - Похоже, у нас с тобой будет нелегкий разговор. Я промолчал. - Садись. В ногах, как говориться, правды нет, - и он сел, положив рядом с собой объемистый пакет, который держал в руке. Вслед за ним опустился и я на кровать. - Из рапортов мне известно, как погибли ребята. Ты ничего не хочешь добавить? - Что добавлять? Бумаги написаны с моих слов. - Ясно. К этому могу только добавить одно: найдены, опознаны и похоронены тела только трех человек. Михаила Кораблева. Павла Швецова. Григория Мошкова. Об остальных можно предположить, что гитлеровцы их тела просто закопали в лесу, - подполковник помолчал, потом продолжил. - Судя по твоему каменному лицу несложно догадаться, что ты думаешь, Звягинцев: опытных и проверенных людей взяли и послали на смерть. Так? - Разве не так? Вы сами прекрасно знаете, что у нас свои задачи, отличные от армейской разведки. И на своей работе мы принесли бы намного больше пользы, чем по-дурному умереть. - Выбирай выражения, лейтенант! Сейчас идет война! Тяжелая, суровая, на истребление, требующая от нас всего, без остатка! Или ты до сих пор этого не понял?! Взгляд у подполковника потяжелел, а голос стал злым. Слушая его, я, в свою очередь, тоже почувствовал злость, так как давно убедился, что командир имеет свой, самостоятельный взгляд на окружающую действительность и рассчитывал на его понимание, а он вместо этого стал мне читать прописные истины. Из-за этого мне захотелось его поддеть, уколоть побольнее. - Войну мы будем вести наступательно, с самой решительной целью полного разгрома противника на его же территории. Это выдержка из полевого устава РККА. А вот еще одна, из того же устава. В любых условиях и во всех случаях мощные удары Красной Армии должны вести к полному уничтожению врага и быстрому достижению решительной победы малой кровью. Как то они не сочетаются это с вашими словами, товарищ подполковник. Почему? Сказал и сразу подумал о том, что зря сказал. Эмоции до добра не доводят, да и тема скользкая. "Сейчас командир понесет на меня. И будет прав". Я уже приготовился к вспышке гнева, который прольется на мою голову, но к моему удивлению, Камышев как-то быстро взял себя в руки и продолжил разговор, как будто ничего не случилось. - Знаешь, Костя, как человек, который родился и воспитывался в стране Советов, ты ведешь себя так, словно не понимаешь простых вещей, которые советский человек впитывает с молоком матери. Я бы еще понял твои умственные завихрения, если бы ты воспитывался в буржуйской семье, но оба твои родителя настоящие, проверенные временем, верные делу партии коммунисты. Я даже знаю, что твой отец еще при царском режиме в тюрьме сидел. Понимаешь.... Как бы тебе это объяснить.... Сейчас у нас не может быть ничего своего личного, так как я, ты и миллионы других людей - мы представители советского народа. Мы все идем вперед, вместе шагаем к светлому будущему, и ты идешь с нами, вот только почему-то... не в ногу с остальными людьми. У тебя все как-то по-своему. Ты и с нами, и в тоже время... - сам по себе, - какое-то время он молчал, глядя на меня и пытаясь понять какое впечатление произвели его слова, но, не дождавшись никакой реакции, продолжил. - Ладно. Не о том я хотел сказать. Сейчас идет война, Костя, и наши жизни не имеют той ценности, как в мирной жизни. Мы все, весь советский народ, отдаем самих себя для победы, так как защищаем светлое будущее, и не только нашей страны, а всего мирового пролетариата! Понимаешь ты это? - Если отбросить лишние слова, товарищ подполковник, то из сказанного вами можно сделать один простой вывод: люди в этой войне используются только как расходный материал. Я снова не удержался, но мне давно хотелось это сказать, к тому же, я знал, что дальше Камышева все мои слова не пойдут. Взгляд подполковника снова потемнел, ему явно хотелось ответить резкой отповедью дерзкому лейтенанту, от слов которого так и веяло застенками Лубянки, вот только он был настоящим профессионалом, который пройдя Испанию и Финляндию, видел много того, что расширило его сознание и дало свое, более правильное понимание окружающего мира. Он не мог не признать, что немалая доля правды в словах этого лейтенанта есть, хотя они выглядели предательской клеветой на военную политику партии и правительства. К тому же он знал и ценил Звягинцева, несмотря на все его странности, как хладнокровного, смелого и опытного бойца, отлично показавшего себя в деле. Именно поэтому, несмотря на провокационные слова, от которых отдавало предательством, подполковник понял, что они были вызваны не трусостью или предательством, а той частью Звягинцева, которую он до сих пор не мог понять. Он понимал, что Костя по-своему видит этот мир. Вот только почему он его так видит, было для него загадкой, как и необыкновенные военные таланты Звягинцева. - Чтобы подобных слов я никогда не слышал! Ты понял меня, лейтенант Звягинцев?! Теперь в его словах звучал точно отмерянный гнев и негодование, то есть то, что необходимо выразить коммунисту и офицеру, который услышал подобные слова. - Так точно, товарищ подполковник! Камышев какое-то время смотрел мне в глаза, потом отведя взгляд, долго молчал. Я тоже молчал, так как высказал свое мнение о бессмысленной гибели ребят. Наконец командир снова заговорил: - Знаешь, не у меня одного сложилось такое мнение о тебе. Васильич, в свое время сказал мне про тебя так: "Звягинцев, он вроде свой и в тоже время, как бы, чужой нам человек". - Это вам мешает? - Мешает. Сильно мешает! Как я могу быть полностью уверен в тебе, Костя, если не могу до конца понять, кто ты есть на самом деле! Ты воюешь так, словно уже прошел такую, как эта, войну. Иначе, по-другому, никак не объяснить твой боевой опыт. Тебя прямо сейчас поставь на мое место, и ты отлично справишься с этой работой, а тебе еще и двадцати лет нет! - К чему этот разговор, товарищ подполковник? Опять пристальный взгляд, который спустя несколько секунд потух и стал сонным и равнодушным. Я просто физически почувствовал, как устал этот человек. Душою и сердцем устал. - Ни к чему, Костя. Просто выговориться захотелось. Теперь о тебе. Я выбил для тебя у начальства отпуск на две недели, но перед этим ты в обязательном порядке пройдешь полное медицинское обследование в госпитале. - Это еще зачем? - Сдержаннее надо быть, лейтенант, в своих словах, и тогда никто не усомниться в состоянии твоего душевного спокойствия. "Особист. Из-за тех слов. Видно приложил к рапорту свое особое мнение". - Понял, товарищ подполковник. - Хорошо, если понял. А это тебе. Держи, - и он протянул мне темно-коричневую коробочку, которую достал из кармана. Я взял. Открыл. На подушечке из бархата лежал орден "Красного знамени" и две звездочки. Закрыл крышку и поднял на него глаза. - Мне лейтенанта дали? - Правильнее сказать: присвоили воинское звание. Я криво усмехнулся: - А почему без торжественного строя и развернутых знамен? - Тебе это надо? - Нет, - я подкинул в руке коробочку. - И это мне.... тоже не нужно. Мне хотелось так сказать, но я оборвал фразу на половине, потому что иначе мне назначат дополнительное обследование уже не в госпитале, а в психбольнице. Камышев только бросил на меня внимательный взгляд, но ничего говорить не стал, а вместо этого стал разворачивать сверток. Спустя минуту на табуретке, прикрытой бумагой, стояли стаканы, бутерброды с салом и колбасой, а рядом с ними краснели боками четыре крупных помидора. На кровати рядышком лежали две бутылки водки. - Эх, соль забыл, - скользнув взглядом по помидорам, раздосадовано буркнул Камышев, распечатывая бутылку. Быстро разлил по полстакана водки. - За наших товарищей, за наших боевых друзей. За тех, кто уже не вернется, но всегда останутся в наших сердцах. Мы выпили. Закусывать не стали, только посмотрели друг на друга, а затем отвели глаза в сторону. Командир разлил остатки водки. - За нашу удачу, Костя. Опрокинув стакан в рот, я только сейчас почувствовал вкус водки. Взял бутерброд. Какое-то время мы закусывали, потом Камышев сказал: - Я новую группу принял. У них командир недавно погиб. Хорошие парни. Опытные. Через неделю уходим. - Куда? - Западная Украина. - Почему не в Беларусь? - Приказы не обсуждают. - Там вам удача точно не помешает. - Открывай! Я распечатал вторую бутылку, но только разлил по половине стакана, как подполковник сказал: - Разливай все. Награду обмоем. Достав из коробочки орден и звездочки, я бросил их в стакан с водкой, затем опрокинул его в рот. Поставив стакан на табуретку, взял бутерброд с салом и стал медленно жевать. Камышев выпил вслед за мной, потом впился зубами в помидор, какое-то время аппетитно его ел. Вытерев руки о газету, он как бы невзначай сказал: - Не вижу в тебе радости, Звягинцев. Или ты не рад? - Почему? Рад. Только устал я сильно за это время, товарищ подполковник, вот поэтому она как бы незаметна. И не столько физически, сколько душою, - оправдывался я чисто автоматически, при этом прекрасно понимая, что он мне не поверит. В ответ Камышев криво усмехнулся: - Вот-вот. А ты говоришь: зачем тебе обследование? Он встал. Я вскочил за ним следом. - На сегодня все. Документы на тебя и направление в госпиталь лежат в канцелярии. Вопросы есть, товарищ лейтенант? - Никак нет, товарищ подполковник. Оказавшись в госпитале, я первым делом поинтересовался у своего лечащего врача, сколько мне предстоит лежать. - Вы куда-то торопитесь, товарищ Звягинцев? - с легкой улыбкой поинтересовался у меня Валентин Сергеевич. У него было лицо героя-любовника с правильными чертами лица, ухоженными усиками и аккуратной прической. Еще от него излишне сильно и резко пахло одеколоном. - Не тороплюсь, но хотелось бы знать. - Неделю. Потом вас осмотрит психиатр, профессор Думский, и даст свое заключение. - А раньше он меня не может осмотреть? - У него другое место работы и очень загруженный график работы, поэтому к нам он приезжает раз в неделю, именно для таких консультаций. - Ясно. Еще один вопрос. У вас работает врач по имени Таня. Где ее можно найти? - Она у нас больше не работает. - Почему? - я настойчиво и испытующе посмотрел на доктора, которому явно не хотелось отвечать на мой вопрос. - М-м-м.... Ее отца осудили, - его глаза забегали, он не хотел встречаться со мной взглядом. - Где она сейчас? Валентин Сергеевич пожал плечами: - Не интересовался. Извините, мне надо идти. Полно дел. Спустя девять дней я покинул госпиталь с заключением военно-медицинской комиссии: Здоров. Никаких отклонений не обнаружено. Годен к военной службе. Выйдя за ворота госпиталя, я прищурился на солнце, вылезшее из-за тучи, и с удовольствием подумал о том, что у меня впереди две недели отпуска. "Погода вроде неплохая. Самое время загулять, душу порадовать". С деньгами у меня проблем не было. Только с последней экспроприации я взял около ста двадцати тысяч рублей, к тому же за последних полгода моей службы должно было накопиться прилично денег по одной простой причине: времени, чтобы их тратить у меня просто не было. Теперь оно у меня появилось, а значит, пора начинать их тратить. Дойдя до ближайшего телефона-автомата, позвонил на квартиру Сафроновых. Мне никто не ответил. Повесил трубку. "Костик, наверно, на своих курсах, - решил я, так как насчет Олечки даже не задавался подобным вопросом. Та жить не могла без компании, предпочитая проводить все свое время, сидя в кафе с подругами, устраивать шоп-туры по магазинам или принимать ухаживания очередного кавалера. - Может зайти в институт. Посмотреть, кто сейчас учиться". Мысль мелькнула и почти сразу исчезла, так как институт и все связанное с ним было жизнью настоящего Кости Звягинцева, которую я честно отрабатывал. Только в самом начале мне было интересно, но уже к концу первого года учебы я откровенно стал тяготиться ролью студента - первокурсника. Соответствовать образу жизни советского комсомольца было нелегко, причем не из-за учебы, а политической мишуры, которая здесь называлась общественной жизнью. Для этого нужно было получить соответствующее воспитание и иметь сознание маленького, одного из миллионов, "винтика", встроенного в государственный механизм социалистического строя, а я всегда был сам по себе. Хотя я очень старался выглядеть советским студентом Костей Званцевым в этом мире, но жить двойной жизнью, как оказалось, делом было очень нелегким. Мне помогали выживать, сами того не зная, мои приятели: Сашка Воровский и Костик. Они стали для меня своеобразной отдушиной. Хотя оба были детьми своего времени, но при этом представляли собой самостоятельные личности, которые избежали политического зомбирования и поэтому имели свою жизненную позицию по самым спорным вопросам. Если Воровский прожил около пяти лет за границей, и ему было с чем сравнивать советскую действительность, то Костик, по причине своего разгильдяйского характера, вообще плевал на политическую сторону советского бытия. Если я сознательно отделял себя от советской жизни, то парни сами не зная того, жили двойной жизнью, даже не подозревая, что противопоставляют себя государственной политике страны. Я знал, что придя в институт, сразу пойдут разговоры о войне, о тех, кто погиб, и кто где воюет. Мне это было неинтересно, так эти ребята понимали эту войну по своему, не так как я. Она была моим призванием. Я не раз думал на эту тему. Почему именно мне интересно сеять вокруг себя смерть? И ведь не маньяк. Кровь понапрасну проливать не буду. Рейды, зачистки, засады - все это было, но при этом я не перешел границу, не стал убийцей, получавшим удовольствие от пролитой крови. Я умел наслаждаться жизнью в полной мере, но мне, как и наркоману, были нужны мгновения натянутых до предела нервов, кипящая от адреналина кровь, копошащийся внутри страх, придававший большую остроту... и, наконец, радость победы над врагом. На втором месте стояла достойная оплата моего тяжелого и кровавого труда, так как любой контракт рано или поздно заканчивался, и шла полоса мирной и спокойной жизни. Чтобы набраться сил, надо было качественно отдохнуть, а для этого нужны были хорошие деньги. "Наверно, я уже родился наемником или жизнь, найдя подходящую заготовку, выточила из меня человека войны". Дальше подобных мыслей я так никуда и не пришел в той жизни. Сейчас я об этом не думал, а просто воевал в силу своих умений и способностей. Меня далеко не все устраивало, но при этом я считал, что мне здорово повезло с Камышевым. Командир оказался не только отменным бойцом, но и настоящим человеком. Я уже не раз думал, что из него получился бы отличный "вольный стрелок". "Впрочем, не о том думаю. Да и неинтересно мне с моими однокурсниками, а если честно говорить, их детские понятия о жизни меня уже задолбали. Вот с Сашкой Воровским я бы поговорил. А так....". Я покрутил головой. Оглянулся на ворота госпиталя, из которых только что вышел, увидел во дворе белые халаты медперсонала и неожиданно вспомнил о Тане. Пока я лежал в госпитале, то успел познакомиться кое с кем из женщин-врачей. В разговорах, мимоходом упоминал о враче Тане, с которой случайно познакомился, когда навещал здесь пару раз своего раненного командира. Одни из врачей сразу и резко уходили от разговора, дескать, ничего общего с дочерью "врага народа" они не имели, а поэтому ничего о ней не знают, да и знать не хотят. Другие жалели ее, говорили, что она добрый и отзывчивый человек и как врач, хотя всего год работает, но показала себя, как хороший специалист, вот только не повезло ей с отцом. Именно из их объяснений ее подруг, мне стало известно, что девушке, в какой-то мере, сильно повезло. Четыре года тому назад ее отец получил назначение в столицу, а к нему новую высокую должность в НКВД, а в 1941 году его перевели в Народный комиссариат государственной безопасности СССР. Подруги Тани не знали подробностей, но спустя пару лет после переезда в столицу, ее родители развелись, поэтому арест отца не затронул по большому счету, ни его детей, ни жену. Хотя ее матери, заведующей одного из столичных магазинов, так и дочери пришлось уволиться с работы. По собственному желанию. Затем я вспомнил о нашей неожиданной встрече два дня назад. После нескольких сумрачных дней с постоянно моросящим дождиком, от вида которого вполне можно впасть в депрессию, неожиданно разошлись тучи, и выглянуло солнце, засверкав в лужах и каплях на стеклах окон. Все ходячие больные, кто с папиросами, кто так, сразу устремились во двор. Сестры пытались загонять их в палаты, но все без толку. Правдами и неправдами, те все же просачивались на улицу, несмотря на все угрозы и предостережения. Я тоже вышел. Сначала какое-то время стоял недалеко около главного входа и дышал сырым и свежим воздухом, временами щурясь на солнышко. Чуть позже, когда лестницу оккупировали курильщики, и воздух пропитался табачным дымом, я чуть поморщился и пошел вглубь двора, осторожно обходя лужи. Остановился, оглядываясь по сторонам. Неожиданно мимо меня пробежала медсестра Маша из нашего отделения. Я уже хотел ее окликнуть, но проследив взглядом направление, не стал, а вместо этого неторопливо пошел за ней. У ворот стояла Таня. Она не сразу заметила меня, оживленно говоря с Машей, а стоило увидеть, оборвала разговор на полуслове, сердито и недовольно посмотрев на меня. - Здравствуйте, Таня. - Здравствуйте, - довольно сухо поздоровалась со мной девушка. - Не хочу перебивать ваш разговор. Только один вопрос. Не уделите вы мне потом, пять минут вашего внимания? В ее глазах появилось недоумение, но видно для себя что-то решила, потом кивнула головой и сказала: - Хорошо. Я отошел в сторону метров на пять и отвернулся от продолжающих говорить девушках. Какое-то время так и стоял под любопытными взглядами раненых. Большинство из них сейчас думали обо мне, как о шустром парне, которому стоило увидеть красотку, и он сразу решил за ней приударить. - Так что вы хотели мне сказать? - раздался у меня за спиной голос. Я повернулся. Она смотрела на меня настороженно, но при этом с каким-то вызовом. Я усмехнулся про себя. - Хотел сказать, что рад снова вас увидеть. Еще хотел сказать, что знаю, о случившемся с вашим отцом. Сочувствую. И последнее. Как насчет того, чтобы сходить в кино и поесть мороженого, после того, как меня отсюда выпишут? Девушка видно ожидала от меня других слов, потому что было видно, как она растерялась. - В кино? - В кино, - подтвердил я. - Почему красивой девушке и молодому парню не сходить в кино? У меня будет две недели отпуска, после того, как меня выпишут из этой богадельни. Так что в любое время. - А вы не боитесь.... - Если вы про отца, то не боюсь. Или вы о чем-то другом хотели сказать? Извините, что перебил. Так как все-таки насчет кино? Она какое-то время растерянно смотрела на наглого парня, идущего напролом, потом улыбнулась краешками губ и сказала: - Хорошо. Когда вас выписывают? - Завтра меня должен принять профессор Думский и тогда.... - Если все будет хорошо, то вас выпишут на следующий день после его осмотра. М-м-м.... Тогда... сделаем так. Четверг вас устроит? - Меня все устроит. Время и место, скажите. - Давайте.... Двенадцать часов. Вот вам адрес.... Все запомнили? - я кивнул головой. - До свидания. - До свидания, Таня. Несколько секунд смотрел в след стройной фигурке девушки, потом повернулся и медленно пошел к главному корпусу госпиталя, провожаемый завистливыми взглядами раненых. Все эти воспоминания быстро пронеслись у меня в памяти, затем снова улеглись на свои места. "Все лишние мысли прочь. Думаем только о культурно-развлекательной программе на ближайшие две недели, - с этой мыслью я пошел по улице. Найдя улицу, я стал высматривать номер нужного мне дома. Нашел. Дошел до подъезда, посмотрел на часы. До того как девушка должна спуститься оставалось еще пятнадцать минут. Номера квартиры она мне не сказала, а попросила подождать у подъезда. Но я не простоял и нескольких минут, как стал накрапывать дождик. "Совсем некстати, - с этой мыслью я шагнул в полумрак подъезда и чуть не столкнулся с выходящей на улицу парой, мужчиной и женщиной. Сделал шаг назад, и понял, что это Таня вышла с офицером. Подполковник-летчик. - Здравствуйте, Костя, - поздоровалась она, увидев меня. - Здравствуйте, Таня. - Познакомьтесь. Это Вениамин Александрович. Подполковник оказался хорошо сложенным, моложавым мужчиной, лет сорока. От него сильно пахло одеколоном, словно он только что вышел из дверей парикмахерской. Выражение лица подполковника при виде меня не изменилось, но судя по выражению его глаз, в его друзьях мне точно не придется состоять. Если конечно, прямо сейчас не попрощаюсь, а затем не развернусь и уйду. - Костя, - я протянул ему руку. - Вениамин, - он попытался с силой сжать мою руку, но спустя несколько секунд почувствовав, что его ладонь словно сжали клещами, сразу ослабил хватку. Возникло некоторое напряжение. Женщины очень хорошо чувствуют подобные вещи, поэтому Таня попробовала разрядить ситуацию: - Вы знаете, Костя, Вениамин Александрович приехал в Москву для награждения. Ему вчера в Кремле вручили звезду героя Советского Союза. И орден Ленина. - Поздравляю вас, - при этом я постарался изобразить на лице улыбку. - Спасибо, - сухо ответил поклонник девушки. В этом у меня уже не было сомнений. Его взгляды, которые он бросал на меня, которого уже определил в конкуренты, и на девушку, говорили о том, что подполковник ревнует. - Мы с Костей собрались погулять. Вы не хотите пойти с нами? - Спасибо за приглашение, но отпуск короткий, а у меня еще много дел. Все же, Таня, мне не хочется с вами прощаться. Я надеюсь, что вы примете мое приглашение. - Большое вам спасибо, Вениамин Александрович, но я свое решение менять не буду. Извините. - И все же.... - До свидания, Вениамин Александрович, мы пойдем. - До свидания, - при этом он ожег меня злым взглядом. "Старая истина права: красота женщины выбивает у мужиков мозги почище пули, - подумал я. Сходили в кино. Посидели в кафе. В разговоре я случайно узнал, что она усиленно изучает французский язык и мечтает когда-нибудь поехать в Париж. Пришлось ее удивить знанием французского языка. Говорила она плохо, но очень старалась. Время пролетело незаметно, и уже спустя пять часов мы подходили к ее подъезду. Напротив я увидел стоящую машину. Такси. Девушка тоже ее увидела и нахмурилась. Не успели мы подойти к подъезду, как распахнулась задняя дверца такси, и из машины вышел подполковник. Краем глаза я успел заметить, что кто-то сделал попытку его удержать, но тот стряхнул руку и решительно направился к нам. Он был выпивший, но не пьян. Следом за ним из машины вылез плотный и кряжистый майор - летчик и зашагал вслед за своим приятелем. Подполковник загородил нам дорогу. Делая вид, что меня здесь просто нет, летчик сразу обратился к девушке. - Таня, вы простите меня за мою настойчивость, но я не мог не увидеть вас снова. Дело в том.... Понимаете, как какой-то мальчишка, я похвастался перед своими боевыми товарищами, что познакомлю их с самой красивой девушкой Советского Союза, а так как я из тех людей, что раз слово дал, то это навсегда, поэтому прошу войти в мое положение и.... - Извините меня, Вениамин Александрович, но я уже вам сказала. Я не пойду. Подполковник заводился все больше и больше. - Не могу я принять от вас отказа, Таня! Вы.... - Идите с вашим приятелем к машине, Вениамин Александрович, и уезжайте! Очень прошу вас! И вы, Костя, тоже идите. Спасибо вам большое за урок французского языка. Несмотря на то, что у подполковника на лице читалось явное желание врезать мне в челюсть, он сумел каким-то образом сдержаться. Как-никак боевой офицер. Все же сдаваться он не желал, но только снова открыл рот, как девушка нанесла ему последний удар, расставив свое отношение к обоим мужчинам: - До свидания, Костя. Прощайте, Вениамин Александрович, - при этом она внимательно и пристально посмотрела на подполковника. Тот бросил на меня свирепый взгляд, потом перевел взгляд на девушку и сказал: - До свидания, Таня, - и развернувшись, пошел к машине. Вслед за ним потопал майор, подарив мне напоследок злой взгляд. Таня посмотрела на меня и сказала: - За меня не волнуйтесь, идите, - после чего вошла в подъезд. Развернувшись, я зашагал к остановке, но не прошел и ста метров, как впереди, у тротуара, в метрах десяти, остановилось такси. - Стой, лейтенант! Разговор есть! Я остановился, ожидая когда парочка приятелей вылезет из такси. Подполковник почти вплотную подошел ко мне, в то время как его приятель остановился за его спиной, в нескольких метрах от меня. - Слушаю. - Ты чего к ней липнешь, лейтенант?! Других баб тебе мало?! Их в Москве вон сколько! - Ты бы ехал, подполковник, в ресторан. Там тебя дружки и водка ждет. - Ни тебе мне указывать, сосунок, что мне делать! Меня вчера лично сам товарищ Калинин наградил в Кремле! Мне уже было понятно, что подполковник от меня так просто не отстанет, поэтому решил сократить время нашего разговора до предела. Уж очень не хотелось выслушивать оскорбления, которые, в конечном счете, опять же приведут к драке. - Ты мне надоел. Подотри радостные сопли и иди, куда шел! - Да за эти слова! Я тебя, крыса тыловая...! - и он попытался выхватить из кобуры пистолет. - Веня! - раздался за спиной подполковника предупреждающий крик майора, но ревность и злоба, замешанная на водке, сделали того слепым и глухим к любым доводам. Я был готов к подобному развороту событий, и стоило подполковнику расстегнуть кобуру, как в ту же секунду он получил тычок пальцами в горло, после чего захрипев, рухнул на колени. Майор, до этого ни словом, ни делом не принимавший участие в событиях, кинулся на меня с кулаками. Судя по его рывку и бешеным глазам, он сейчас напоминал тупого быка, летящего на красную тряпку. В последнюю секунду уйдя с линии атаки, я ударил его ребром ладони пониже уха. У летчика, словно ноги отнялись, и он с глухим шлепком упал на мокрый тротуар. Повернувшись, я махнул рукой водителю такси, который все это время, стоя у дверцы машины, наблюдал нашу стычку с открытым ртом. Через десять минут, погрузив с помощью шофера незадачливую парочку в такси, я пошел к трамвайной остановке. Немногочисленные жители столицы, в большинстве своем женщины, которые видели нашу стычку, даже испугаться, толком не успели. Никто не издал ни звука, ни крика. Свидетели только таращили большие от удивления глаза. Я находился в кабинете начальника отдела уже минут пятнадцать, после того как доложил о драке. За это время полковник выкурил две папиросы и сейчас доставал третью из коробки. Прикурил. Затянулся, выпустил струю дыма. - Натворил ты дел, Звягинцев. Кстати, мне уже звонили. Твоя драка в комендантскую сводку попала, а значит, прокуратура это дело без внимания не оставит. То, что ты пришел и рассказал, это правильно, но если бы ты вообще без драки обошелся, было бы еще лучше! Ведь ты не просто так вышестоящему офицеру в морду дал, а герою Советского Союза, который получил награду из рук самого товарища Калинина. Кое-кто может преподать это как политическую провокацию. Ты это понимаешь? - Понимаю, товарищ полковник. - Что мне теперь с тобой делать, лейтенант? Ведь буквально месяц тому назад мы с Камышевым о тебе говорили. Перед самым его отъездом. Хвалил он тебя. Сказал, что ты смелый, хладнокровный офицер, который никогда не теряет голову в минуты опасности.... Мы даже думали со временем тебя на командира группы ставить. И старшего лейтенанта дать. Вот где было во время драки твое хладнокровие?! А?! Нет, ты мне ответь, глядя прямо в глаза?! - Честное слово, товарищ полковник, я был совершенно спокоен. Два выпивших дурака.... - Какая разница, какие они были, лейтенант! Был бы ты при девушке, то еще можно было понять твое рукоприкладство, а так нет! Не понимаю! Ты, Звягинцев, советский комсомолец и боевой офицер! Орденоносец! Как ты мог опуститься до уличной драки?! - Мне что, их надо было пристрелить? Или вы считаете, что надо было убежать? - Пристрелить! Убежать! Что ты как мальчишка?! Ты что понимаешь, что допустил важнейшее нарушение армейской дисциплины?! Ударил вышестоящего по званию офицера! - Так не просто так, а за дело. Глаза полковника стали злые и жесткие. - Товарищ лейтенант! Я подскочил со стула и стал навытяжку. - За грубое нарушение воинской дисциплины - трое суток ареста! - Есть трое суток ареста! Полковник испытующе посмотрел на меня, но я смотрел на него честно и преданно. Мои актерские способности за эти годы значительно выросли, и теперь я наверно мог играть любые роли в заштатном театре какого-нибудь провинциального городка. Если он мне поверил, но только наполовину, так был профессионалом, но когда начальник отдела продолжил говорить, то в его голосе уже не было стали: - Сидеть будешь не на гауптвахте, а в казарме. Я отдам распоряжение, чтобы тебя там, в части, на довольствие поставили. Свободен, лейтенант! Я не знал, что после моего ухода начальник отдела срочно попросился на прием к начальнику управления. Как и не знал, что на следующий день, ближе к вечеру состоялся разговор, который стал новой поворотной точкой в моей судьбе. - Товарищ комиссар, прибыл по вашему вызову, - выйдя на середину кабинета, вытянулся начальник отдела, вглядываясь в усталое лицо хозяина кабинета, при этом пытаясь понять, что он услышит. Хорошие или плохие новости его ждут? - Садись, Степан Тимофеевич, - после того как полковник сел, хозяин кабинета тяжело вздохнул. - Тяжелый день сегодня выдался. Два совещания, а потом еще к наркому пришлось идти. Да. Да! Из-за твоего Звягинцева! Занозистый, скажу я тебе, оказался вопрос с твоим лейтенантом. Вроде бы все просто, тем более что сразу выяснилось, а затем подтвердилось, что не твой лейтенант драку начал. Вот только тот подполковник, получил в Кремле самую высокую награду нашей Родины из рук товарища Калинина. И это еще не все! Он, оказывается, ходит в друзьях его сына, Василия Сталина! Как только об этом узнали некоторые излишне бдительные товарищи, то сразу попытались перевести обычную драку в акцию с политической подоплекою. Именно поэтому мне пришлось идти и лично просить товарища наркома за Звягинцева. Расписал его как героя. Рассказал, что он один из всей разведгруппы уцелел и ценные сведения передал командованию, за что лейтенанта к "Красному знамени" представили. Он меня выслушал, а затем спросил: почему ваши люди по Москве болтаются? У нас, что война закончилась, и больше дел нет? Я ему говорю, что лейтенант только что вышел из госпиталя, а мне в ответ, причем сердито так: раз он такой герой, то ему место на фронте, пусть там подвиги совершает. Затем, идите, говорит. Только я вышел, как в приемной мне его порученец бумагу дает. Беру, а это уже готовый приказ: в течение суток вывести лейтенанта Звягинцева из состава 4-го управления НКГБ и отправить в распоряжение отдела кадров Западного фронта. Вот такие дела. Ну, чего смотришь?! - Зачем, товарищ комиссар?! Зачем опытного разведчика отправлять на передовую, если он и так рискует жизнью в тылу врага? Ведь еще неизвестно где хуже! - Твоя правда, вот только с ней теперь к наркому пойдешь ты сам. Полковник покачал головой. - Не пойду, товарищ комиссар. Вот только жаль из-за пустяка такого человека терять. Для нас такие люди на вес золота, если можно так выразиться. - Сделать ничего не могу. Я уже отдал приказ в кадры. Вопросы есть? - Никак нет, товарищ комиссар! К концу второго дня ареста, меня в спортзале нашел дневальный и сообщил, что мне надо подойти в канцелярию. - Зачем, Коробкин? - Сообщение у них для вас есть, товарищ лейтенант. Сполоснулся, затем оделся и неторопливо отправился в канцелярию. - Для вас телефонограмма, товарищ лейтенант, - вытянулся, сидевший за столом, сержант. - Давай. Взял листок. Прочитал. "Лейтенанту Звягинцеву. Вам завтра надлежит прибыть в отдел кадров, к 9 утра. Начальник отдела". "Отдел кадров? Неужели... перевод?!". Мысли по поводу моей дальнейшей судьбы у меня были разные, но подобного варианта развития событий даже не рассматривал, почему-то считая, что начальство меня отстоит. Я, без излишнего самодовольства, считал себя ценным сотрудником, да и начальник отдела в своем разговоре со мной дал это понять. Вот только почему-то на следующее утро я оказался не нужным здесь человеком, о чем говорило полученное мною направление в 33-ю армию Западного фронта. ГЛАВА 2 Над головой начальника отдела контрразведки СМЕРШ 33-й армии Западного фронта висел портрет Сталина. Полковник был не один. На одном из стульев, стоявших по другую сторону стола, сидел майор. Перед обоими стояли стаканы с чаем и раскрытая коробка с папиросами, а рядом с ней пристроилась пепельница из гильзы снаряда с окурками. Перед начальником отдела контрразведки армии поверх других бумаг картонная папка. Это, как нетрудно было догадаться, было мое дело. Войдя, вскинул руку к козырьку фуражки. - Товарищ полковник, лейтенант Звягинцев прибыл для продолжения службы. - Молодец, что прибыл. Это старший оперуполномоченный, майор Брылов. Он твой непосредственный начальник. Майор встал. Он был среднего роста, но при этом имел мощные плечи и широкую грудь, на которой висели орден "Красная звезда" и медаль "За боевые заслуги". Лет, навскидку, сорок-сорок три. Глаза спокойные, но при этом цепкие и внимательные. Шрам переходит с щеки на подбородок. "Боевой дядька, - почему-то сразу подумал я. - Степан Трофимович, - представился он, протягивая мне ладонь. - Звягинцев Константин Кириллович. Руки мы жали явно не для знакомства, судя по силе с которой старший оперуполномоченный сжал мою ладонь. Судя по всему, Брылов подобный прием уже не раз применял, потому что полковник, явно знакомый с таким испытанием, сейчас с интересом наблюдал за мной. Рука майора была словно из железа, поэтому мне пришлось очень сильно постараться, чтобы противостоять его нажиму и не дать расплющить мне пальцы. Спустя с полминуты он отпустил мою руку, и удовлетворенно кивнув головой, с явным удовольствием сказал полковнику: - Ничего не скажешь, крепок-то молодец. Сколько ему годков? Хозяин кабинета усмехнулся и, не заглядывая в мое дело, сказал: - Двадцать. Майор неспешно сел, достал из коробки папиросу, закурил, а полковник, тем временем, кивнул головой на стоящий стул, сказал: - Садись, лейтенант. Говорить будем. Судя по всему, эти офицеры хорошо друг друга знали. Уж больно домашняя обстановка была в кабинете. Вполне возможно, что они даже были хорошими друзьями, потому что, полковник был такого же возраста, что и майор, только может чуть постарше. Лицо интеллигентное, умное. На груди два ордена. "Красная звезда" и "Отечественной войны". - Рассказывай, Константин Кириллович, как ты у нас оказался. Судя по твоему делу, ты хорошо воевал, да и награды сами за себя говорят. Характеристику тебе, скажу я так, отменную дали. Просто кладезь всяческих достоинств. И вдруг - раз! - отправляют в действующую армию. Что смотришь удивленно? - полковник постучал пальцем по папке с моим делом. - Тут говориться только о том, что ты избил двух вышестоящих офицеров из-за женщины. Подполковника и майора. Причем, оба, насколько можно судить по бумагам, выгораживать себя не стали и признали себя зачинщиками. Хм. Обычно, такое дело кладут под сукно и забывают о нем навсегда, а от тебя решили избавиться. Так в чем там было дело, лейтенант? - Не избивал я их. Ударил по одному разу. Это первое. Подполковник был героем Советского Союза и получил награду в Кремле из рук товарища Калинина. Это второе. Но это вы, наверно, уже знаете, а вот то, что подполковник был другом Василия Сталина, этого в деле нет. Это третье. Об этом мне стало известно в беседе с начальником отдела, к которому я пошел, перед тем как явиться в отдел кадров. Услышав, полковник и майор переглянулись, почти одновременно ухмыльнулись, но уже в следующую секунду их лица приняли прежнее выражение. "Точно. Друзья-приятели, - сразу подумал я. - Теперь понятно, а то мы гадать уже начали.... Хм. Раз все ясно, поговорим об основных задачах, стоящих перед войсковой контрразведкой. Они заключаются в одной фразе: всемерно оказывать помощь командованию для обеспечения победы над врагом. Более конкретные задачи вам поставит, товарищ майор, а заодно расскажет о вашем новом назначении. - Обо всем мы поговорим, лейтенант, у меня, а вот насчет твоего направления скажу прямо сейчас. Ты направляешься на должность оперуполномоченного отдела контрразведки "Смерш" по обслуживанию 174-й отдельной армейской штрафной роты. Снова внимательные взгляды. Как отреагирует наглый лейтенант, избивший вышестоящих офицеров? "Все же сумели сунуть меня в дерьмо, - с некоторой обидой подумал я, после чего как можно равнодушнее поинтересовался: - Что это значит: по обслуживанию? - Это значит, что ты в постоянный состав офицеров штрафной роты не входишь, а являешься прикомандированным, хотя и будешь состоять в ней на всех видах довольствия. Ясно? - Так точно, товарищ майор. - В твоем деле отмечено, что ты владеешь двумя языками. Немецким и французским. Как хорошо? - Немецкий язык - в совершенстве, французский - средне, так как у меня не было хорошей языковой практики, - секунду подумав, добавил. - Немного знаю английский язык. Сам его изучал. - Да ты у нас знаток иностранных языков. Молодец! Теперь иди к полковнику Калите Трофиму Степановичу. Он у нас главный по политчасти. Ты комсомолец? - Так точно, товарищ майор. - Тогда к комсоргу загляни.... Впрочем, Трофим Степанович сам тебя направит. Когда закончишь со всеми делами, жди меня у входа. Иди. Я вскочил. - Разрешите идти, товарищ полковник?! - Идите. Помимо обстоятельного разговора с подполковником, который явно знал, как я здесь оказался, мне пришлось выслушать много всего, но в основе его речи можно было выделить жесткое предупреждение: если нечто подобное повторится, то быть мне не офицером, а рядовым в штрафной роте. - Надеюсь, товарищ лейтенант, вы меня поняли в достаточной степени?! - Так точно, товарищ подполковник! Разговор с секретарем комсомольской организации был слабой копией с заместителем по политической части. После чего я был направлен в отдел политпропаганды, где получил кипу листовок и газет двухдневной давности, после чего отправился на вещевой склад. Нагрузившись полученным по аттестату обмундированием, я еще минут сорок сидел в ожидании майора и все думал о том, что жизнь меня как-то странно качает. Словно маятник, из стороны в сторону. В нашем разговоре с начальником отдела, тот обмолвился, что за меня просили на высшем уровне, но как видно... не судьба. Плетью обуха не перешибешь. Именно поэтому я оказался в штрафной роте. "Ладно. Что есть, то есть. Так, что я про штрафные роты знаю? Да почти ничего. Постоянный и переменный состав. Политзаключенных не брали. Уголовники? Вроде, тоже нет. А так.... Самострельщики. Дезертиры. Предатели...? Стоп. Как я сразу не подумал. А где прежний особист? На повышение пошел или....". - Чего пригорюнился, лейтенант?! Я вскочил. Передо мной стоял майор Брылов. - Горюю о своем пропавшем отпуске, товарищ майор. Из двух недель всего лишь один день отгулял. - Сочувствую, лейтенант. И сразу вопрос: за что тебе такой роскошный подарок сделали? Я, например, за последние два года о нем только слышал, но, ни разу не видел. - Удалось как-то живым вернуться из немецкого тыла. Ну и начальство на радостях наградило и дало отпуск. - Так за это тебе "Красное знамя" дали? - Так точно. - Хм. Пошли к госпиталю. Там полуторка нас ждет. По дороге в госпиталь он мне рассказал, что уже неделю на их участке фронта не ведется никаких военных действий, что штрафная рота расположена в полуразвалившемся кирпичном заводике, на окраине небольшого городка, и ее командир, капитан Чистяков, в общем, неплохой мужик. В расположение дивизии мы поехали на полуторке, которая везла медикаменты и перевязочные материалы. Майор, как и положено большому начальнику сидел в кабине, а мы со старшиной медицинской службы - в кузове. - Сейчас пойдем ко мне. Поужинаем. Чаю попьем. К себе завтра с утра пойдешь. Вернее, поедешь, - майор иронически оглядел все мои вещи, - а то не дай бог, надорвешься. Заодно со старшим лейтенантом Васиным познакомлю. Через него шло формирование штрафников. Хоть молодой парень, да толковый, глядишь, чего и подскажет. Мы уже пили чай, когда пришел старший лейтенант. Лет двадцать пять. Подтянутый, стройный, жилистый. Лицо серьезное. На груди две медали "За боевые заслуги". Четко, по уставу, кинул руку к фуражке: - Здравия желаю, товарищ майор! - И тебе не хворать. Садись, Саша. Чай будешь? - по-домашнему встретил его Брылов. - Спасибо, Степан Трофимович. Только чуть позже. Я так понимаю, что нового товарища надо в курс дела ввести? - Правильно понимаешь, товарищ старший лейтенант. Знакомьтесь. Я встал, протянул руку: - Костя. - Саша. И чего тебе, Костя, в Москве не сиделось? - спросил как бы просто так, а в глазах любопытство так и плещет. - Меня просто попросили сюда приехать. Сказали, что товарищ Васин с работой не справляется. Надо ему помочь. Я что? Надо, значит сделаем. Вот и приехал, - я сказал это с таким серьезным видом, что Васин невольно бросил взгляд на майора, а когда увидел на его лице улыбку, понял и расхохотался. - Шутник. Посмеялись, после чего Брылов сказал: - Теперь по делу говорить будем. Начну я. То, что он рассказал, мне совершенно не понравилось. Как оказалось, моей основной задачей была вербовка стукачей. На роту, по его словам, на основе полученного опыта по вербовке, мне должно хватить десятка информаторов, но чем больше удастся их навербовать, тем будет лучше для дела. Правда, тут же отметил он, главное не переборщить, выслушивая доносы.На роту, по его словам, на основе полученного опыта по вербовке, мне должно хватить десятка информаторов, но чем больше удастся их навербовать, тем будет лучше для дела. Правда, тут главное не переборщить, выслушивая доносы. - Нельзя сразу не верить, что тебе говорят, а обязательно проверять сказанное из других источников. Это твоя первоочередная задача, Звягинцев. Если ты будешь знать, что думают солдаты, то тогда сможешь вовремя пресечь противоправные действия. Теперь второе. Не сторонись, общайся с людьми. Говори с ними, интересуйся их делами. Хоть за ними и вина большая есть, но они наши, советские люди, так что помни об этом всегда, лейтенант. Еще вот что. У тебя там особый, тяжелый народ, поэтому спуску не давай, но при этом соблюдай меру. - Иначе могут в спину выстрелить? - Соображаешь. Было и такое. Теперь третье. Это членовредительство. К сожалению 'самострелы' у нас, пусть не так часто, но встречаются, поэтому после боя ты лично должен осмотреть раненых. В основном это касается ранений в конечности. Только после твоего заключения врачам разрешается обеззараживать раны и накладывать повязки. - Хорошо хоть, в задницу заглядывать не придется. Васин рассмеялся, а майор усмехнулся краями губ, но глаза остались строгие, тем самым говоря, что шутку он принял, но сейчас не дружеские посиделки, а служебный разговор. - Отставить смешки. Старший лейтенант, поясните своему товарищу, что ему надо знать о переменном составе штрафной роты. Книга 1 Виктор Тюрин. Чужой среди своих
Жизнь этого человека так бы и закончилась в двадцать первом веке, но что-то пошло не так, и он оказался в 1940 году, в теле семнадцатилетнего Кости Звягинцева. Главный герой – бывший наемник, воин-афганец, который имел в жизни только два принципа: не предавать родину и не воевать против своих. Другое время оказалось для него чужим, ведь он не подходил под стандартный вариант гражданина страны Советов, и ему пришлось искать свое место в этой новой жизни. А еще ему пришлось выживать, как когда-то в горах Афгана или в тропических лесах «банановых республик», ведь наступила война и он не смог изменить присяге и стал защищать свою Родину…
176.00 руб. Читать фрагмент Купить книгу
Рейтинг: 5/4
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ rel="nofollow" Регистрация | Вход ]
[ rel="nofollow" Регистрация | Вход ]