|
Боксер. Назад в СССР
|
|
| admin | Дата: Воскресенье, 09.06.2024, 11:09 | Сообщение # 1 |
 Избранник
Группа: Администраторы
Сообщений: 844
Статус: Online
| 
⭐️Дамиров - Боксер: Назад в СССР
Пожилой тренер по боксу трагически погибает. Судьба дает ему второй шанс прожить жизнь заново. Он оказывается подростком в далеком 1976-м году.
СССР в самом расцвете, страна готовится к своему главному спортивному событию за всю историю.
Как осуществить свою мечту, и выступить на Олимпиаде-80? В прошлой жизни не получилось, но теперь он готов взять реванш и сделать все правильно. Только тело ему досталось хлипкое и совсем не боксерское. Он единственный шахматист-подросток в спортивном детском лагере. А шахматистов там не очень уважают…
|
| |
| |
| admin | Дата: Воскресенье, 09.06.2024, 11:14 | Сообщение # 2 |
|
Избранник
Группа: Администраторы
Сообщений: 844
Статус: Online
| Глава 1
— Да я тебя порву! Я тебя в капусту покрошу!
Совсем еще зеленый, но здоровенный подросток навис на ринге над поверженным парнишкой. Затем встал на цыпочки и совершал неприличные движения тазом.
Его соперник, только что пропустил «удар почтальона» и теперь встал на одно колено. Плотно пропустил, мне даже смотреть больно.
— Заканчивай, эй, хорош! — я двинулся к спортсменам, чувствуя, как от удушья, будто тисками сжимает грудь.
Астма, зараза, замучила. И воспитаннички туда же. Паршивцы, знают, что старику нельзя нервничать, а каждый раз одно и то же, доводят до белого каления это поколение зумеров.
Я подошел к воспитанникам и, прежде чем спарринг перешел в мордобой, рявкнул:
— Цыц! Шаг назад!
После пшикнул из ингалятора себе в рот, чувствуя как помогает спасительный аэрозоль. Стало чуточку легче, хотя последние месяцы приступы происходили чаще обычного, и с ними стало сложнее справляться.
—Тебе кранты, — зашипел рыжий здоровяк опоненту неудовлетворенный таким исходом. — Скажи своему папане, чтобы откладывал на похороны...
— Поговори мне! — я отвесил задире подзатыльник. — Чему я вас учил, спорт — это уважение! Такое поведение в зале — позор!
— Михал Алексеич, ну тут сопляк этот считает, что его отец с легкостью побил бы вас в реванше... — возмущенно возразил юный спортсмен, потирая место пропущенного подзатыльника. — Ему транда!
— Из секции исключу, если еще раз услышу подобное! — я не стал слушать дальше. — Предупреждаю последний раз, Крендельков.
— Ладно, тренер, — буркнул рыжий и смиренно опустил подбородок на грудь. — Я просто не смогу в другой зал, сами знаете, а наш закроют из-за его отца!
— Ну ладно, пацан точно ни при чем! Марш в раздевалку, и чтобы я больше не видел такие номера.
Чувства Кренделькова мне вполне понятны, но сын не отвечает за папашу... Он не виноват, что у него такой ушлый родитель.
Рыжий поплелся в раздевалку, шипя что-то под нос на манер «я тебя, падлу, всё равно на улице выщемлю».
Улица — это не про спорт. Хочешь закрыть вопрос, закрывай по-взрослому — в ринге, чем я этой парочке и предложил заняться, чтобы зарыть топор войны между ними. Но они этого не понимают.
Да и не только они... Спортсмен нынче обмельчал в подавляющем большинстве, единственное мерило успеха теперь — заработок. Никто больше не выступает за Родину, не защищает честь клуба... эх, было время, когда спорт был про соревнования и преодоление, а не про бизнес.
Я тяжело выдохнул, наконец, сумев полноценно наполнить легкие немного затхлым спортзальным воздухом. Вентиляция здесь ни к черту. Ремонт давно бы не помешал.
Наш конфликт с Витей, отцом поверженного мальца, был настоящим, как у Фрейзера и Али. Страсти кипели нешуточные, и глупостей мы понаделали столько, что на десятерых хватит. Да и сейчас конфликт не был закрыт, просто противостояние перешло за пределы боксерского ринга.
Я подошел к поверженному спортсмену
— Как ты, Игорек? Я говорил тебе не опускать руку — прилетит...
Малец был куда меньше рыжего Игната, но уже стоял, хоть и на нетвердых ногах. Он держал перчатки у подбородка, стиснул зубами капу и смотрел на уходящего обидчика волком.
— Размажу его, Михал Алексеич, к-клянусь... — злобно шипел он.
— Обязательно размажешь, — я сунул ингалятор в карман, взял Игоря за плечи и взглянул в глаза. — Только не сегодня. Сейчас за тобой приедет отец, а завтра я объясню, в чем ты ошибся, и мы всё проработаем. Сделаешь ещё шаг вперёд.
— Скажите, Михал Алексеевич, а правда, что мой папаня зал ваш закрыть хочет? — выдал вдруг подросток, все еще не сводя глаз с раздевалки, где скрылся обидчик. — Не прощу...
— Нельзя так про родителей. Это твой отец, Игорек, — заверил я. — Наши с ним дела — только наши.
— Так это правда?
— Тебя это не касается, — произнёс я потвёрже. — Иди, переодевайся.
Малец отрывисто кивнул, растер перчаткой разбитый нос и пошел в раздевалку. Рыжий оттуда уже выходил, что хорошо — пар ребята выпустили, эксцессов больше не предвиделось.
У Игорька, в отличие от его отца, дела в боксе шли со скрипом. Не зря существует мнение, что природа отдыхает на детях чемпионов. А папка у мальца был как раз таким. В семидесятых Союз не раз брал, Европу выигрывал... я отогнал не самые приятные воспоминания о прошлом куда подальше. Кто прошлое помянет, как говорится.
Свой главный финал я проиграл, и как раз его отцу. Все тогда было совсем не так однозначно, но история не терпит сослагательного наклонения. Да и чего вспоминать, если ничего не изменишь? Я остался в боксе тренером, последние лет тридцать тренировал детей, вкладывал душу, и всё в том самом зале, где мы с Витькой пахали плечом к плечу. А Витька... что Витька, он стал большим человеком. Политика и бизнес утянули его с головой... правда, сына Виктор Самуилович привёл ко мне в клуб, хотя в городе было полно других секций, куда лучше оснащенных и более современных. Не сравнится с моим обшарпанным залом со вздыбленным линолеумом и снарядами с сыплющимся песком. Я учил пацанов боксу, в советских традициях, без мишуры, и именно мои ребята брали места на областных соревнованиях. И он своего доверил, выходит.
Простил ли я Витька? Бог простит... Только руку ему я так и не пожал. Но дети не отвечают за родителей, поэтому двери зала открыты для Игорька.
Ладно, черт с ними, с воспоминаниями. Я устало потёр виски — в голове стучали молоточки. Возраст, однако. То колено стрельнет, то спину потянет, и приступы... врачи давно говорят, что вам, Михал Алексеич, надо бы, мол, отлежаться, прокапаться и пройти диспансеризацию. Только куда там, стоит дать слабину, с радаров пропасть и в больничку залечь (а это тебе не чек-ап для молодых да крепких, меня гиппократы, наверное, недели на две забрали б), и зал у меня, чую, тут же отожмут. Нехорошая ситуация сложилась в последний год, администрация почему-то тянула с продлением срока аренды, а само помещение зала, поговаривали, хотели признать аварийным. Хотя если ремонт капитальный замутить, оно еще сто лет простоит.
И да, администрация в данном случае — как раз мой давний соперник в ринге, Витек. Виктор Самуилович — теперь к нему только по имени-отчеству обращались. Сам же в этом зале пахал, кровь и пот проливал, зал из него человека сделал, не очень хорошего, но сделал, а он собрался пускать его с молотка.
Постояв в опустевшем зале, я бросил взгляд на нашу галерею славы — полосу из портретов ребят, наших воспитанников. В золотые для нас семидесятые секция гремела на весь Союз. Мы с Витькой заподлицо зачищали соперников в нашей весовой, проходились катком по бывалым и не очень.
Взгляд скользнул по фотографии в рамке — чернявый юноша с выпирающей челюстью, бычья шея... Витя Ермолин в те годы был сумасшедшим панчером. Физически мощных кубинцев ломал, как спички. Рядом висела фотография худосочного высокого спортсмена, игровика с кучей медалей на шее. Он смотрел с вызовом — мечтал тогда добраться до самой вершины - Олимпиады-80... это был я. Но 1979 год поставил крест на моей карьере. Сколько воды утекло, но я как сейчас помню злосчастные игры Содружества. Мы возвращались из ГДР, и на выходе из аэропорта нас тормознули менты для рядовой проверки. Я думал, что для рядовой. Когда осматривали мою сумку, нашли валюту. Немного марок. Откуда они там взялись? Да я до сих пор понятия не имею. Хотя нет — имею, к сумке никто не имел доступа, кроме моего тогдашнего соседа по номеру в немецкой гостинице — Витька. Дальше никто разбираться не стал — суд, три года колонии, где я и подорвал здоровье... Переболел тубиком. По итогу отбыл-то всего год и вышел по УДО. Но, вернувшись на ринг, полностью восстановиться так и не смог. Вчистую проиграл Витьку бой за право выхода на первенство Союза. И Олимпиада так и осталась далекой мечтой. Несбыточной для обоих — Витька, увы, проиграл тогда украинцу Савченко, будущему финалисту Игр, и на Олимпиаду тоже не поехал. В том, что это он подложил мне марки, он так и не признался, а я не спрашивал. Но больше некому было...
Я тяжело вздохнул, рубанул по мешку, и тот покачнулся с легкостью, как будто набитый пухом. Я всегда был того типа технарем, который и ударить может как следует.
— Здорово, Мишаня, — донеслось из-за спины.
На пороге зала стоял, прислонившись плечом к косяку, мужчина в строгом деловом костюме. Я почувствовал, как по коже разбегаются мурашки. Мерзкие такие, потому что он мне неприятен...
—Твой сын переодевается, — сухо ответил я. — Сейчас будет.
Я не собирался разговаривать с Витькой, много чести. После последних событий с залом — тем более. Но Витька, очевидно, сегодня решил пообщаться вдруг.
Подошёл к снаряду и пробил по мешку комбинацию, заканчивающуюся ударом по печени. У меня в сердце екнуло. Вот какую трубку мира ты приготовил, Витя. Ведь вот так он когда-то усадил меня на стул, и на третий раунд я так и не смог подняться...
— Как мой пацан? — буднично спросил он, поправляя пиджак и ослабляя галстук.
Несмотря на высокий полет, Витька явно до сих пор не привык к костюму и чувствовал себя в нем не очень уютно.
— Чуточку упорства, и все у него получится, — так же сухо ответил я,
Игорек как раз вышел из раздевалки — и, даже не посмотрев на своего папашу, двинулся к выходу. Витька попытался по-отцовски взъерошить ему волосы, но тот увернулся и поморщился.
— Иди в машину, нам с твоим тренером надо поговорить, — совсем другим голосом произнёс мой бывший друг.
Игорек так же молча удалился, а его папаша вернул на меня взгляд. Я знал, что разговор будет неприятный. Раз Витя не послал ко мне своих шестерок и юристов, значит, там наверху уже все окончательно решено.
Я посмотрел на него прямо, будто приглашая к поединку.
— В общем, новости не хорошие, Мишань, не обессудь, — ровно произнёс тот. — Зал закроют. Здесь будет торговый комплекс. Это уже решенный вопрос.
Бам! Вить снова ударил по мешку одиночным, будто подкреплял свои слова.
— Совесть продал? — я не отвел взгляд. — Интресно, за сколько?
Витя помолчал. Взывать его к остаткам совести не стоило, похоже, там даже и остатков уже нет. Но мне захотелось высказаться и продолжил напирать.
— Ты благодаря этому залу в люди выбился, а теперь готов по кирпичику разобрать и продать. Козел ты.
— Мишаня-Мишаня, каким ты был, таким остался, — картинно вздохнул тот и покачал головой. — Прошлым живешь, а надо настоящим. Я тебе реальные бабки предлагаю, в накладе не останешься, хватит тебе и на хату, и на нормальную тачку, еще и на житье останется. А ты цепляешься за эту рухлядь, — Витя, морщась, обвел зал взглядом.
И под его взором каждая трещинка, каждая потёртость будто становилась еще больше. Тьфу ты.
— А ты сыну своему скажи, что бокс городу не нужен. Он вообще-то мечтает чемпионом стать.
— Ну... Видит бог, я ни при чем. Иногда случаются вещи, от нас не зависящие. А бокс, что бокс — сегодня есть, а завтра перчатки на гвоздь. Не боксом единым... Ты, полагаю, лучше меня знаешь, какая жизнь непредсказуемая штука. Как в семьдесят девятом...
Витька хотел хлопнуть меня по плечу, но я отвел его руку. Было мерзко, что человек, с которым мы делили жилье, ели из одной тарелки и называли друг друга братьями, теперь так себя ведет.
— Пошел вон, — проскрежетал я.
— А если не пойду? Побьешь? — Витька огляделся, что-то ища глазами. Какого черта ему нужно? — У тебя хоть табуретка есть, Мишань?
— Какая еще табуретка?
Я уже задал вопрос, когда понял, что Витька издевается. Вспоминает мою сдачу в 79-м году.
Хотелось съездить разок по его наглой роже, но он благоразумно ретировался, а я сумел остыть. Уже из коридора еще раз Витя осмотрел зал взглядом дельца.
— В общем, Мишаня, бывай. Через пять рабочих дней ты получишь предписание по почте. Прислали бы по интернету, но ты такой дремучий, что у тебя его даже нет. Ведь так?
Он развернулся и зашагал к выходу, и каждый шаг отдавался эхом, которое умножалось в моих ушах. Знал ведь, что в зал нельзя заходить в туфлях, но на любые правила Витька чхал. Всегда.
Ничего, пусть идет, скатертью дорожка. А его этим предписанием я одно место подотру. Дождавшись, когда чёрная иномарка Витька отъедет от зала, я закрыл ветхие двери. Ключ оставил под ковриком, потому что вечно его терял, да и привычка старая, еще с советских времен осталась — оставлять там ключи. Да и воровать у меня в зале нечего. Кому нужны старые кубки и потертые боксерские мешки?
Стоя на крыльце, окинул взглядом здание спортзала. Конечно, тут требовался серьезный ремонт. Постройка старая, послевоенных лет, и теперь представляет собой жалкое зрелище — прохудившаяся крыша, стены с трещинами. Ребята, бывшие ученики, обещали помочь, дыры подлатать, поэтому есть за что бороться. Вот и поборемся, сдаваться я не привык.
***
Телефон в моей квартире надрывался. Звонили настойчиво. С женой я давно разошелся, толком даже не сойдясь, детей у меня не было, всю жизнь воспитанникам отдал. Душу вкладывал. Поэтому кто звонил, да еще настолько настойчиво, я не знал. Ученики, которые хотели меня проведать, всегда звонили на мобильный, они же мне его и подарили. А о том, что у меня дома стоит стационарный телефон, я, признаться, начал сам забывать.
— Слушаю!
Из динамика донесся мужской голос с кавказским акцентом. Я узнал говорившего, это был Леван — у него неподалеку от зала своя овощная лавка. Огурцы и помидоры у Левана отличные, я часто брал, так и познакомились, и за много лет сдружились.
— А, это ты, Леван, привет, дорогой, все в порядке? Чего ты вдруг на домашний решил позвонить?
— Не в порядке, Михаил Алексеевич...
И он начал говорить. Я вцепился в трубку, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
Выслушав, ответил коротко — лечу. И действительно вылетел из квартиры пулей. Новости пришли плохие — горел зал.
Пару километров, что отделяли зал от моего дома, я бежал так, как не бегал со временем боксерских сборов.
Припомнилось собственная эпопея с пожарными, которые долго время не выдавали мне разрешения из-за каких-то проблем с проводкой. Тогда, из-за отсутствия денег, я менял всю проводку в зале собственными руками. Нет, уж я точно знал, что проблем с проводкой быть не должно...
За несколько сот метров я увидел поднимающийся в небо столб дыма. Горело знатно, благо пожарные уже были на месте — до части тут рукой подать.
И здание вполне можно было спасти, горела-то крыша. Вот только тушить пожар никто почему-то не спешил. Я увидел расчёт, однако ребята пожарные вместо тушения, были заняты тем, что устроили себе перекур и безучастно наблюдали за тем, как огонь сжирает здание зала.
— Вы чего, мужики? Не тушите? Спасти ж можно, — дыша со свистом, я поравнялся с пожарными.
— Дядь Миш, ждём, — сообщил один из ребят, сразу меня узнав. — У нас одна машина пустая, вторая на дозаправке к гидранту пошла.
— Так вы пеной тушите, сгорит же к чертям!
— Нету пены. Вы погодите, пять минуточек, дядь Миш, и машинка приедет...
Я не стал дослушивать. Пены у них нет! Как же! Зажевал губу, уже более трезво оценивая масштаб бедствия. Пожар действительно не успел расползтись, и все шансы спасти здание имелись... но потом меня как осенило.
— А когда тушить начнете, зал зальет? — поинтересовался я.
— Угу, куда же без этого, — подтвердил пожарный.
Вытащил из кабины полторашку чистой воды и сделал жадный глоток.
— Вы не переживайте, мы аккуратно.
У меня снова сжало легкие, и я предусмотрительно вытащил ингалятор и брызнул лекарство в рот. Зал — это не столько крыша и стены, сколько то, что внутри. Медали, фотографии, грамоты, и все это уничтожит огонь или вода! Твою мать!
— Дай-ка! — я выхватил из рук пожарного бутылку с водой, хорошенько плеснул себе на рукав и пошел ко входу в зал.
— Вы куда, дядь Миш?!
Вопрос остался без ответа, задерживать меня тоже никто не стал, только посмотрели как на безумца. Им этого не понять, другое поколение и ценности другие.
Я решительно подошёл к двери, полез под коврик и с удивлением обнаружил, что ключа нет месте. Твою дивизию!Больше того, дверь в зал оказалась не заперта.
Что происходит? Странно, а ведь я прекрасно помню, что запирал замок. Внутри было немало дыма, но не столько, чтобы остановить меня. Несколько человек, поняли, что я не шучу и пытались всё-таки меня задержать, но я нырнул внутрь и скрылся в дыму. Подбежал к импровизированной аллее славы нашего зала, благо расположенной в коридоре, у входа, и сгреб в охапку медали воспитанников. Сам зал, непосредственно место тренировок, утонул в черном дыму. С крыши сыпалось что-то горящее.
Как вдруг мысли мои оборвались. Всмотревшись внимательнее в дым, я увидел лежащего на полу мальца.
— Игорь!
Паренек не шевелился, похоже, успел надышаться угарным газом, и откуда он только взялся здесь? Он ведь должен был уехать вместе с отцом. На нем были надеты боксерские перчатки. Вот идиот, рвения у Игорька было не меньше, чем у отца, который всю спортивную жизнь пахал как проклятый. И он, зная, где я храню ключи от зала, решил устроить себе ещё одну дополнительную тренировку, чтобы рыжего побить. Вот паршивец! Решил сверхурочно заниматься. Знал, что я буду против, и поступил по-своему.
Я вылил на голову воду из прихваченной бутылки, подбежал к пацану, чувствуя как неприятно сжимает легкие от едкого дыма. Ни секунды не думая, снял футболку, хорошенько ее намочил и поднес ко рту и носу мальца.
— Держись, пацан.
Не хватало, чтобы он задохнулся. Взял пацана на руки и задержал дыхание. В молодости я спокойно мог не дышать минуту и больше. Но увы, подорванное здоровье тотчас дало о себе знать. В груди запекло, засаднило... мгновение, и я сделал первый глубокий вдох, наполняя грудь удушливым дымом. Упавший с потолка шматок чего-то горючего шлепнулся прямо на руку, сжигая кожу.
Голова тотчас закружилась, легкие-предатели зашлись в очередном приступе спазмов. Я еще сделал несколько шагов по направлению к выходу, когда почувствовал, что теряю сознание... Но успел увидеть, как уже почти на выходе из зала меня подхватили пожарные. А я бережно сжимал тело мальца.
***
Итогом геройства стало то, что я загремел в больницу. Терпеть не могу бездействие в горизонтальной позе и болячки, хотя кто ж их любит? Лечить никто не лечит, дай бог, чтобы не покалечили, больно у нас в глубинке врачи талантливые. Поэтому за свою длинную жизнь я был не частым гостем в больнице. И частить не собирался, даже со скидкой на возраст. Но увы, в этот раз прихватило так, что первые сутки я провел в реанимации. Первый раз разлепил глаза утром следующего дня. И обнаружил, что лежу в палате без соседей. Первыми мыслями было встать с койки и выписаться. А там дома сам как-нибудь очухаюсь, на мне раны заживают, как на собаке. Общительная молоденькая сестричка возилась с капельницей и, завидев, что я пришел в себя, сообщила:
— Вам Виктор Самуилович лечение оплатил.
Витька? Оплатил? Утверждение казалось сомнительным. Чтобы Витька раскошелился? Я огляделся. Просторное помещение, белые занавески, телек на стене, и ни следа присутсвия других пациентов. И тут до меня дошло, что я вообще-то в платной палате. Я хотел спросить насчет Игорька, но обнаружил, что на лице надета кислородная маска. И я с трудом чувствовал свое тело, едва шевеля конечностями. Похоже, выписку все же придется отложить. Черт!
Сестричка будто прочла мой вопрос в глазах.
— Игорь Фролов в соседней палате, он жив, состояние стабильно тяжелое.
Мне поплохело настолько, что я с трудом моргал, не говоря о том, чтобы пошевелиться. Но от слов сестрички стало спокойнее, что ли. Спас-таки пацана, ну не зря здоровьем рисковал. А вот с его папашей любопытней, неужто он решил ответить добром на добро? Мысль я сразу отбросил, обольщаться насчет этого человека мне точно не стоило. Крыши сами по себе не загораются. Что-то подсказывало, что слова о решении вопроса с залом были обыкновенной бравадой. Он просто хотел посмотреть в глаза поверженному противнику. Насладится мигом победы.
Подумав об этом, я почувствовал, как закололо в висках. Интересно, сколько мне еще вот так лежать овощем? А вообще я многое отдал бы, чтобы посмотреть этому мерзавцу в глаза. И такой шанс очень скоро у меня предоставился.
Когда я снова открыл глаза, то обнаружил, что Виктор сидел напротив койки, зарывшись лицом в широкие ладони. После встал, и оглядевшись, потянулся рукой к проводу прибора искусственной вентиляции легких.
—Тебе хрена ли надо? — я нарушил молчание, вернее, хотел бы, потому что рот закрывала кислородная маска.
На выходе получился болезненный сип.
Витька тотчас отдернул руку. Я краем уха услышал, как где-то стравило воздух или кислород. Бес их разберет. Я еще слишком туго соображал, чтобы понять, что происходит на самом деле. И не гюк ли это вообще? Витька приперся проведать! Глюк, конечно!
— Не знал, что ты в сознании, Мишань, но тем лучше. Ты меня слышишь?
Кивнуть у меня не получилось, но я моргнул, показывая Виктору, что внимательно слушаю.
—Ты меня прости, брат, виноват перед тобой, что так получилось, — ухмыльнулся он гаденько.
Но я на ту сторону не собирался, не дождется. Жалел я только об одном, что не могу высказать всего, что думаю и послать этого двуличного мерзавца. И не могу ему как следует вмазать коронный боковой. Чтобы сразу сестричка соседнюю койку поставила, но уже для Витька.
— Я ведь не со зла, Мишань, не мы такие, жизнь такая, - продолжал кривится собеседник.
Пока Витька говорил, я почувствовал, что воздуха мне катастрофически не хватает — и с каждым его словом всё больше. Похоже, что мой старый враг что-то повредил своей лапой, и прибор искусственной вентиляции засбоил.
—Ты же мне всегда как родной был, как брат... наверное, думаешь, что я мерзавец, — он хмыкнул.
Я понял, что он издевается, пользуясь моей неподвижностью.
— Нет, Мишань, я не мерзавец, это ты — напыщенный старый идиот, живущий прошлым, — тихо и холодно проговорил он, глядя в мои глаза.
Витька нагнулся, его лицо нависло над моим, он схватил меня за грудки. Больничная пижама затрещала.
—Ты мне, сука, сына угробил со своим боксом!
Я смотрел на него не моргая. Вот это поворот, как он все извратил, сука! Да я его сына спас, и он в отличие от папаши, мужиком рос! Растет...
— Ты вымирающий динозавр, таким как ты — уже не место в этом мире, Миша...
Витя вновь потянулся к трубке прибора. Я быстро смекнул, что происходит. Бывший друг решил мне «помочь» отправиться на тот свет. А вот выкуси! Собрав в кулак все крупинки собственных сил, я замахнулся и с хрипом ударил Витька. Не кулаком, а подвернувшейся под руку железным лотком каким-то.
Удар получился не слишком сильным, но точным — прямо в висок. Витька вздрогнул и рухнул на меня. Своим телом окончательно обрывая трубку спасительного прибора. Подача кислорода сразу прекратилась. В груди будто вспыхнул пожар, боль в висках усилилась. Я понял, что не могу вдохнуть, а перед глазами замелькали блики. Стал задыхаться. В голове мелькнула мысль, что отек легких не дает мне нормально дышать. Нахватался яду на пожаре, с моей-то астмой.
Это конец... На удивление спокойно подумал, что умираю. Только на душе стало немного паршиво, что умираю вот так — от рук человека, которого называл когда-то братом. Я так и не смог все исправить.
Мгновение, и мысли в голове замельтешили нестройными хороводами, начали путаться. Перед глазами появился тоннель с белым светом в самом конце, и меня начало в него затягивать. Хотя, наверное, это был всего лишь штампованный глюк. Но теперь уже не важно...
Умирать не так уж и больно... Но твою ж мать! Боже! Я бы все отдал за шанс исправить эту жизнь...
А потом как оборвало.
|
| |
| |
| admin | Дата: Воскресенье, 09.06.2024, 11:15 | Сообщение # 3 |
|
Избранник
Группа: Администраторы
Сообщений: 844
Статус: Online
| Глава 2
— Миха! Ты цел, Миха? Скажи хоть что-нибудь? — раздался пацанячий голос.
Я часто заморгал, фокусируя картинку. Ты кто будешь, голубчик? Надо мной буквально в полуметре нависла молодая лоснящаяся харя с деским румянцем на пухлых щеках. Глаза выпучены, как у лемура, под правым глазом расплылся лиловый фингал. А на шее — красный пионерский галстук. Толстый еще такой парнишка, аж пуговицы расходятся в районе пупка... так, стоп! Во-первых, какой я тебе Миха, к чертовой бабушке? Во-вторых, вообще какого лешего тут происходит? Я, кажись, помер, а если и не помер, то отключился из-за нехватки кислорода... или жирдяй — это привратник у входа в рай? Допустим, что я заслужил райскую жизнь, но почему в таком случае я сижу на пыльной земле, а сверху припекает вполне себе земное солнышко?
Рядом лежал кожаный мяч грязно-бежевого цвета, глаз невольно зацепился за необычную маркировку на нем. Штамповка на нем гласила: «мяч футбольный, Синьковская кожгалантерейная фабрика, ОСТ 62-42-75».
Рядом с мячом валялась раскрытая деревянная шахматная доска с потертыми клетками. Фигурки были разбросаны вразнобой по земле.
Вопросы закружились вереницей, ставя меня в тупик. Правда, особо не до подумать было, потому что толстяк вдруг схватил меня за грудки и принялся судорожно трясти.
- Вставай!
Ну и я недолго думая, на автомате влепил хулигану боковой в ухо.
БАМ!
А нечего руки распускать. Тело среагировало послушно, как будто не было на плечах почти семи десятков прожитых лет, щедро приправленных спортивными и бытовыми болячками! Удар получился плотным, но одновременно каким-то вялым, будто не ударил, а так, похлопал ладошкой по одному месту. Резкости не хватило.И силы. Вот и толстяк не упал, хотя даже в семьдесят в моих руках остался ещё, так сказать, динамит. На двоих таких пионеров точно хватило бы...
— Ты че, дурак? — обиженно выдал парень, его верхняя губа затряслась.
— Что происходит? — проговорил я и не узнал своего голоса.
— Тебя мячом припечатало. И ты такой, брык об землю! Я думал все... А ты ожил, фу-ух! И дерешься!..
Он попятился, схватившись за ухо. Блин, да он же ребенок совсем, лет тринадцать-четырндацать — школьник, просто здоровенный вымахал, особенно в районе пояса. Одет он был в белую рубашку с коротким рукавом, синие шорты выше колена и белые гольфы. На ногах простенькие сандали. Я разглядел на рубашке пионерский шеврон со звездочкой и тремя лепестками пламени на макушке. Вылитый пионер, образцовый, только пилотки не хватает.
Я вскочил и тотчас почувствовал легкое головокружение. Тянуло в районе правого виска. Чувство такое, будто мне этим самым кожаным мячом чуть голову не оторвали.
— Ты кто такой? — спросил я, но тут же запнулся.
Что еще за ломающийся голосок, как у Макара Гусева из «Приключений Электроника»? Свой голос я снова не узнал. Больше того, взгляд мой теперь упал за спину толстяка, где высился забор и ворота с невероятной надписью на щите:
«Пионерский лагерь „Искра“ КГРЭС номер 3 им. С.М. Кирова».
По левую сторону от щита на ограде застыл рисованный герб СССР, по правую — портрет Ленина. Ну и декорации...
Боковым зрением я видел, что всё происходит у небольшого пустыря, рядом с забором, в котором имелась дыра, достаточная, чтобы в нее пролезть.
Интересный Рай... Вот только в этом Раю вместо Адама и Евы ко мне от забора шла троица молодых, но крепко сбитых подростков явно хулиганской наружности. Ухмылочка дерзкая, и сквозь зубы умело сплевывают.
Мелькнула мысль, что вся эта детвора — не такая уж и мелкая, где-то на голову выше меня теперешнего. А вот я прям заметно уменьшился в размерах. Будто попал в чужое тело.
Явно обиженный толстяк, держась за ухо, схватил лежавший на земле велосипед. Я тотчас узнал «Урал» и поймал себя на мысли, что велосипед видится мне каким-то громоздким. Ну конечно - моя нынешняя оболочка не такая габаритная, как раньше.
— Ну все, Миха, нам теперь крышка... — толстяк неуклюже попытался оседлать велосипед, но из-за трясущихся от страха рук получалось скверно.
Он то и дело зыркал на приближающуюся троицу и облизывал губы .
— Куда собрался, а ну стой, Сеня! — крикнуло рыже-конопатое «чудо», выделяющееся из гоп-компании, явно вожак.
Пухлый, тем временем, вскарабкался на велосипед. Пускай едет, толку-то от него. С тремя у меня шансов справиться не очень много при нынешних моих вводных. И эти трое, к тому же, были не только высокие, но и, в отличие от толстяка, хорошо физически развитые. Спортивные. Конопатый, видимо главный из них, был широк в плечах. Второй имел бульдожью рожу, чуть побитую оспинами, и взгляд совсем не обремененный интеллектом. Еще и белобрысый. Третий высокий и худой, но не дистрофик, а жилистый.
Конопатый демонстративно размял шею и, переплетя пальцы, выгнул кисти ладонями вперед. Я за десяток метров услышал хруст костяшек, не предвещавший ничего хорошего. Они явно собирались отвалить мне звездюлей. С какого перепугу? Ну да ладно, потом разберемся о причинах и следствии. Что же, у меня для вас, парни, неутешительные новости. Вы не на того нарвались.
Я встал в боксерскую стойку, чем кстати вызвал неподдельное изумление на их лицах.
— Ребзя, он драться собрался! — загоготал Шпала.
— Ха-ха-ха!..
И все трое мигом набросились на меня. Но удовольствия «станцевать» нам не предоставили — со стороны ворот вдруг донесся крик.
— Вы что творите! Лев, а ну немедленно прекрати ребят обижать!
К нам торопилась здоровенная тетенька, по размерам готовая затмить даже толстяка на велосипеде. В спортивном костюме и со свистком, болтающимся в районе пышной груди. Рядом с ней семенил невзрачный мужичок с высоко натянутыми брюками, схваченными подтяжками, и с пышными усами, которыми он забавно шевелил.
Львом, судя по всему, звался заводила — конопатый. Если парочка его подельников остановилась, а толстяк Сеня вовсе струхнул, то Лев продолжил бежать на меня носорогом. Я встретил его с дальней руки, без замаха, прямым, попав в солнечное сплетение. Не челюсть же ломать — за такие дела с моей судимостью, пусть и погашенной, можно в колонию отправиться. Но удара вполне должно было хватить, чтобы усадить наглую рожу на пятую точку. Тем более, что этого он явно не ожидал, и секунду спустя, сидя на земле, принялся жадно хватать воздух. Глаза конопатый пучил теперь не хуже толстяка Сени.
Габаритная Женщина с большими грудями выросла между нами, сдув со лба упавшую прядь челки. Дружки Левы благополучно отошли подальше.
— Тамара Ипполитовна, Савелий Иннокентьевич, мы не при делах! — попытался отбрехаться шпала-блондин, корча невинную рожу. — Просто шахматисту мяч в голову попал! Через забор перелетел, мы за мячом полезли, а эти двое нарушителей тут! За территорией лагеря! В дырку пролезли, представляете?
— Я тебе дам «попал», Куропаткин! Случайно? Знаю я вашу компашку! — зарокотала гром-баба. — У нас по распорядку утренний туалет, а вы уже сыр-бор развели!
— Товарищи спортсмены, пройдите в лагерь, будьте так любезны, — подал голос усач, прежде внушительно прокашлявшись.
Выглядел Лева неважно, бледный как полотно и весь взмокший. Он тяжело поднялся и погрозил мне кулаком.
— Ну все, ты встрял, Карпов, блин... Урою, молись...
Он запнулся, схватил мяч и поочередно посмотрел на взрослых, но когда вернул взгляд на меня, глаза Левы говорили куда больше любых угроз.
— Ага, воротничок поправь, — я подмигнул ему, наконец опустив руки.
Глаза хулигана на секунду вспыхнули, но тут же погасли.
Троица потянулась к воротам. Это сюда они через дырку в заборе пролезли, а обратно — уже как положено.
Я не успел выдохнуть, как Тамара Ипполитовна подошла ко мне, взяла за плечи и, отстранившись на вытянутых руках, внимательно меня осмотрела, а потом обратилась к усатому.
— Савелий Иннокентьевич, проведите с хулиганами воспитательную беседу и сделайте замечание Виктору Палычу, в нашем лагере дети не должны обижать друг друга. Пусть оставляют всю злость в зале!
— Поговорю всенепременно, — буркнул себе в усы мужик, как будто нехотя. — Я сразу предупреждал, что нечего в лагерь велосипед брать, это чревато!
Он поглядывал на дырку в заборе, видимо, размышляя, что ее придется все-таки заделывать.
— Так, а вы... — Тамара поочередно посмотрела на меня и толстяка. — Если еще раз увижу, что вы через забор лазаете, то пеняйте сами на себя!
Во как... я спешно переваривал происходящее. Тамара Ипполитовна обернулась к толстяку, тот с такой силой вцепился в велосипед, что костяшки на кистях побелели.
— Шульц, с тобой-то все в порядке?
— Что с ним может быть, — снова пробурчал усач, вздохнув.
Очевидно, он считал всё происходящее абсолютно скучной и незначительной вознёй, но такой, от которой не отмахнёшься, как от наглого комара. Тамара Ипполитовна поднесла указательный палец к губам, призывая усача замолчать и спросила Сеню.
— Маме не побежишь жаловаться?
Толстяк замотал головой, хотя вид у него был, будто пацан вот-вот расплачется.
Интресно, кто его мама?
— Ну вот и хорошо, это взрослое решение, — как могло показаться, с облегчением заявила Тамара.
Затем она взяла меня за подбородок и внимательно осмотрела шишку у виска
— Миша, сходи-ка ты в медчасть, голубчик, пусть тебя посмотрят. Но одна нога здесь, другая там, — Тамара посмотрела на наручные часы. — Через пятнадцать минут начнется линейка! Всем пионерам быть обязательно, сам понимаешь. А ты, Сеня, его проводи.
Усач и гром-баба ушли, я слышал, как Тамара начала отдавать Савелию распоряжения по починке забора. Тот только коротко пожимал плечами и повторял, что нечего было разрешать брать велосипед. Я проводил их взглядом таких же выпученных глаз, как у Левы после моего удара. Что-то пошло не так, я уже понял что...
Так, стоп!
Какой, к черту, пионерский лагерь? Я ведь на больничной койке лежал, при смерти. Или из-за асфиксии пошли галлюцинации? Ну либо это действительно рай... Но при чем здесь пионерлагерь?!
Я осмотрел себя. На мне был точно такой прикид, как у остальных: рубашка с коротким рукавом, шорты, пионерский галстук. Та же самая одежда, малость разве что испачкавшаяся.
Но самое главное! Я тоже был... пацаном! Самым обычным, с худыми коленками, невысокого роста. Ужасно захотелось посмотреть на свое отражение в зеркале.
Ощущения были непривычные. Как в бане хорошенько пропарился и всю дурь из организма выгнал. Там выходишь — и будто заново родился, так и здесь. Я чувствовал, что мое тело откликается здоровьем, ничего не ноет, не болит и не скрипит. Я оглядел собственные руки. Ни морщинки, кожа загорелая, под ногтями ободки грязи. Если это тело когда-то было не моим, то теперь оно самое что ни на есть мое!
Допустим, я в пионерском лагере, скорее всего, со спортивным уклоном (не зря нас назвали "товарищами спортсменами"). И у меня тело... пионера, подростка. Вводные более или менее понятны, хоть это и чересчур поразительно. Вот так смейся потом над буддистами, хорошо хоть не жуком-носорогом возродился... Почему именно жуком? Его, ползшего по ветке, накрыл ладонью толстяк. Поймав, засунул в спичечный коробок. На меня Сеня был явно обижен, за то, что я ему в ухо зарядил, но не воспользоваться шансом поймать насекомое — не мог. Помниться, такой жук всегда был предметом особого внимания ребят.
— Слышь, малой, ты извини, что я тебя по уху стукнул, а? Ну, попутал, — примирительно сказал я.
Я решил, что будет неплохо узнать от Сени чуточку больше подробностей нынешних реалий, а для начала нужно помириться.
Толстяк обернулся, пряча коробок в карман, и неуклюже переступил с ноги на ногу. Поскреб нос грязным ногтем и наконец выдал немного обиженно:
— Сам ты малой, Миш. И вообще, я еще шестьдесят второго года, а ты на три месяца меня младше. Понял?
Ага... Уже понятно — звать меня Мишей. Это гуд, не придется к новому имени привыкать. И год рождения путём нехитрых подсчётов дал понять время, в котором я оказался сейчас — середина семидесятых. СССР в самом расцвете. Огромный, величественный и непотопляемый... как «Титаник».
Толстяк смотрел на меня настороженно, и я вдруг четко понял, что меня окружают отнюдь не рослые подростки, просто мое новое тело было, так сказать, компактным. Средненьким таким. Скорее всего, роста во мне было метр шестьдесят, причём от силы. Толстяку я дышал если не в пупок, то куда-то в грудь.
— Да что-то не подумал, извини и за это тоже. Хошь? Я буду Малой, а ты Большой — идет? Пока не вырасту.
Логика была проста — если я каким-то макаром переместился в другое тело, причем в вполне себе уже взрослеющего паренька, то у того уже была своя жизнь, пусть и только начавшаяся. И если я начну не в тему вопросы задавать или нести бред, то так недолго белый билет схлопотать. А с толстяком мы, судя по всему, друзья. Потому он и обиделся, что я ему в ухо дал. Ну кто ж знал, предупреждать надо!
— Нехило тебя мячом припечатало... — он смотрел на мой висок, как будто и сам морщась от боли.
Я коснулся шишки пальцами и тут же отдернул руку. Шишак вон какой, не зря тянуло висок. Мячом так не могло, он мягкий. Наверное когда прилетело, я, то есть мой реципиент, упал и башкой припечатался о землю. Не зря Тамара послала в медпункт.
— Не помню, что случилось-то?
— Как что? я же говорил, тебе по скворечнику мячом прилетело, — захихикал толстяк. - Неужто не помнишь?
Получается, паренька, бывшего в этом теле до меня, тоже вырубило... и куда он теперь делся? И почему вместо него теперь я?
Ладно... Я не стал ломать голову, прикинусь, что просто не помню ни хрена. Бывают же всякие краткосрочные потери памяти после удара? Вот, будет мой случай.
— Сильно меня, похоже, приложили, — вздохнул я и осторожно добавил. — Ничегошеньки не помню. Год-то сейчас какой?
— Прикалываешься? — недоверчиво зыркнул толстяк, прищурившись. — Так-то семьдесят шестой на дворе. Хех! Нуты коры мочишь, Мих!
— Зуб даю, Сенька! Как у Жени Лукашина из "Иронии судьбы", память отшибло, — я намотал на ус дату, всё-таки правильно я сообразил, середина семидесятых.
Значит, у меня не только смена тела, но и времени. Здравствуйте, мои 70-е. Эх, вот бы еще в самого себя угодить, когда был молодой и дурной. Так бы и на Олимпиаду поехал, а зная, что Витьку доверять нельзя, с валютой бы в тюрягу не загремел. Но и такой новый шанс тоже неплох, правда? Лагерь, вроде, даже спортивный, сразу направление задано верно. Надеюсь, это все не глюки и я здесь подзадержусь... И не проснусь в палате или в морге. Хотя в морге не просыпаются.
Нет! Ну точно это никакой не сон. Такие детали невозможновыдумать. Говорят, во сне невозможно разглядеть собственные пальцы. А тут даже грязь под ноготками вижу. Как живую... И заусенцы погрызанные.
— Пить надо меньше! Надо меньше пить! — расплылся в улыбке Сеня, показывая свою кинематографическую осведомленность.
Я смекнул, что он парень добродушный, доверчивый и отходчивый. Кто он Мише? Товарищ? Друг?
— А чего это мы с тобой решили за территорией кататься? — я приподнял бровь и поморщился, в виске неприятно запекло.
На мимике надо пока экономить. Толстяк же отвел взгляд и пнул камушек. Зло так пнул, тема явно ему была неприятна.
— Так иначе они бы велик обратно забрали! Говорю тебе, Лева — дебил!
Ясно. Я, будто следователь, продолжил разматывать клубок, благо Сеня ничего не заподозрил.
— Это самое... — я наигранно поскреб башку. — Лева — это тот хмырь, который рыжий конопатый, убил дедушку лопатой? Самый здоровый из той троицы.
— Блин, мне бы вот так забыть, — мечтательно протянул Сеня и покосился на меня. — Может, тоже головой удариться?
— Ну это без меня. Если хочешь — бейся, только сам организовывай.
— Да шучу я... просто если ты Леву забыл, то быстро вспомнишь! — толстяк как-то невесело хохотнул и поник. — Он-то не забудет твою выходку. Сто пудов...
Еще яснее. Видимо, с Левой у нас сложились не самые хорошие отношения еще до сегодняшнего инцидента. Ну, буду иметь в виду при следующей встрече. Вообще похоже, что теперешний я не особо пользовался уважением среди сверстников. Ну, уважение — дело наживное, разберемся. Что я, себя среди юнцов не смогу поставить?
— Он тебе фингал повесил? — спросил я.
Брови у Сени сдвинулись домиком.
— Мих, а Мих, по чесноку только, ты придуриваешься? Ну как такие вещи можно забыть?! — он обходил меня по кругу, загребая за разговором сандалиями песок и камешки, и возмущённо пыхтел.
— Ничё не придуриваюсь! У меня эта... амнезия после удара. Частичная, слышь? Такое бывает, — заверил я.
— Э... амне... чего?
Сеня явно не знал этого слова, я отмахнулся. С этим, наверное, надо было до медпункта дотерпеть, а может, и вовсе промолчать. Впредь надо получше подбирать слова и вообще следить за языком. Не ругаться, например и поменьше умничать, а еще слов современных не говорить. Непросто будет сохранять образ юнца, когда ты считай что на пенсии и многое в жизни повидал и попробовал. Но придется справляться и получше вживаться в новую шкуру. Но черт побери! Она не такая уж и плохая. Ну хлипковат чуток, зато спина не ноет и астма не душит, дышу я ровно и свободно, а прыгучесть, как кузнечика. Ну, а мышцы, "мясо" и нарастить можно. Дело, так сказать, наживное. Но самое главное — все у меня впереди теперь. Уф... Пока даже не верится.
— Вообще-то, это они мне поставили фингал, когда вчера велосипед забрали! — с напором произнёс Сеня. — И ты сам предложил его сегодня выкрасть обратно и спрятать за забором!
Картинка окончательно собиралась в целое. У нас забрали велосипед, утром мы его собрались обратно отжать, только не вышло ничего. Велосипед наш, но нас спалили. Я кивнул. А Сеня в ответ громко фыркнул:
— Короче, все с тобой ясно, ты просто хочешь от тренировки увильнуть!
— По шахматам? — я скользнул взглядом по шахматной доске, так и оставшейся валяться на земле.
Сене она была до лампочки, значит, пинадлежала мне. Надо бы собрать фигурки, а то непорядок. Я нагнулся и начал собирать в доску ферзей, слонов и пешек. Во как, я оказывается юный шахматист, понятно почему Карповым кличут.
— Каким шахматам, ну ты и кукуруза, царица полей! Шахматисты не ездят в спортивные лагеря, тебя к легкоатлетам приписали в отряд! Не знаю, как ты умудрился такое провернуть...
Шахмат в спортивных лагерях, сколько помню, действительно не бывало. Видимо, я поехал сюда по блату и оказался формально приписан к легкоатлетам.
— А... ты в каком отряде? — уточнил я.
Надеюсь, за это толстячок не разобидится на меня окончательно. Но выдвинуть каких-нибудь предположений я не смог по одной простой причине. Если посмотреть на Сеньку, напрашивается вывод, что он и спорт — это два противоположных берега. И его присутствие в спортивном лагере идет в разрез с логикой, если только здесь у них борьбы сумо нет.
— Ха! Ни в каком, конечно! Мне ваш спорт противопоказан. У меня вегетососудистая дистония! — гордо сообщил он, как будто гордясь заболеванием. Эти сложные слова он знал хорошо. — Просто у меня тут мамка работает. Поваром в столовке.
— Везет же людям, — присвистнул я.
— Точно. Захочу и скажу ей, чтобы в суп этих уродов положили лапки дохлых тараканов! Прикинь!
Я улыбнулся в ответ, а Сеня продолжил:
— Ладно, тебе сказали в медпункт идти, так ты лучше иди, а то потом достанется от Тамары Ипполитовны. Я поехал.
Пацан сел на велосипед. Дзинь-дзинь!
Это Сенька с довольной рожей нажал на звонок. В прошлой жизни, когда я сам пацаном ходил, у меня был точно такой же велик. Правда, на моем еще нарамная сумочка имелась. Надо будет взять у Сеньки погонять. Хотя мне под нынешние габариты больше подойдет «Школьник» какой-нибудь, ну или «Кама». Урал большеват, сидушка высоко, но можно под рамкой ездить.
— Все, контуженный, я погнал! Мне-то, в отличие от тебя, можно за лагерем гулять!
— А медпункт где искать, подскажешь? — спохватился я.
Но толстяк уже отъехал. Я пожал плечами и решил, что и сам не потеряюсь.
|
| |
| |
| admin | Дата: Воскресенье, 09.06.2024, 11:15 | Сообщение # 4 |
|
Избранник
Группа: Администраторы
Сообщений: 844
Статус: Online
| Глава 3
Я зашел в ворота и оглядел лагерь, чувствуя, как по коже расползаются мурашки. Бли-ин, как все тут знакомо, воспоминания накрыли меня просто-таки с головой! В «Искре» имени Кирова, конечно, я никогда не был, но все здесь казалось таким знакомым и узнаваемым. В детсво с головой...
От ворот струилась заасфальтированная дорожка, разветвляющаяся паутинкой в стороны. Дорожку «охраняли» две деревянные свежевыкрашенные фигурки пионеров в почти человеческий рост. Один из пионеров застыл с собачкой, другой держал в руках раскрытую книгу. Я ради любопытства заглянул на страницы и обнаружил там выцарапанное послание: Маша + Коля. И чуть ниже: Сука. Правда, последнее кто-то пытался такими же царапинами зачеркать.
Дорожка шла к статуе Ленина, возле которой обычно во всех советских лагерях проходили линейки. По периметру зеленой территории расположились кирпичные и деревянные спальные корпуса с крытыми верандами, оштукатуренные и уже покрашенные в тематику Олимпийских игр. Всеми любимого Мишки здесь еще не было, он появится чуть позже. Но изображений олимпийских колец и спортсменов из разных видов спорта было хоть отбавляй.
Обособленно стояла «избушка», сложенная из брёвен. Библиотека, конечно. Тут же пищеблок, прачечная, небольшое общежитие для персонала, душевые и постройки административного корпуса и клуба.
Когда-то в таких местах я, будучи прилежным пионером, отдыхал, знакомился, влюблялся и отлично проводил время! И неудивительно, что на меня так накатило сейчас, что аж в глазах щиплет.
Я вздохнул, ощутив прилив эмоций, и рассмотрел большую спортивную площадку. Качели, горка для катания, рукоход, лестница... заметил «паучка», сконструированного полусферой, с пересекающимися лестницами-дугами. Рядом разместились беговые ролики, в наше время давно исчезнувшие. Вкопанные землю автомобильные шины, через котрые надо было упражняться - перепрыгивая. Но так никто не делал никогда. Вот и сейчас, ребетня скакала по ним сверху.
Все дышало простотой и практичностью. Спортивную площадку, как водится, успели подготовить к новому сезону и покрасили. Правда, в некоторых местах остались следы прилипших к краске газет.
Что было за площадкой, я уже не видел, но места в лагере было немало. Все утопало в зелени цветочных клумб и аллей. Тут же трудился пожилой дядечка, кто-то вроде садовника. Не помню, чтобы в пионерских лагерях имелись садовники. Наверное, просто в нагрузку обязали сторожа.
Невысокий крепкий старик с внушительной залысиной на макушке был занят тем, что пропалывал почву, и делал он это с такой тщательностью, будто цветы были его детьми. Никогда не понимал, чего так сверстников тянет к земле — еще успеешь в ней полежать.
На заборе, опоясывающем клумбу, кряхтел радиоприемник, подключенный к перемотанному изолентой удлинителю. Я узнал «ВЭФ-201», он же — главная рабочая лошадка 70-х годов. Помню, мечтал о таком аппарате и даже на него копил, стоил-то радиоприемник без малого сто рублей.
— В Москве продолжается строительство туристического гостиничного комплекса «Салют», приуроченное к проведению Олимпийских игр 1980-года... — вещал диктор из динамика.
Я решил подойти к старику и уточнить про медика.
— Дядь, а дядь, не подскажете, где тут медпункт? — спросил я, крепче перехватывая шахматную доску под мышкой.
Кстати, надо было спросить у Сени, на кой ляд нам с утра пораньше понадобилась шахматная доска, если мы с ним всё-таки не шахматисты. На линейку-то с ней не пойдешь и на велосипеде нормально не покатаешься.
Старик развернулся, и я увидел на его груди прицепленные наградные планки. Ветеран, значит, Великой Отечественной Войны. Так непривычно, что такой молодой... ну, как молодой, лет шестьдесят-то есть, но крепкий такой.
— А, это ты, сорванец, — он пошевелил седыми усами.
Вот тебе и очередной человек, который меня знает, а я его нет.
— Ага, — я нацепил улыбку.
Вообще чувство такое странное, когда первый встречный может рассказать о тебе больше, чем ты сам. Как у боксера после нокаута, когда на первых порах и не помнишь, что тебя нокаутировали.
— Как с шахматами успехи?
— Да нормально, дядь, — я коротко пожал плечами. — Карповым пока не стал, хотя некоторые вот обзывают.
Старик прищурился, посмотрел на мою шишку и зацокал.
— Во даешь, шахматист, кто тебя так? Доской по голове заработал?
Он снял резиновую перчатку и сунул руку в широченный карман штанов. Достал небольшую тоненькую брошюрку. Листы давно пожелтели, сама брошюрка была обернута в газетную бумагу.
— Держи! Думал тебе после обеда передать, но — раз встретились...
Старик с важным видом вручил мне брошюрку и по-отечески похлопал по плечу. Я что-то промямлил.
— Не благодари. Ипполитовна-то в курсе, что ты тут шлендраешь?
Я взял книжку, открыл ради приличия и прочитал название на титуле: «Программа подготовки юных шахматистов IV и III разрядов». Автором был указан Голенищев В. Е., год выпуска: 1969-й.
— Спасибо большое! Тамара Ипполитовна меня как раз в медпункт отправила.
— Расти большой, — хмыкнул старик.
Для виду я полистал пособие, рассматривая желтые странички с черно-белыми картинками, тоже немного выцветшими. Куча схем, шахматных ходов, без ста граммов не разберешься, как говорится. Никогда особо не разбирался в этой игре, и помнил разве что знаменитое «лошадью ходи, лошадью».
Сделав вид, что крайне впечатлен подарком, я сунул книжку за пояс, чтобы не таскать в руках.
— Медпункт там, — старик махнул на еще одну постройку в один этаж, больше смахивающую на вагон. — Поторопись, Алла сегодня в город собралась.
— Еще раз спасибо, — я благодарно кивнул. — Ну я пойду?
И уже собрался уходить, получив искомое, но старик добавил задумчиво:
— Ты это, Миш, подумал?
Ну вот, те самые моменты, из-за которых можно быстренько прослыть психом. О чем я тут должен был подумать? Я решил, что не буду переспрашивать, с такими как старик о договоренностях забывать нельзя. Добродушная его физиономия явно не зря контрастировала с холодным и вдумчивым таким взглядом.
— Думаю еще, — заверил я.
Постепенно, может быть, и выясню, о чём тут речь, а пока решил отбрехаться.
— Ну смотри, а то заходи ко мне, цветочки поможешь высадить. А с ребятами я поговорю, чтобы вас не трогали.
Я улыбнулся шире, снова буркнул что-то вроде «спасибо» и пошел к зданию медпункта. Выходит, ни для кого не новость, что мне местная шпана прохода не даёт. А насчет «с ребятами поговорю», наивный он всё-таки старичок. Вряд ли шпана его станет слушать. Он кто? Сторож, наверное, ну или завхоз, да еще и в глазах моих нынешних сверстников — доисторический динозавр...
Я подошел к двери, на табличке черным по белому было написано: «Медицинский пункт». Трижды коротко постучав, подождал, когда меня пригласят войти, но никто не ответил. В окна было не заглянуть, все они оказались завешены белой тканью, больше похожей на фрагменты простыни, вместо занавесок. Значит Алла успела смотать удочки чуть раньше, чем обещала. Так — значит, так, всё равно на деле в помощи я не нуждался, и подобные шишки обычно заживали на мне, как на собаке. Хотя зеленкой помазать все же стоило, чтобы воспитательница, или кто там она, успокоилась, а то ведь всю плешь проест.
Для приличия я подергал ручку, но дверь была заперта. Ну что же, не срослось. Я развернулся, собираясь уходить, как послышался шорох по ту сторону двери, следом раздался звук отщелкивающегося шпингалета и скрип петель.
— Мишенька, ты ко мне? — спросили звонким, как ручей, голоском.
Вот блин, не успел уйти. Я замер и медленно развернулся, мельком подумав — интересно, а в лагере есть девчонки? А то ведь без них скучно будет.
На пороге стояла девушка с волнистыми каштановыми волосами. Скорее всего, вчерашняя выпускница. А может, даже еще студентка, проходящая в лагере практику.
— Здрасьте, — я зажевал слова, чувствуя, что почему-то краснею при ее виде.
Девчонка же была не только красивой, отдаленно смахивая на Светлану Тома из культового «Табор уходит в небо», но и стильно одетой, что в Союзе встречалось реже естественной красоты.
Аккуратная блузка, кокетливый поясок, юбка чуть ниже колена, тоже в кассу. Блин, Алла, что ты делаешь, Алла, что ты делаешь со мной! Будь я постарше годков на пять... но есть как есть, для окружающих у меня пока на губах не обсохло молоко.
Я поймал себя на мысли, что засмотрелся на врача (или медсестру, я пока не знал точно), и поспешил отвести взгляд, чтобы не спалиться. В четырнадцать (мне примерно столько сейчас) до взрослых девчат, особенно таких модниц, как до Луны.
— Что случилось? — она вырвала меня из шальных мыслей.
И да, она явно переодевалась, чтобы уйти, поэтому и не открыла дверь сразу.
— Извините, не хотел никого отвлечь, у меня все в порядке, — заверил я.
Но девушка оказалась внимательной, еще секунда, и она воскликнула уже совсем другим голосом:
— Где же в порядке, Миша! У тебя гематома, и на лбу кровь. Вчера только Сеню лечила, а теперь ты!
Ну, в боксе и не такие гематомы встречаются, а вот кровь... не знал, что у меня кровь на лбу. Видимо, стесал лобешник при падении.
— Что же вам эти негодяи прохода не дают, — Алла всплеснула руками. — Заходи, я тебя осмотрю.
— Да это царапина, — я попытался отмахнуться, чувствуя неловкость.
Непривычно как-то, что за меня заступается девчонка.
— Заходи, кому говорю!
И Алла отошла от дверного проема, освобождая проход. Ну раз она настаивает, я не буду мяться и зайду внутрь.
— Присаживайся, а я переоденусь, нельзя проводить медицинские процедуры без соблюдения санитарных мер.
Она скользнула в подсобку. Я пожал плечами, сел на стул и огляделся. Взял со стола зеркальце, видимо, забытое Аллой, и впервые увидел в отражении нового себя. Из зеркала на меня смотрел мальчишка с загорелой кожей, с большими голубыми глазами и высоким лбом. А что, мордашка вполне себе не отвратная, даже где-то симпатичная, я улыбнулся сам себе и подмигнул. Что, Мишаня, повоюем?
Опустив зеркало, осмотрелся. На стене висел плакат для проверки зрения, неподалеку стояли весы и ростомер. Тут же старый лакированный стол из дсп и парочка грубо сколоченных табуреток, свежевыкрашенных.
Пока Алла переодевалась снова в халат, я решил не терять времени и провести эксперимент. Встал на весы и измерил рост. Я с некоторым унынием смотрел на эти показатели. Метр шестьдесят два и пятьдесят килограммов... Не густо, но для подростка вполне сойдет. Пока сойдет...
— Вырастешь еще, не переживай, — Алла вышла из боковой двери в белом халате, который шел ей не хуже прошлого наряда. — У меня брат до пятнадцати не рос и был метр с кепкой, а потом ка-ак вымахал! Меня перерос за лето.
И она показала рукой в воздухе отметку — сантиметров на десять выше собственной макушки. Утешение так себе, да и голос этот её сочувствующий...
Я не ответил, вернулся к стулу, сел и смиренно сложил ладони на коленях, как и подобает подростку... Будем играть новую роль, которую судьба мне уготвила.
Алла взяла со стола йод и вату, подошла ко мне:
— Голову повыше. Вот так, еще чуть-чуть, — она взяла мой подбородок и зафиксировала рукой.
Я даже сглотнул — декольте врачихи оказалось всего в десятке сантиметров от моих глаз. Она тем временем аккуратно обработала йодом рану, начало щипать. Я не показал, что испытываю боль, и вытерпел процедуру, как пленный партизан.
— Какой ты сегодня молодец даже не пикнул, — Алла выкинула ватку с йодом в железный лоток и следом взяла еще одну, но смочила ее уже чем-то другим. — Шишка у тебя серьезная, надо обязательно понаблюдать, голова не кружится?
— Неа, — выдал я, сдержавшись, чтобы не мотать головой.
— Ну-ка коснись пальцем кончика носа.
Я проделал манипуляции, и вышло это достаточно ловко. Алла оттерла ватой кровь с моего лба, пришлось немного потереть, потому что та успела запечься.
— Все, теперь я тебе повязку наложу, и завтра обязательно покажись мне. Хорошо?
Она взяла бинт и, сделав несколько витков вокруг моей головы, зафиксировала повязку, обрезав излишки специальными ножницами. Всегда было интересно, почему хирургические ножницы имеют такую необычную форму. Надо будет завтра спросить, потому что сейчас, закончив со мной, Алла заторопилась.
— Директор велел ехать в город, там лекарство нужно получить, — пояснила она, хотя могла бы ничего не говорить.
— Тамара Ипполитовна? —
— Миша! — Алла с укором посмотрела на меня. — Туда же? Шутишь?
— Эм... — я дал понять, что не понимаю, где пошутил.
— Не надо перенимать от Льва всякие глупости. Директор у нас Савелий Иннокентьевич, а Тамара Ипполитовна — старшая пионер-вожатая и тренер по гимнастике.
Понятно, значит, усач — директор. Ну неудивительно, что я попутал. Тут никаких подначек от Левы, в принципе, не нужно. Никогда не подумаешь, что директор — этот щуплый и безынициативный мужичок. Другое дело Тома, она из тех, кто коня на ходу остановит.
— А в какой город едете за лекарствами? — я решил переключить тему.
— Так в Ростов-на-Дону, других тут рядом все равно нет, — заверила Алла и ускользнула в подсобку, снова переодеваться.
Ага, выходит, лагерь у нас на Дону.
Переоделась Алла теперь куда быстрее, действительно торопилась.
— Михаил, мы с тобой заболтались. Передай Тамаре Ипполитовне, что сегодня тебе показан постельный режим.
Я решил не возражать, вышел из медпункта, бросив напоследок дежурное «до завтра». Повязка на голове давила и была жутко неудобной (а кроме того, выглядела наверняка совершенно идиотски и в целом не имела никакого смысла), но я не спешил ее снимать, чтобы никого не нервировать. За спиной Алла закрыла дверь медпункта и побежала к воротам. Там ее ждал молодой человек лет двадцати. Он был занят тем, что копался под капотом «Москвича». Но когда Алла подбежала, махнул рукой и закрыл капот. И чмокнул Аллу в щеку. Ясненько.
Понятно, что никакой постельный режим я соблюдать не собирался, а двинулся прямиком к корпусу, где уже собирались пионеры.
|
| |
| |
