23:56 Андрей Белянин. Орден бесогонов. Изгоняющий бесов - 2 | |
Андрей БелянинОрден бесогонов. Изгоняющий бесов - 2новинка 
Я Фёдор Фролов, для друзей Тео. Быший гот, бывший снайпер, а ныне настоящий бесогон в заснеженном селе Пияла под Архангельском. Чем я тут занимаюсь? Да, как всегда, гоняю бесов и чертей, мешающих жить хорошим людям. Святая вода, молитвенник, крест, серебро, ну и русский мат, куда ж без него…Особенно когда отца Пафнутия вешают натуральные фашисты, а его боевая внучка влюбляется в нашего Анчутку, на тропу войны выходит таинственная Якутянка в алмазах, рогатые враги прут напролом, а наш верный доберман Гесс… Ох, Декарт мне в печень, у меня тоже нервы! И наган с серебряными пулями… Белянин А.О. Орден бесогонов: Фантастический роман / Рис. на переплете И.Воронина — М.:«Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2019. — 281 с.:ил. — (Фантастический боевик-1176) 7Бц Формат 84х108/32 Тираж 10 000 экз. ISBN 978-5-9922-2952-3  ...И на какое-то время у меня остановилось сердце. Наверное, на минуту, не меньше; в наступившей тишине раздавалось сопение изумлённого Гесса, бодрый стук его сердца, слабенькое прерывистое сердцебиение искалеченного Анчутки, а третье сердце не стучало. Видимо, это моё. Страшные слова безрогого брюнета превратили тёплый живой комок в моей груди в некое подобие заледеневшего голубя. На разбитых губах Анчутки пузырилась кровь... — Выскочили из ниоткуда, я попытался... — Каждое слово, каждый выдох давались ему с трудом. — Они забрали отца Пафнутия, он их не... Я не спрашивал кто. Мы все это знали. Полиция могла забрать, но полицейские не стали бы избивать домашнего беса. Бабы или просто сельчане могли прийти, наораться, затребовать своё и тоже забрать с собой, но не батюшку. А вот как раз наоборот, Анчутку! И тогда нашего красавчика просто бы разыграли по жребию в карты сугубо ради плотских утех. Почему нет, и в современных сёлах бывают простые нравы... Мелкие или даже крупные бесы нипочём бы не смогли справиться ни с отцом Пафнутием, ни с нашим нечистым поваром, а уж с их боевым тандемом тем более. Значит, это были... — Куда пошли черти? — На... на площадь, — слабо прошептал Анчутка. — Казали, що там... там ось вже и... и расстреляють як сепаря на майдани. — Давно? — Цвай минутен. — Гесс, за мной! Уже на пороге я обернулся и спросил: — А ты почему за него вступился? Вроде не обязан. — Пошёл к чёрту... — Туда и собираюсь, Декарт мне в печень! Теперь, возможно, стоит на минуточку вернуться к законам жанра. Сейчас их мало кто соблюдает, но я воспитан в высоких традициях литературы и мировой философии, поэтому для начала позвольте хотя бы представиться: Фёдор Фролов. Бывший гот, бывший философ, бывший военный. Нет, не профессиональный, но успел отметиться на службе в армии и снайпером в горячих точках. Ушёл после первого же ранения, чего не стыжусь: война грязное дело, и не с моими интеллигентскими иллюзиями лезть в неё с головой. Судьба-индейка, по выражению романтических литературных героев начала девятнадцатого века, отправила меня в почти забытое советской властью (да и нынешней, российской, редко вспоминаемое) село Пияла в холодной Архангельской губернии, где я был принят скромным послушником в Воскресенский храм и поселён в доме местного священника отца Пафнутия. Вот он-то как раз бывший кадровый офицер, Герой России, участник четырёх войн, мужик с секретом, удивитель- ным добродушием и такими сплошными тайнами, что ни боже мой лезть к нему в душу, даже если очень и очень хочет- ся. У меня хватило мозгов и такта. Так вот, у этого самого батюшки также жил (типун мне на язык, он и сейчас живёт!) высокопородный двухлетний доберман по кличке Гесс. Вообще-то Гесс умеет разговаривать, непонятно с чего и как, но что есть, то есть, назад не перемотаешь, примите как данность, вам же проще. У него разум семилетнего ребёнка, иногда умнее, иногда глупее, а основной лексикон составляют слова «лизь», «кусь» и «на тебе лапку, не обижай собаченьку!». Ну а кроме того, как вы уже поняли, при нашем доме про- писан натуральнейший бес. Анчутка, взятый мной и Гессом в плен, добровольно со- гласился обломать рога, обкорнать хвост, покориться право- славному батюшке и кормить нас всех чудесными блюдами разных народов исходя из возможностей нашего скромного кошелька и небогатого выбора продуктов в сельском магазине. При этом попутно занимаясь со мной специфичным рукопашным боем и разговаривая как сумасшедший полиглот в беглом режиме на куче известных ему языков. В этом смысле он реально был не только спарринг-партнёром, но ещё и учителем. Это правда, это имеет место быть. В общем и целом, хвала Фрейду озабоченному, компашка у нас складывалась та ещё... — Куда мы идём? — спросил мой остроухий пёс уже за во- ротами, хотя вроде бы всё время был рядом и слышал всё то же, что и я. — Спасать отца Пафнутия. — Там будут бесы, я их кусь! — О, там будут даже черти, и могучие. — Но ты ведь защитишь собаченьку? А я тебе лапку дам, на! Хочешь две лапки? — Гесс, дружище, — я опустился на одно колено, встав с доберманом нос к носу, — у меня шесть патронов в нагане, и ты прекрасно знаешь, что всего лишь один нижегородский чёрт готов был придушить нас всех, имея три серебряные пули в башке. Значит, сколько бы там ни было чертей, мы по-любому у Вольтера в тощей заднице! Но отца Пафнутия бросать нельзя, поэтому бей, кусай, отвлекай внимание, у меня всё ещё есть перо из ангельского крыла. — Декарт нам всем в печень? — с надеждой уточнил мой пёс, вывалив набок язык. Я потрепал его по загривку, поправил серебряный ошейник, позволил Гессу два раза лизнуть меня на морозе в нос, после чего мы рысью дружно бросились на выручку нашего героического батюшки. Как говорит наш президент, русские своих не бросают. Не скажу, что искали долго: со всего села народ стекался на площадь Ленина перед почтой. Несколько громкое название для прямоугольника пять на шесть метров, но тем не менее. А вот то, что мы там увидели, было, мягко говоря, не совсем обычным. Поэтому диктую вслух. Вся площадь заполнена шепчущимися сельчанами, человек тридцать, не меньше, в массе старики, бабы, дети. То есть все, кто не на работе и кому заняться нечем. У бюста Ленина в снежной шапке стоят два стареньких неработающих фонаря, с вершины одного из них свисает бельевая верёвка, опустившись петлёй на шею безмолвного отца Пафнутия, стоящего в домашних тапках на нашем же кухонном табурете. Руки православного батюшки были связаны за спиной, в глазах полыхало нечто, абсолютно непохожее на смирение и жажду мученического венца: брови сдвинуты, борода дыбом, а кто умеет читать по губам, прочёл бы отнюдь не поминальную молитву. Материться мы все умеем. Кстати, да, людям сегодня было о чём поговорить, потому что слева и справа от святого старца плечом к плечу стояли двое эсэсовцев в рогатых шлемах, в форме Великой Отечественной, со шмайсерами на груди. Плюс стройный, подтянутый офицер в новенькой шинели и фуражке вермахта. Вот, значит, кто сегодня черти, ну-ну... — Чё такое от творится-то, ась? — Поди, от кино снимают. — А чё-то камер-то и не видать. Когда у нас от в коровнике начальство дойку снимает, так от Зинку-то с грудями за- всегда вперёд ставят, под камеру. — А милиция-то знает? Хотя чё ей до нас, той милиции. — Все они полицаи! Сталина на них нет... — Ох ты ж, бабы, чё ж не сказали от, чё и нас снимать-то будут, я б хоть накрасилась, носик припудрила. — Когда ты налижешься, так от, поди, и краситься не надо — нос красный, щёки бордовые, мешки под глазами фиолетовые. Анджолина Джоли! Я молча протиснулся меж балаболящих местных жителей, на ходу выхватывая револьвер. — Ахтунг, ахтунг! — с характерным немецким акцентом вдруг раздалось над площадью. — Этот человек есть партизанен. Сейчас ми будем его немножко вешать. Толпа замерла в любопытстве. Черти (а я видел их реальные рыла) выставили вперёд автоматы, и главный, то есть самый высокий, сделал шаг вперёд, явно работая на публику. На крепкой шее отца Пафнутия заботливо подтянули петлю. — За все преступлений против законной германской власти великого фюрера, за убийство немецких зольдатен, за помощь партизанен этот человек будет... — Не будет, — громко объявил я, протискиваясь в первые ряды. — О, глянь, бабы, монашек пришёл, — облегчённо выдохнул кто-то. — Да, чернецы, они, говорят, безбашенные. — Небось от хочет на первые кадры-то попасть, мешает от добрым людям киношку-то досматривать. — Всем есть закрить рот! — рявкнул офицер, медленно доставая из кобуры парабеллум. — Ты есть кто, молодой партизанен? — Так это ж Федька-монах, — заботливо влезла с пояснениями какая-то поддатая тётка в пуховом платке. — Он от у отца Пафнутия при храме-то служит, и у него же дома живёт. Дурачок от, но опасный. Вы от бы его к себе в Германию-то забрали, в какой ни есть концлагерь, а то он от наших девок нос от воротит. Тьфу, стыдоба же, ась?! Батюшка только ухмыльнулся в бороду, а немцы развернули в мою сторону стволы автоматов. — Ти есть один, партизанен-монах Фиедька? — Гав, — материализовался у моего колена чёрный пёс в телогрейке и ушанке с красноармейской звездой. Глаза Гесса горели жёлтым огнём, а губы нервно подёргивались над бе- лоснежными клыками. — Доберман? — не поверил глазам офицер и даже надел на нос пенсне. — О майн либен гот, то есть отличний доберман, майн шёнес тьир!1 Я, я! Фиедька, где ти украль этот ред- кий немецкий псина? — От псины слышу, — ни капли не смущаясь, отрезал Гесс. — Отпусти батюшку, а не то я тебя так кусь, что матушкой станешь! 1 мой прекрасный зверь! (нем.)
Рейтинг: 5/11
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ rel="nofollow" Регистрация | Вход ]
[ rel="nofollow" Регистрация | Вход ]