Продолжение следует
Таким вопросом мучились до полудня и остальные бойцы. А вот обедали уже спокойно. Снаряды австрияк ложились с большим недолётом до позиции русских. Солдаты истово крестились и благодарили душу погибшего разведчика, что заступился за своих — сбил прицел врагу. Про чёрную комнату уже почти и не вспоминали. Мало кто успел внутрь зайти, а теперь часовые вовсе никого не подпускали. О полевом шамане упоминали лишь шёпотом. Было что–то… страшное в молодом казачке, словно таилась в его теле могучая неведомая СИЛИЩА. Словами объяснить это чувство никто не мог, но вот на уровне животного инстинкта ощущали все, кто рискнул прямо заглянуть в бездонные глаза казаку, в надвинутой до самых бровей, чёрной папахе.
На следующий день ротный медпункт был готов к приёму раненых. А то, что они скоро поступят в изобилии, поручик Ширков уже не сомневался.
— Сегодня снаряды уже с «перелётом» за окопами ложатся, — выглядывая из щели блиндажа, отметил поручик.
— А вам, Ваше благородие, не показалось, что вчерась крест, будто бы, из могилы вылез и плечи расправил, — глядя на поле в окуляры бинокля, спросил командира унтер–офицер.
— Ага, Берёзкин, а этой ночью он опять скукожился и в землицу зарылся, пуще прежнего, — кивнул поручик, догадавшись, кто австрийцам прицел сбивает. — А ну–ка, зови сюда штатного полевого шамана — пытать будем.
Через пару минут в блиндаж заявился сам казак–затейник.
— Ну, что скажешь, Алёша Попович? — махнул рукой в сторону могильного креста поручик. — Долго ещё нас святое распятие оборонять сможет? Вчера сплошь «недолёты» были, сегодня весь день «перелёты». Классическая «артиллерийская вилка» получается. Завтра все снаряды немчура точно в цель положит.
— А для них не будет — завтра, — загадочно улыбнулся чудо–казак. — Дозвольте, Ваше благородие, ночью в разведку сходить.
— Одной казачьей шашкой со всей вражьей артиллерией разобраться хочешь? — ехидно ухмыльнулся поручик, а у самого аж мурашки по спине побежали.
— Я всего лишь простой казак, — развёл руками полевой шаман. — Бог войны покарает злыдней, а я только… правильный прицел поставлю.
— От скромности ты, Алёша Попович, точно не умрёшь, — нервно рассмеялся поручик. — Иди, готовься к ночному рейду по тылам противника. В помощь кого возьмёшь?
— В одиночку сподручнее, — отмахнулся богатырь. — К утру, Ваше благородие, улажу проблемку.
— Кто бы сомневался?! — криво улыбнулся поручик и поёжился. — Ты… там это… ну, сильно на рожон–то не лезь… В общем, Алёшка, береги себя.
— Не волнуйтесь, Ваше благородие, я только погляжу, как там у немчуры всё устроено, чтобы богу наводку точную дать, и сразу домой.
— Казак Ермолаев, уйди с глаз моих! — не выдержали нервы у поручика.
Алёшка озорно улыбнулся, развернулся кругом и строевым шагом вышел из блиндажа.
У него уже созрел план действий, надо теперь убедить в его осуществимости подпоручика Щетинина. Вчера Алексей смог настоять на экономии снарядов, чтобы было чем немца крыть. Да ещё попросил командира батареи обратиться к соседям, взять взаймы чуток боеприпасов.
Щетинин был заинтригован и снарядами запасся, хотя в саму идею, уничтожения одним махом всей вражеской батареи, не верил. Но о чудном казаке ходили среди солдат легенды — чем чёрт не шутит?
— Ну, Алёша Попович, удиви меня, — с распростёртыми руками встретил казака командир батареи. — Поведай свои доводы–выводы.
— Прошу, Ваше благородие, подойти ближе к склону холма, — указав ладонью, пригласил казак, — отсюда лучше обзор на театр боевых действий.
Поручик встал за спиной казака, осмотрел окрестности в бинокль. За полосой лесного массива грохотали австрийские пушки, но точно угадать, откуда бьют, невозможно. Позади линии окопов левого фланга русских вздымались чёрные грибы взрывов.
— Мажет немчура! — довольно улыбнулся Щетинин.
— Моя работа, — расправил плечи казачок.
— Как сумел?
— По ночам ходил к могилке вашего разведчика, с крестом баловал, — сдвинул на затылок папаху казачок. — Крестовина–то составная, палки можно раздвигать.
— Ломал ориентир врагу, — похвалил артиллерист. — Только всё равно пристреляются, дай срок.
— А вы, Ваше благородие, не находите странным, что батарейцы, уж какой день, пристреляться не могут? — повернулся лицом к офицеру Алексей.
— Действительно, странно, — опустил бинокль подпоручик и задумался. — Похоже, они каждое утро ориентир заново берут, а ты им картину по ночам портишь.
— А я ещё догадался, почему вы австрийскую батарею подавить, уж неделю как, не можете.
— Так закопались хорошо, а мы вслепую бьём.
— И каждый день по пустому месту, — улыбнулся наглый казачок.
— Поясни, — нахмурился офицер.
— Раз немчура каждый день прицел настраивает, значит… — Алексей сделал драматическую паузу: — каждое утро меняет позиции.
— Летучая батарея, мать твою! — в сердцах хлопнул себя по лбу подпоручик, аж фуражку чуть не сбил.
— Осталось теперь выяснить координаты последней ночёвки и ранним утречком, пока солнце ещё не взошло, накрыть голубчиков. Может, пушки и не разобьём вдрызг, зато от орудийной прислуги перья по всему лугу разметаем.
— Так прогалина за лесом длинная, как узнаешь — где гадюки ночуют?
— Надо сходить подсмотреть, — подмигнул казачок.
— Полковая разведка уж пыталась, — безнадёжно махнул подпоручик. — Не проползти через сплошную линию окопов. У австрийцев за первой, временной, ещё три основных готовится. Колючую проволоку в несколько рядов натянули — надолго окопаться решили.
— А если со стороны заболоченного леса прокрасться?
— Пробовали. По краю болота, тоже проволочные заграждения навертели. Не пройдёшь.
— Так проволокой лес не перегородишь, — усмехнулся казак.
— И как?… — выпучил глазки подпоручик.
— Аки белка, с веточку на веточку, — показал на пальцах прыжки лихой казак.
— Ночью белки не прыгают, — отшагнул от сумасшедшего разведчика Щетинин.
— Так казак — не белка, — бесшабашно рассмеялся пацан, — он и птицей порхать обучен.
— А сквозь сплошную полосу окопов, как пройдёшь?
— Тихонечко, — продолжал, улыбаясь, издеваться пластун. — Вы, Ваше благородие, чуете, кто у вас за спиной стоит?
— Никого не вижу, — резко повернув голову, оглянулся офицер.
Когда он вернулся в исходную позицию, то с удивлением отметил исчезновение казака.
— А я там стою, — положив руку на офицерский погон, испугал Щетинина баловный пластун.
— Тьфу, на тебя, чертяка! — схватился за сердце подпоручик. Он не слышал даже шороха, а ведь у самого под сапогом, при малейшем шевелении, каменная крошка хрустит. — Ох, и бесшумно ты крадёшься, злодей.
— Обучен, — скромно пожал плечами казак.
— Ну, и зачем мне невидимка за линией фронта? Как ты будешь вести корректировку огня батареи.
— Вы, Ваше благородие, в свою биноклю–то на лес внимательно поглядите–ка, — прикинулся малограмотным простаком хитрый казак. — Узрели верхушку самого высокого дерева на краю заболоченного леса.
— Не знаю край ли то, но одинокую сосну из массива выделил, — уставился в окуляры офицер.
— Я её тоже отсюда примечу, — кивнул Алексей. — Это и будет точка отсчёта угловых координат.
— Так я не сова, чтобы в предрассветной мгле её потом разглядеть, — всплеснул руками артиллерист и указал пальцем в сторону ненадёжного ориентира. — У тебя, казачок, компас хоть есть?
— Ага, тут, — постучал пальцем по виску сын ведьмы. Алексей видел потоки Силы, и гравитация наводила его природный компас не хуже, чем подсказывала почтовым голубям, или блудливым котам, путь к родному дому. — А ещё, мне покойный есаул карманные часы подарил. Сверим время?
Подпоручик достал из нагрудного кармана свои, сверился с казацкими — сошлись точно.
— Что ещё тебе понадобится?
— Дайте, Ваше благородие, полевую карту местности. Я на ней каракулей нарисую, — хихикнул озорной паренёк. — И бутылку керосина пожертвуйте на растопку. Я из сосновой кроны маяк сделаю, пару часов погорит.
— Ну, и на кой чёрт мне такой ориентир в кромешной тьме?
— Так он не только вам надобен, огонёк и мне пригодится. Опорной точкой координатной сетки будет, да и подсветка хорошая. Прошу, достаньте карту из планшета.
Офицер присел на корточки, разложил карту, прижал камнями углы.
— Мы — тут, — присев рядом, поставил ладонь по гребню нарисованного холма Алексей, — австрияки за лесным массивом кочуют, — вторая ладонь казака легла параллельно. — Сегодня, в одиннадцать часов ночи, вы разожжёте один костёр на батарее, второй — ровно в ста метрах правее по гребню холма. Это будет мне мерой длины. Я уже умею вычислять расстояние до цели, используя известный эталон.
— Пригодился учебничек, значит, — довольно улыбнулся офицер.
— От сосны–маяка ведём линию обстрела вдоль кромки леса, через всю скрытую поляну, где кочует летучая батарея. Разбиваем зону обстрела на восемь секторов.
— Для точности, лучше бы на двенадцать, — включился в игру азартный офицер.
— Можно и на двенадцать, — махнул ладошкой главный затейник. — Сосну потушить не смогут, да и вряд ли ночью захотят хлопотать. А я по её огню буду ориентироваться и откладывать расстояние по карте. Линию прицеливания я определю по двойным разрывам снарядов. Следует, каждые пятнадцать минут, обстреливать новый сектор, с интервалом двойных выстрелов — в одну минуту. В промежутках, можно хаотично постреливать одиночными, чтобы не показать врагу чёткость системы. Двойными бить по одной линии, но на разную дальность.
— «Артиллерийская вилка», как по учебнику?
— Так точно, Ваше благородие!
— А как же ты, казак, в неверных отсветах пожара и всполохах взрывов, сумеешь точно все места попадания снарядов нанести на полевую карту?
— А мне все и не надо, — улыбнулся разведчик, — только два точных, что ближе всех к батарее лягут.
— Да хоть и два, как?!
— Шагами до батареи померю, — весело рассмеялся мальчишка.
Щетинин внимательно глянул в лицо казака и поверил: этот озорной бесёнок, и вправду, шагами отмерит…
В ночь Алексей ушёл в разведку. Ну, как ушёл, пролетел через заболоченный лес — делов–то, умеючи. Потом, дождавшись появления огней на вершине холма и сигнального выстрела по краю первого сектора, облил крону высокой сосны керосином и запалил огромную путеводную свечу. Австрияки подумали, что хвоя сухой сосны загорелась от попадания снаряда. Пожар тушить ночью никто не бросился, лес сырой — не загорится. А снаряды русских ещё три часа продолжали лениво без толку долбить темноту, лишь нервируя и мешая спать.
Перед рассветом Алексей появился на батарее, отдал офицеру испещрённую значками и веером прямых линий карту. Щетинин лично выставил каждое орудие по головному, которое он загодя установил на ровную каменную платформу, а перед ним начертил мелом линии двенадцати секторов для стрельбы. С «эталонной» пушки он и палил парными выстрелами полночи. Теперь только заштриховал «золотой сектор» и подкорректировал угол наклона ствола, с учётом «артиллерийской вилки».
Забрезжил рассвет. В полевом лагере «летучей батареи» австрийцев засуетилась артиллерийская прислуга, подогнали к лафетам орудий конную тягу. Начали впрягать тяжеловозы в телеги, с ящиками боеприпасов. И тут с неба прилетело!..
Первым же залпом русские накрыли вражескую батарею. Люди, кони, пушки, телеги — всё перемешалось в хаосе огня и дыма! А русские орудия не умолкали — беглый огонь продолжал перекапывать лагерь артиллеристов. Снаряды русских угодили в ящики с боеприпасами — ураган взрывов вздыбил землю, сломал и подбросил, словно поленницу дров, ряды вековых сосен. За чёрной кромкой леса до самого неба выросли клубящиеся грибы дыма.
Алый диск солнца выглянул из–за горизонта, окропив багряным светом мрачный строй тёмно-зелёных лесных исполинов, чёрные шапки адских грибов, кружева облаков. А на гребне далёкого русского холма встала, загораживая спиной рассвет, одинокая фигура казака. Как и пророчил полевой шаман: завтра настало не для всех.
Командир артиллерийской батареи, взмахом сверкнувшего в утренних лучах стального палаша оборвал грохот пушек. Вложил клинок в ножны, снял фуражку и с опаской глянул на тёмный силуэт фигуры на краю площадки, замерший на фоне алого диска светила и полыхающих огнём облаков. Артиллерист истово перекрестился и прошептал, как молитву:
— Воистину — бог войны…
